Девушка рассказала отцу дело Дегжа, передала точно все его выражения, подробности происшествия, и как кончила рассказывать, то Ферроль развел руками.
— Это как дурной сон, — сказал, подумав, оружейник. — Так бывает только во сне. Я не смею ни судить его, ни даже размышлять о таком черном несчастии. Тут, Харита, заложен предел всяким соображениям. Кстати, я забыл фамилию мясника. Это не тот, случайно, мясник, который пришел в Гертоне к старухе?
— Не знаю, тот ли, — ответила Харита, снимая передник, — но фамилия того мясника одинакова с фамилией этого: Гайбер. Я тоже подумала.
— Странные бывают случаи, — заметил Ферроль, направляясь обратно, но если это тот самый мясник, то Дегж… Однако я не смею судить. Идем. Накорми его как можно лучше: он заслужил все доброе, что есть в наших руках.
В десять часов утра с острова д'Авелес отъехала, направляясь в Гертон, лодка; ветра не было, а потому Фабиан Сульт греб, утомился и до безумия захотел пить.
Так как у него с собой не было воды, он пристал к песчаным береговым буграм в виду форта Бернгрев — развалины, сохранившей четырехугольник стены и половину внутреннего здания, теперь уже неизвестного назначения.
Из-за стены шел дым, ворота были полуоткрыты. Сульт оставил лодку непривязанной и, надеясь застать людей, прошел к наружной двери каменного невысокого здания.
На его стук женский голос ответил: «Войдите!» Сульт вошел и увидел молодую девушку, сидевшую с вязаньем в руках; на ней были синее платье, черный передник и схватывавшая темные волосы бисерная зеленая сетка.
Вежливо поклонясь, Сульт объяснил причину вторжения, принял из маленьких, темного вида рук девушки медную кружку с водой, напился и задержался, так как, рассмотрев оную хозяйку, испытал редкое удовольствие, которое ему захотелось продлить.
Девушка была хороша, как ее — цвета голубой тени — глаза, ясно устремленные из-под темных ресниц на молчащего Сульта.
Стройная, без сухости, оживленная, даже когда просто стояла, опустив руки, она двигалась по-детски авторитетно; ее голос грудного оттенка звучал открыто и приятно, как будто она всегда испытывала удовольствие от того, что говорила.
— У меня от зноя немного кружится голова, — сказал Сульт. — Разрешите посидеть немного в этой прохладной комнате.
Девушка поспешно придвинула к нему стул, он уселся и начал обмахиваться широкой шляпой, поля которой почти касались его плеч.
Девушка села в кресло и возобновила вязание из белой шерсти. «Это будет платок, — сказала она, встряхивая связанной полосой. — Такой большой, как одеяло».
Хотя у Сульта не создалось впечатления, что эти слова обращены к нему, он все же спросил, долго ли она будет его вязать.
— Месяца полтора, — ответила девушка, услышав шаги на дворе, вышла, возвратясь с молодой женщиной в кожаной рыбацкой шляпе, короткой юбке и белой блузе с расстегнутым воротником. У женщины были густые черные волосы, ее смуглое худощавое лицо выражало упрямство и скрытность. Она медленно улыбнулась.
— Меня зовут Харита, — сказала ей хозяйка старого форта. — Я дочь Ферроля.
— В таком случае можно переговорить с вами, — заявила посетительница. — Я с острова д'Авалес. — Она пристально взглянула на Сульта. — Не вас ли я видела вчера? Вы шли с учителем Ледервеем, таща какие-то сетки.
— Да, я гостил у него, — сказал Сульт. — Ледервей — мой старый приятель, и мы оба любители-натуралисты; ловили целый день у скал мелких морских животных.
— Так. Я к вам, милая Харита, с просьбой устроить фейерверк; заказ для вашего отца. Хотите, поговорим?
— Очень кстати, — засмеялась Харита, — сидим без денег.
— Меня зовут Бонифация Дорлент, у нас через две недели будет семейный праздник, — объяснила женщина, подходя с Харитой к столу, где они сели, и Харита, взяв с книжной полки лист бумаги, приготовилась записывать.
— Двойной день рождения, — объявила Бонифация, указывая на вошедшего мужчину. — Мой и моего жениха, Юста, Юстина Флетча. Желательно щит с вензелями и разные веселые штуки.
Малодушно оставаясь сидеть, Сульт слышал весь разговор. Если говорила Бонифация, начисляя количество ракет, колес и фугасов, Харита водила карандашом, рисуя по прихоти листья и размышляя; сама делая замечания, она смотрела на Бонифацию, живо повертываясь к собеседнице. «Еще можно такую ракету, — говорила Харита, — из нее высыплются звездочки и потекут, как по бархату, золотые капли. Фугасы я вам советую с огненными гроздьями, рождающие другие гроздья. Колесо есть такое — сначала вертится в одну сторону, а потом в другую».
— Жаль, что я не знал, чем занимается ваш отец, — сказал Сульт, — я тоже заказал бы фейерверк.
Харита рассеянно обернулась: «Ну вот, теперь вы знаете».
— Да, кстати, моя сестра любит фейерверки, и я потом буду с вами говорить.
— Хорошо. Погодите, — спуталась Харита, поправляя цифры. — Итак, мы с вами условились, Бонифация. Это все?
— Все. А затем скажите, сколько это будет стоить.
— Я не знаю; отец сообщит вам.
— Приезжайте к нам, на д'Авалес, с отцом 26-го, — обсуждая свой заказ, Бонифация решила пригласить Хариту с ее отцом в день праздника для того, чтобы Ферроль особенно хорошо сделал работу и, быть может, прибавил бы что-нибудь в виде подарка к условленному списку изделий.
Хариту не пришлось долго упрашивать: девушка еще не была на острове, и ее привлекла мысль провести вечер на празднике зажиточных рыбаков.
— Но я не могу обещать вам за отца, — прибавила она, давая свое согласие, — тем более, что должен же кто-нибудь здесь остаться.
— Если хотите, — заявил Юстин Флетч, — мы пришлем вам двух рыбаков, которые здесь посторожат и переночуют.
— Вы видите, как Юст предупредителен, когда нужно, — стесненно заметила Бонифация, не совсем довольная вмешательством жениха. — Тогда вашему отцу нет причин оставаться дома. А мы пришлем за вами большую хорошую лодку, так что вы будете ехать спокойно и в безопасности.
— Благодарю вас, — с удовольствием сказала Харита, — я к вам приеду.
Бонифация почувствовала к Харите своеобразное женское недоверие, а Харите понравилась Бонифация, она даже расположилась к ней и встала ее проводить; та уже начала собираться, но, замедлив, спросила молодую хозяйку:
— Правда ли, дорогая Харита, что у вас взращены какие-то особенные, чудно-прекрасные цветы, которые вы никогда и никому не показываете?
Девушка обаятельно покраснела, и Сульт заметил ее смущение: лгать и притворяться она не могла, а отвечать подробно ей не хотелось. Ее взгляд замкнулся, утратив веселое выражение, и, беспомощно разведя руками, Харита нерешительно произнесла: «Не знаю, что вам на это сказать. У меня, правда, есть немного цветов, которые — это тоже правда — я никому не показываю, но никак я не думала, что о них станет известно».
— Как же! Говорят — ну хоть, например, у фермера Коллотина, где мы были прежде, чем зайти к вам, — цветы у вас больше Юстовой шляпы и такие красивые, что не наглядишься.
Сульт искренне пожалел девушку — так, видимо, неприятен ей был этот разговор, но любопытство его возросло.
— Ну, может быть, когда вам наскучит одной любоваться этими цветами, вы их нам покажете, — захохотал Юстин Флетч.
— О, нет! — живо возразила Харита, уже тихо смеясь. — Нельзя. Никто не увидит их.
— Ради шести стаканов воды! — воскликнул плененный очевидностью тайны Сульт.
— Почему?
— Я могла бы вам не ответить, — мягко обратилась к нему Харита, — тем более, что никто не вправе допытываться у меня такого ответа, но так и быть, скажу. Чтобы понять, почему не показываю эти цветы, надо их видеть. Поэтому-то их и нельзя никому видеть.
— Замысловато сказано! — проревел Юст, в то время как Бонифация пристально и тяжело рассматривала Хариту и, обескураженная оборотом разговора, слегка надулась.
— Боитесь, что их кто-нибудь стянет? Ну, так приезжайте в д'Авалес, я вам покажу такие тюльпаны, каких, верно, нет и в ваших оранжереях. Мы чиниться не будем! Идите! Смотрите! Хватит на все глаза, даже еще останется!
Довольный своей речью, Юст рассмеялся и обтер лицо пестрым платком.
— Теперь мне уж так захотелось увидеть, что я не отстану от вас, — сказала, поднимаясь, Бонифация. — Но вы не волнуйтесь так, милая. Что делать? Ваше право, ведь вы хозяйка в своем доме, а мы — люди, право, не гордые и не обижаемся. Идем, Юст. Приезжайте, дорогая Харита.
Они вышли, а Сульт задержался.
— Что же вы? — спросила Харита. — Они будут ловить вашу лодку.
— Меня интересует вопрос, — объяснил ей Сульт, — если никто не видел ваши цветы, как могло стать известно о них?
— Вот я стою и думаю: как? Я была, правда, поражена.
— Должны были вы сказать, что у вас ничего нет.
— Может быть. Теперь мне следующее пришло в голову: однажды мой отец был дома один…
