не желала отпускать мое тело. Даже не будь я скован огромным щупальцем, едва ли смог бы самостоятельно устоять на ногах. На помощь же со стороны Бени рассчитывать не стоит. Его лозы погибнут, прежде чем успевают дотронуться до твари. Слишком уж опасны для них повисшие в воздухе миазмы и черная слизь.
Я даже не могу покрыть Сущность матом, потому как язык оставлен в лесу эльфа в качестве запасного плана...
— Последнее слово будет? — воткнув сабли в камень и скрестив на груди лапки, Сущность смотрела на меня не моргающими, черными, словно сама бездна, глазами. — Или после стольких злоключений собираешься лишиться жизни, словно ведомое на убой зверье — молча следуя по проторенному пути?
«Молча? — я хотел усмехнуться, но получилось только прокашляться кровью. — Ты прекрасно видишь ход моих мыслей и можешь прочесть там таких ругательств, что заставят самых матерых сапожников прикрыть руками красные лица, так чего еще... — на мгновение я замер. Даже усилившееся давление щупальца не могло отвлечь меня от зародившейся мысли. — Или тебе так важно именно услышать от меня эти слова, важно чтобы я произнес их, важно чтобы я отрастил себе новый язык, а заодно лишился возможности вырастить из брошенного эльфу языка новое тело?»
Вопреки спокойному виду Сущности, подконтрольный ее воле монстр пришел в ярость от моих заявлений. И сотни проросших на его теле клыкастых пастей впились в меня, выдирая каждый восстанавливаемый кусок плоти.
Однако мы оба понимаем, насколько это бесполезно. Я не чувствую боли, напугать же подобной дешевкой меня в жизни не выйдет. Даже если монстр растерзает тело на части, я не умру.
Не умру, но исцелюсь.
И каждый проглоченный кусочек меня наглядно объяснит твари, почему не следует пытаться сожрать регенератора. Ведь будь внутри него хоть сотня, хоть тысяча клыков, хоть разъедающая все и вся кислота... ничто не помешает мне слиться с ним воедино, перенять его собственную плоть и размножить ее, лишая тварь даже возможности пошевелиться.
Если не разрывая ее изнутри.
Сотни рук вырвались наружу, насильно пробиваясь сквозь клыкастые пасти. Пусть контролировать новые конечности я не мог, но того и не требовалось. Ведь что нельзя взять силой, всегда можно подавить количеством. И мне плевать, сколько при этом раз придется отрастить новые конечности, плевать сколько раз их растерзают на части, и плевать сколько при этом будет пролито крови.
Я не остановлюсь, пока реки пролитой крови не сменят свой цвет с красного на черный.
И монстр из щупалец уже сполна должен был ощутить силу моей решимости, прорывающуюся комьями плоти из его ртов, что больше никогда не будут закрыты. Стоило только клыкам сомкнуться и проделать в разрастающейся биомассе новых отверстий, как их накрывало ответной реакцией, порождающей новые и новые части тел. И если они не впивались в сочленения монстра, то разрастались все больше и больше, сливаясь с его щупальцами и сковывая их словно скульптуру из плоти.
Раздутую; неказистую; сочащуюся помесью черной слизи и алой, шипящей и испаряющейся крови; изрыгающую из себя ошметки плоти, но все такую же живую и верную своему господину скульптуру из плоти.
Более это непотребство не могло удерживать смертельную хватку на моем теле.
Стараясь не упасть, я неуверенно стоял на своих двоих и с вызовом смотрел на Сущность. Слов не требовалось, она уже прекрасно знала провокационный посыл моих действий. И пусть я не могу ответить ей ни силой, ни словом, исцеление все еще может послужить мне достойным подспорьем.
И даже самая мелкая травма обойдется ей до безумия дорого.
Медленно, стараясь восстановить моторику, я скидывал камни из инвентаря себе в руку и старался перебирать ими. Получалось не очень. Они то и дело проскакивали меж пальцев. Впрочем, на этот случай у меня всегда находилась еще парочка камней. Все же раскапывая себе укрытие, я успел знатно запастись этим добром.
И сейчас они не столько помогали вернуть рукам чувствительность, сколько доносили Сущности мой посыл — неважно как я слаб, неважно в каком состоянии мое тело, или какое у меня под рукой есть оружие, если мне будет не суждено победить, то проиграть придется всем.
Потому как даже обычные камни могут доставить огромные неприятности. Особенно когда они занимают место мускулатуры на твоем теле.
Вид этого зрелища заставил Сущность пересмотреть свои планы. В мгновение, потребовавшееся на извлечение сабель из камня, ее злорадная ухмылка переросла в свирепый оскал.
— Как же я устал вести дела с... со странниками, — все такой же бархатный голос Сущности сквозил раздражением и злостью в каждом слове, но в то же время усталостью, — считающими себя самыми умными, а заодно неспособными понять, когда настает время остановиться...
Не отвлекаясь от монолога, Сущность взметнула в воздух одну из сабель и, подцепив ее хвостом за эфес, принялась раскручивать над головой.
— Разве так сложно бросить все и сбежать, сдаться и отступиться от недостижимого? — в тот же миг крысиный хвост разжался, отпуская закрученный клинок в полет.
С моей реакцией от подобной атаки было не уклониться. Тело попросту не успеет среагировать. Можно попытаться упасть и пропустить удар над собой... точно нет. В текущем состоянии мне самостоятельно и за неделю на ноги не подняться.
И отчего-то я сомневаюсь, что в это мире «лежачего не бьют».
Потому, скинув перед собой огромный валун, я приготовился залечивать будущие ранения. И тот факт, что крысиная сабля была не крупнее кинжала... пылающего, сияющего фиолетовой аурой, но все же кинжала, давал мне надежду отклонить траекторию полета артефакта.
А в идеале затормозить его исцеляющимся телом и забрать себе...
Однако вложенной в саблю духовной силы оказалось достаточно, чтобы пройти сквозь каменную преграду. И клинок, не замедлившись ни на секунду и проплавив в валуне раскаленную дыру, врезался мне в грудь... чтобы продолжить свой полет, оставив на память лишь сквозное отверстие да запах горелой плоти.
Однако у меня не было времени сожалеть об упущенном артефакте, ибо целью броска был вовсе не я...
И девушка-берсеркер, омытая литрами моей пролитой крови, уже стояла на переломанных ногах, сквозь обожженную плоть которых выглядывали кости. Однако и это казалось мелочью на фоне огромной дыры, начинающейся с обуглившейся тазобедренной кости и идущей до самой ключицы. Позвоночник и несколько ребер лишь чудом смогли уцелеть и продолжали поддерживать девушку в вертикальном положении.
Но даже в таком состоянии ее сердце, свободное от оков плоти, продолжало биться. В подвешенном состоянии его удерживали алые нити.
