себе. За те три года, что я жил во Флориде (в Майами), я раз двадцать побывал в
Орландо. У меня, тогда еще человека холостого, была большая машина, и я был рад
любому, кто хотел провести день в Волшебной стране. К восьмой или десятой поездке
я уже знал всех гидов по именам и наизусть помнил их любимые шутки.
Пару раз я даже по-настоящему засыпал во время речного рейса. Джунгли
лишились былой таинственности. Вас никогда не удивляло то, что люди могут спать
воскресным утром (в своей кровати или в церкви)? Теперь вы понимаете, почему. Они
все это уже видели. К чему лишние волнения? Все и так известно. Ничего священного
нет. Сокровенное стало банальным. Вместо того чтобы кидаться навстречу жизни, как
дети навстречу летним каникулам, мы изо дня в день дремлем, словно едем на работу в
электричке.
Понимаете теперь, почему люди «...в похотях сердец... сквернили сами свои тела»
(Рим. 1:24)? Надо же в чем-то черпать энтузиазм.
Согласно Римлянам 1, безбожие — невыгодный выбор. Живя сегодняшними
наслаждениями, строящий хижину гедонист лишает себя надежды завтра жить во
дворце.
Что было верно во времена Павла, по-прежнему верно в наши дни, и нам стоит
запомнить его предостережения. А иначе что удержит нас от самоуничтожения? Если в
этой жизни нет нравственных норм, нет смысла, если нет ничего священного, то что
помешает нам делать все, что только захочется?
— Ничто, — сказал сверчок сверчку.
Как Бог относится к такому пониманию жизни? Позвольте дать вам одну подсказку.
Что вы почувствуете, увидев, что ваши дети увлеклись крошками, когда вы приготовили
для них настоящий пир?
4
Рим. 2:1-11
БЕЗБОЖНЫЙ СУД
Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем оке судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же.
А мы знаем, что поистине есть суд Божий на делающих такие дела.
Рим. 2:1-2
Знаете, что больше всего не дает мне покоя во всей этой истории с Джеффри
Дамером?
Больше всего беспокоят меня не его преступления, хотя они отвратительны.
Дамера осудили за семнадцать убийств. В его квартире обнаружили одиннадцать
трупов. Он отрезал им руки. Он поедал части человеческих тел. В моем лексиконе —
двести четыре синонима слова «мерзость», но все они слишком слабы для описания дел
человека, который складывал в холодильник отрезанные головы и хранил сердце одной
из своих жертв. Дамер превзошел все мыслимые пределы зверства. Монстр из Милуоки
дошел до последней, самой нижней ступени человеческого падения и пал еще ниже. Но
не это тревожит меня больше всего.
Сказать вам, что больше всего волнует меня в деле Джеффри Дамера? Не судебный
процесс, каким бы тягостным он ни был, со всеми этими зарисовками5 неподвижно и
безучастно сидящего Дамера, полностью равнодушного к происходящему. Ни тени
раскаяния, ни проблеска сожаления. Помните его стальные глаза и невозмутимое
выражение лица? Однако я вспомнил о нем не в связи с этим судебным процессом. Есть
иная причина. Так сказать вам, что действительно тревожит меня во всей этой истории с
Джеффри Дамером?
Не его приговор, хотя жизнь, пусть и без надежды на досрочное освобождение, вряд ли можно считать достаточным воздаянием за его преступления. Сколько лет
тюрьмы причитается ему по справедливости? Пожизненное заключение за каждую
загубленную жизнь? Но это отдельный вопрос, а не дает мне покоя в деле Джеффри
Дамера совсем другое. И знаете, что это?
Его обращение в веру.
За несколько месяцев до того, как сосед по камере убил Джеффри Дамера, он стал
христианином. Сказал, что раскаивается. Сожалеет о том, что сделал. Глубоко
сожалеет. Признался, что уверовал во Христа. Крестился. Начал новую жизнь. Стал
читать христианские книги и ходить в тюремную церковь.
Грехи прощены. Душа очищена. Прошлое забыто.
Это бередит мне душу. Не должно бы, но бередит. Как же так, благодать для
людоеда?
Может быть, вас мучают такие же сомнения. Если не в отношении Джеффри
Дамера, то по поводу кого-то другого. Вас когда-нибудь выводило из равновесия
обращение в веру насильника или растлителя малолетних, произошедшее без пяти
двенадцать, на смертном одре? Мы приговорили их, может быть, не в суде, но в наших
сердцах. Мы отправили их в заточение и захлопнули дверь. Наше отвращение обрекло
их навеки оставаться изгоями. А потом произошло невозможное. Они раскаялись.
И как мы это воспринимаем? О, только дайте нам слово. Скрестив руки на груди и
нахмурив брови, мы говорим: «Бог не даст тебе так легко отделаться после всего, что
ты натворил. Бог добрый, но не добренький. Благодать — для заурядных грешников
вроде нас, а не для таких извергов, как ты».
И в подтверждение мы можем сослаться на Послание к Римлянам: «...открывается
гнев Божий с неба...» (Рим. 1:18). А дальше Павел перечисляет все: разврат, злобу, эгоизм, ненависть, ревность, убийство (см.: Рим. 1:26-30). Нам хочется закричать: «Вот
они, Павел! Пора кому-то обличить грех! Самое время стянуть одеяло с прелюбодеев, 5 В США фото- и телерепортажи из зала суда запрещены, разрешается делать только зарисовки. — Примеч. пер.
вывести на чистую воду мошенников. К позорному столбу этих извращенцев! Надо
пресечь всю эту мерзость. Мы поддержим тебя, Павел! Мы, порядочные, законопослушные люди, с тобой!»
А что отвечает Павел?
«..Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким
судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим. 2:1).
Вот так!
Начав со строящего хижину мартовского кота, Павел вдруг оборачивается к
сторожевому псу на склоне холма.
У нас нет судейского молотка
В первой главе Послания к Римлянам Павел противостоит гедонистам. Во второй
главе он занимается другой категорией — обвиняющими моралистами, теми, кто судит
других (см.: Рим. 2:1). Где-то между рестораном и церковью стоит человек, который
тычет пальцем в других.
«Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого...» (Рим. 2:1).
Кто этот человек? Им может быть любой («всякий человек»), кто пропускает
Божью благодать через призму своего мнения. Кто подмешивает к Божьему
милосердию свою предвзятость. Это старший брат блудного сына, отказавшийся
прийти на пир (см.: Лк. 15:11-32). Это работник, отработавший десять часов и
завидующий другому, который работал всего один час, но получил ту же плату (см.: Мф.
20:1-16). Это ищущий вину брат, занятый грехами своего ближнего и забывающий о
собственных.
Если вы думаете, что имеете право судить другого, у Павла есть для вас суровое
предостережение. У нас нет судейского молотка. «...Есть суд Божий на делающих такие
дела» (Рим. 2:2).
Ключевое слово здесь — «суд». Одно дело — наше суждение, другое — наше
осуждение. Одно дело — считать виновным, и совсем другое дело — приговорить. Да, вам отвратительны преступления Джеффри Дамера (как и мне), но это не то же самое, что заявлять, будто я лучше него (я не лучше) или будто на таких людей не
распространяется благодать Божья (а таких людей вообще нет).
Как пишет Джон Стотт, «это не призыв подвергать сомнению наши критические
способности или полностью отказаться от критики и укоров в адрес других как чего-то
незаконного. Скорее это запрет судить других и осуждать их (на что мы, как
человеческие существа, не имеем права), особенно если осудить других людей нам не
удается»1.
Наше дело — ненавидеть грех. А дело Бога — заниматься грешниками. Бог
призывает нас возвышаться над злом, но Он никогда не призывал нас возвышаться над
злодеями.
А как бы нам это понравилось! Есть ли более приятное занятие, чем судить других?
Есть что-то неотразимо притягательное в том, чтобы облечься в мантию, самоуверенно
встать перед залом и ударить молоточком. «Виновен!»
Кроме того, судя других, мы легко и быстро возвышаемся в собственных глазах.
Комфортный лифт для нашего самомнения. Встав рядом со всякими Муссолини, гитлерами и дамерами, мы гордимся собой. «Взгляни, Боже, по сравнению с ними я не
так уж плох».
Но в этом-то и проблема. Бог не сравнивает нас с ними. Они — не эталон. Эталон —
Бог. И по сравнению с Ним, как указывает Павел, «...нет делающего добро, нет ни
одного» (Рим. 3:12). Собственно, это и есть первая из двух причин, по которым судить
нас имеет право один только Бог.
