Этот стишок скандировали все кому не лень, но мне все равно нравилось.
Поднималось настроение, хотелось работать, возникало ощущение собственной нужности, важности.
Рик поспешил в здание, но белую деревянную дверь для меня придержал.
Охранники уже сменились. Теперь на входе в больницу дежурили брюнет и очень светлый блондин, почти альбинос, конечно же, верберы, как и предшественники. Россыпь веснушек на щеках, носу и на лбу блондина придавала его лицу мальчишеского задора.
Я поздоровалась с охранниками – с каждым поочередно. Блондин улыбнулся, брюнет серьезно кивнул.
– Давай-давай! Хватит строить глазки всем подряд! Если нужно потренироваться, я к твоим услугам всю смену! – резко окликнул Рик, и мне показалось, в голосе его отчетливо звучит досада. Хм… все чудесатее и чудесатее… Наверное, все из-за Маллеса.
Насколько я поняла ночью, а точнее уже утром, положение у главного вербера более чем отчаянное. Если мы не определим, что его убивает, придется оборотням устраивать очередные кровавые побоища. Уже среди старейшин и действующих вожаков.
Холл больницы, спухлыми бежевыми диванами вдоль стен, еще не был забит до отказа, как к середине ночи. Но пациенты прибывали со страшной силой.
У регистрационной стойки мялась высокая и плечистая верберша, с высвеченными перекисью белыми волосами и густыми, темными бровями.
Положив на стойку пышную грудь, туго обтянутую белой футболкой, она то и дело вытаскивала из кармана черных джинсов сотовый, размером с четыре моих ладони. Таким телефоном и убить не долго!
Судя по совсем гладкому лицу, верберша едва ли перешагнула сорокалетний рубеж. А судя по тому, что она постоянно оглядывалась на мальчика, возле одного из диванов, пришла посетительница с ребенком. Парнишка, вербер, лет пятнадцати, «баюкал» замотанную окровавленным бинтом руку. Кисть выглядела неестественно вывернутой, а предплечье словно бы обрело новый сустав – значит, открытый перелом со смещением.
По холлу нарезала круги стройная маргона с белоснежной кожей и иссиня-черной косой, одетая в серый трикотажный спортивный костюм.
Она явно тоже пришла не одна. Маргонка грустно подмигивала второй, такой же белокожей соплеменнице, с рваной раной на плече. Отодранный рукав толстовки ее узкогоярко-розовогоспортивного костюма болтался на нескольких нитках. Раненая тряслась мелкой дрожью – то ли от боли, то ли на нервной почве.
У дверей в приемное отделение мы разминулись с верлисом, в длинном фиолетовом плаще, на костылях и с фиксирующей повязкой на ноге.
Оборотень лихо прыгал, и рыжие кудряшки его смешно пружинили на плечах. Между изящных бровей верлиса темнели две родинки, а серо-зеленые глаза лучились хитрецой, не смотря на травму.
Рик то и дело оборачивался, окидывая меня странным, и по-прежнему немного досадливым взглядом.
Непонятный он сегодня какой-то. Наверное, и впрямь переживает из-за Маллеса.
Мы проскочили мимо кабинетов дежурных врачей, осторожно лавируя между очередями страждущих.
Удушливый запах дезинфекторов – сразу трех или четырех – ударил в нос.
Я поморщилась и принялась отчаянно тереть переносицу, чтобы не чихнуть.
Полупрозрачная голубая дверь в стационар открывалась с огромным трудом. Вход запечатывала какая-то особая магия, и распахнуть дверь можно было только мощным энергетическим толчком. Рик отворил ее так, словно это ничего не стоило, и придержал, пропуская меня в отделение.
Снова я поймала на себе этот непонятный, волнующий синий взгляд, и василиск расплылся в кривой усмешке.
– Ну что… Если Маллес выживет, нам надо требовать премию, – сказал как-то немного зло, раздраженно и резко стартанул по широкому темно-синему коридору, за считанные секунды миновав десяткипалатных дверей. Глянцевая пластиковая плитка на стенах и полу блестела под светом маленьких лампочек, встроенных в потолок тремя сплошными рядами.
Я поспешила за Риком. Он преодолел полкоридора, длиной, наверное, метров сто за считанные секунды, и ждал возле одной из палат, неподалеку от крутого поворота. Я побежала… После подпитки энергией василиска, ноги вдруг сами понеслись с невиданной скоростью. Раз – и я уже рядом с Риком. Хм… И вот это тоже очень неожиданно…
Рик впился в лицо немигающим взглядом, оценивая впечатление. О да! Это было невероятно. Василиск хмыкнул.
– Захочешь еще такого сеанса, ты знаешь, как попросить, – Провел рукой по спине и задержался на ягодицах. Я отстранилась, ощущая, как снова предательски засосало под ложечкой, потеплело в животе.
–Держи руки при себе! – я не хотела этого, и все-таки потребовала. Но мы же на смене!Какие могут быть заигрывания? Рик криво усмехнулся и заявил:
– При себе держат руки только очень неуверенные и страшные мужчины.
Исунул мне синий халат.
– Когда научишься надевать спецодежду? – вскинул бровь василиск, и глаза его странно сверкнули.
Я молча надела халат, застегнула на все пуговицы, и Рик отворил палатную дверь.
В просторном помещении, размером с иную квартиру царствовал приглушенный свет. Серые жалюзи на окнах были плотно закрыты, и комнату заливали лучи нескольких круглых светильников, на потолке и стенах.
На громадной кровати полулежал Маллес, в белой больничной робе и щелкал пультом, переключая каналы на большом, тонком как лист бумаги, телевизоре. Трехмерные фильмы сменяли новостные дикторы перекрестья, в строгих костюмах и обязательных галстуках, мультфильмы –развлекательные телепередачи.
Заметив нас, Маллес отложил пульт на полочку, пристроенную справа от кровати, и вымученно улыбнулся.
Выглядел он, прямо скажем, не очень. Под темно-карими глазами пролегли черные тени, а сами глаза словно ввалились. Лицо осунулось, а движения казались слишком медленными, порывистыми. Будто каждое требовало немалых усилий, но Маллес стремился даже сейчас действовать мощно, бодро, как привык.
На долю секунды меня пронзило сочувствие, боль за этого умного, сильного, еще молодого по меркам верберов мужчину. В груди кольнуло, и Рик осторожно приобнял за талию, как делал всегда, когда меня поглощали неуместные эмоции. Медиков учат как-то их отключать, или чувства сами атрофируются, но мне до этого было еще ой как далеко.
Горячая рука Рика на талии, жар его мощного тела за спиной, странное напряжение, которое ощущалось в каждой мышце василиска всегда, когда он обнимал меня… Как обычно они сделали свое дело. Я расслабилась, почувствовала прилив сил, и настроилась на работу.
На небольшой полочке, встроенной в изголовье кровати мигал черный ящик, не больше двух ладоней размером. Этот внешне не примечательный прибор за доли секунды оценивал температуру тела, давление, состояние организма.
На руке Маллеса ужераспласталась розовая медуза. Большая, похожая на комок неприятной жижи, она медленно твердела, и преображалась.
Казалось, из морского жителя прорастает деревце– невысокое, морковного цвета оно тянулось и тянулось вверх и словно затвердевало у нас на глазах.
Хэлла – медуза-растение, очередной местный оборотень, обладала уникальными свойствами. Она впитывала выделения с кожи любого существа и разлагала их на составляющие, реагируя на состав, количество и качество. Не прошло и секунды как перед нами кустился алый бонсай, не больше ладони, с желтыми иглами-листьями.
Рик протянул резиновые перчатки, которые я снова забыла прихватить у дежурной медсестры. Я надела их и осторожно взяла хэлу. Положила на прибор, и он мгновенно выдал нам десятки виртуальных цифр. Они вереницей промелькнули перед глазами.
Рик поднес к цифрам лист бумаги, и на нем словно бы возникла распечатка темно-синими чернилами.
Больница перекрестья, уникальная в своем роде, сочетала ноу-хау ближайших миров, технологически намного более развитых, чем моя Земля, живые аппаратыи магию. Сочетала настолько причудливо, удивительно и гармонично, что я не уставала поражаться.
Результаты обследования Маллеса выглядели неутешительно.
Его органы словно кто-то уничтожал изнутри – клетку за клеткой. Вот только ни вирусов, ни бактерий, ни паразитов, ни опухолей у вербера не обнаружилось. Хэла подтвердила, что никаких инородных тел, выделений, продуктов чужой жизнедеятельности в теле Маллеса нет. Состав крови и других жидкостей организма, хоть и говорил о сильной потери железа и еще уймы жизненно-важных веществ, но тоже не указывал на постороннее присутствие.
Я забрала медузу, осторожно опустила ее в громадный аквариум, на окне, литров на четыреста. Растение мигом растеклось, поменяло цвет на густо-розовый, выпустило щупальца и отплыло к дальнему стеклу.
Маллес посмотрел на меня, на Рика и по выражению лица его стало ясно – вербер все отлично понял.
Рик принес из угла палаты два вместительных кожаных кресла, пригласил меня сесть напротив больного, и сам разместился рядом. Конечно же, его горячее колено касалось моего, отвлекая от работы, направляя мысли в далекое от тяжелого пациента русло.
