Чаще всего набирали лишний вес вовсе не драконы с василисками, а лисы с медведями. Рик объяснял это склонностью к медленному обмену веществ, а я – природной ленью.
Внутри василиск мало отличался от человека, если не считать нескольких дополнительных желез и пары органов. В остальном, он вполне походил на мужчину в самом расцвете лет. Даже в том месте, которое резво отчекрыжил Опал и в мгновение ока сунул под нос Амалле – еще одной маргонке. Изящная, гибкая, как лиана брюнетка, с миндалевидными глазами, похожими на влажные маслины, отшатнулась от гениталий, как от шипящей змеи. Ее тонкие, длинные пальцы нервно затеребили ворот белого платья с пышной юбкой и оборками по подолу.
– Что это? И для чего оно нужно? – сдерживая смешки, потребовал Опал.
Амалла зарделась, как школьница при виде обнаженного красавца, опустила взгляд на орган, и посмотрела на меня с немой мольбой.
Я хотела громко назвать то, что отрезал василиску Опал, но препод сделал предупреждающий жест рукой.
– Если вы хотите ЭТО лечить, научитесь ЭТО хотя бы называть! – крикнул он так громко, что эхо облетело просторный зал, осыпаясь с выложенных белоснежной плиткой стен и пола.
Амалла стала уже даже не красной – скорее пунцовой. Причем вся – уши, нос, грудь, шея и даже руки.
– Эмм… нижний орган оплодотворения? – робко промямлила она.
Группа зашлась хохотом. Леолайл прыснул у крана, обрызгался с ног до головы, но смеяться не перестал. Опал подхватил, взвесил добычу в руке, перехватил двумя пальцами и потряс перед лицом Амаллы, как каким-нибудь фруктом.
– Простите мне мое любопытство. А верхний орган оплодотворения он… хм… какой? – спросил жутик у маргоны. – Не нос ли часом?
Группа прыснула ещегромче. Эхо нашего хохота отразилось от стен, и, казалось, где-то рядом загудела вода.
Да-а-а. Занятия по анатомии всегда превращались в шоу одного актера.
Только со мной у Опала ничего не выходило. С каждой парой он спрашивал меня все реже,и только в особо сложных, исключительных случаях.
После двухгодичной стажировки в больнице и общения с Риком, что такое тушеваться, я забыла давно. А уж крови, кишок и костей насмотрелась на сто лет вперед. Никакое вскрытие не сравнится с одной ночью в перекрестной больнице скорой медпомощи.
Вот и сейчас, вдруг ужасно захотелось щелкнуть Опала по носу и спасти красную, как рак Амаллу. Она косилась на орган, застывший перед самым лицом, и до крови кусала губы.
– А мне интересно другое. Как нам ЭТО лечить, если ОНО, простите, в ипостаси крылатого змея прячется внутри тела. Кстати? Опал? Не расскажете, могут ли василиски заниматься сексом в зверином обличье? – самым невинным тоном спросила я, и нарочито небрежно коснулась отрезанной у василиска части тела. Благо хирургические перчатки мы надевали при входе в анатомичку. Так, на всякий случай. А скорее на случай «сезонного обострения» чувства юмора жутика. В такие дни он мог кинуть кому-нибудь очередной орган со словами: «Лови, дарю, как запаска пригодится!»
Анатомичка снова взорвалась хохотом. Пантера не сдержался – тоже рассмеялся и внезапно, вполне серьезно ответил:
– Василиски, дорогая моя Самира, могут и так и сяк. А как именно… хм… ты можешь изучить сама. Все-таки работаешь с одним из них. Да еще с тем, чья репутация бабника известна во всех семи мирах.
Вот оно как! А я и не знала! И не успела поразиться тому, что этот прославленный на все перекрестье бабник так скромно вел себя в моем присутствии, Опал добил:
– А то что-то с твоим приходом у него резко появились моральные принципы и даже способность к целибату. Не заболел бы с не привычки то…
Однокашники продолжали заразительно смеяться. Амалла посмотрела с благодарностью – после беседы со мной довольный жутик убрал орган от ее лица и вернул на тело. Я подмигнула маргонке, думая о Рике. Надо же! Чего только не узнаешь вот так, случайно, глядя на расчлененного василиска!
А ведь я ни разу не видела Рика с женщиной! Ни разу не замечала, чтобы он оказывал кому-то особенное внимание, даже просто флиртовал.
…
После занятий я забежала домой – перекусить и глотнуть немного крепкого чая.
Нужнобыло срочно взбодриться перед сменой.
Несколько кусков индейки, тушеная картошка, разогретые в энергопечи, – и желудок перестал урчать и сжиматься. Но вот бодрости не прибавилось ни на грамм. Наоборот, после сытного ужина меня неумолимо клонило в сон.
Крепкий черный чай помог лишь немного. Влив в себя три кружки, я надела длинный черный шерстяной кардиган и отправилась в больницу.
Вечерело. Серо-синяя дымка легла на перекрестье, но было еще очень светло. Темнело тут почти одномоментно. Только что ты вышагивал почти по дневному поселению, и уже спустя несколько минут ориентируешься в кромешной тьме только благодаря белым жемчужинам фонарей.
Сиреневый туман уже выполз из расщелин между булыжниками мостовой, выскользнул из закоулков между зданиями и клубился под ногами. Еще тонким-тонким слоем, но часа через два прохожие не увидят даже своих колен.
В воздухе запахло влагой. Поднялся сильный ветер, и из цветочных магазинов потянуло густым запахом роз. Ненавижу местные ветра – не холодные, но и не теплые. А еще ненавижу розы! Они всегда казались какими-то ненастоящими, лживыми. Если знакомые мужчины ленились узнать – какие цветы любят их женщины, или просто ленились подумать о том, какой купить букет, непременно брали розы. Универсальное мерило любви и желания. Чем больше роз, тем более откровенные у мужчины намерения.
Я посильнее закуталась в кардиган, поддернула ворот голубого шерстяного свитера и заторопилась. Улица с одинаковыми светлыми двухэтажками осталась позади, и впереди замаячила больничная ограда. Высокие, черные металлические колья, на какие и преступника можно посадить, устремлялись высоко в небо. Я всегда гадала – какова высота забора? Четыре василиска или пять драконов?
Распахнутые двери ограды дергались на ветру, и громыхали. Длинная вымощенная бордовыми булыжниками дорожка почти скрылась в сиреневом тумане. Он стелился по ней, подкрадывалсяк светло-голубому двухэтажному зданию больницы, окутывал его основание и делал похожим на плавучий дом.
Еще торчали над туманом верхушки пышных зарослей мяты и мелиссы по сторонам от дорожки, источая знакомый аромат.
Несколько серых в розовые полоски котов важно сопровождали меня к дверям. Размером с кавказскую овчарку, с кисточками на ушах, как у мейн-кунов они вышагивали грациозно, легко, словно вообще ничего не весили.
Я погладила Мурашку – самого большого, зеленоглазого. Он заурчал и потерся о ноги.
– Ты всегда такая ласковая к тем, кто в ногах или это только к котам относится? – мелодичный, насмешливый голос начальника заставил поторопиться.
Рик, в темно-синей толстовке и джинсах встречал меня у дверей больницы, словно ждал.
И почему-то, после замечаний Опала, впервые за два года, я не знала, куда деть глаза под внимательным синим взглядом василиска, сердце пропустило удар и заколотилось быстрее.Резко засосало под ложечкой, и, казалось, Рик видит меня насквозь своим рентгеновским зрением. Не органы видит – эмоции, мысли, порывы.
– М-м-м, – Покачал головой василиск. – Все с тобой ясно. Не смогла удержаться, разглядывала моего сородича голым. Попросила бы, я бы и так разделся, – Он картинно дернул за черный кожаный ремень на джинсах. – А то опять не выспалась. Это не дело. Совсем не дело.
Пикнуть не успела, Рик подскочил, близко-близко, опалил знойным дыханием, схватил за плечи и… меня окутало тепло. Вдруг стало жарко, захотелось даже сбросить кардиган, свитер, стянуть кожаные лосины. Резко исчезла сонливость. Казалось, я выспалась лет на триста вперед.
Рик усмехнулся – криво, в своей излюбленной манере. На долю секунды замер напротив, не сводя сверкающего взгляда, приоткрывжестко очерченные, но ужасно чувственные губы. Как-то весь напрягся, чуть ссутулился, и я инстинктивно дернулась назад. Наверное, потому, что меня страшно тянуло вперед, в объятия василиска и внутри зрело ощущение, что сегодня все происходит не так, как обычно.
Было что-то очень странное в том, как Рик поддержал меня своей энергией жизни. Что-то непривычное, неправильное даже.
Мне и раньше приходилось получать от Рика «подарочную силу». Но таких ощущений, как сегодня не испытывала никогда. Только бодрость и слабое, ненавязчивое тепло.
– А ты пугливая после энергии жизни! – невесело усмехнулся Рик, и скривил губы. – Пошли. Дел по горло. Поможешь мне с Маллесом, и срочники прибывают. Все как обычно. Маленький мальчик на перекрестье гулял, скалы с расщелинами не замечал. Вот загляделся парнишка на птицу, и оказался он в нашей больнице.
Этот стишок скандировали все кому не лень, но мне все равно нравилось.
Поднималось настроение, хотелось работать, возникало ощущение собственной нужности, важности.
