ОТВЕТ: (Злобно). Не знаю. Думать – ваше дело. Вы для этого и собрались здесь. Колете меня хрен знает чем, допрашиваете, а сами не делаете никаких выводов. Я у вас как подопытный кролик. Вы мне до сих пор не рассказали, как нашли меня в тайге. Я ведь, по сути, после того тумана и «живой» волны ничего больше конкретного не помню. Полнейший провал в памяти. Помню, рыбаки мне говорили число и месяц, когда подобрали меня, вышедшего к реке из тайги, но я забыл. И вот теперь
Я хочу задать вопрос.
(Почти по слогам, гневно). Через сколь-ко вре-ме-ни вы меня на-шли? И где?
КОМИССИЯ: Опираясь на твой рассказ, мы сделали вывод, что после гибели Семёна, в одиночестве и беспамятстве ты блуждал по тайге… двадцать шесть дней. Ты уже знаешь, тебя случайно нашли рыбаки на восточном побережье озера. Иными словами, ты не на запад продвигался, а всё же на юг, к реке. Там тебя и увидели, полуживого, голодного, обросшего, всего в язвах, и…
САША: Дикого?
(Весьма длительная пауза).
КОМИССИЯ: Ну, скажем, отчасти и так. Ты огрызался, не давался в руки, едва не кусался. Затем упал в сторожке и провалялся без памяти двое суток. Тебя отпоили бульоном, обработали первично раны, и вертолётом переслали сюда. Напрасно ты иронизируешь, что мы тебя мучаем и колем, чем попало. Мы хотим тебе помочь восстановить былое здоровье и разум.
САША: Лучше помогите мне вернуть фотоаппарат – у меня его забрали сотрудники КГБ, а в нём все доказательства, какие вам нужны. И про червоточины, и про лётчиков. Там ВСЁ! Там на плёнке есть даже неандертальцы и сахелантроп, заснятые Губой и Семёном. Почему у меня его изъяли? Я же без него ничего не могу вам доказать, и вижу, что вы мне не верите!
(Впадает в истерику).
КОМИССИЯ: Успокойся Саша, мы тебе верим. Мы сами не знаем тех людей, что навестили тебя в первые дни лечения. Мы простые учёные и доктора наук; к сотрудникам КГБ не имеем абсолютно никакого отношения. Выражаясь точнее, мы только и прибыли сюда ради тебя, а что касается фотоаппарата…
Думаешь, нам самим не интересно заполучить его в руки? Если там действительно, как ты говоришь, находятся доказательства вашей экспедиции, то, поверь нам, в научном мире эти снимки произвели бы эффект взорвавшейся бомбы. Это перевернуло бы многие науки с ног на голову, как выразился бы твой друг профессор. Но пока доказательств нет, согласись, в это трудновато поверить.
САША: (Начинает кричать). Я так и думал! Я просто игрушка в ваших закулисных играх! Тогда хотя бы помогите мне организовать НОВУЮ экспедицию, и пройти по всем стопам моих сгубленных товарищей. Я ведь помню весь маршрут, могу найти и пещеру давно погибшей экспедиции, и скалу, где гейзер низверг в расщелину дядю Васю, и могилку Люды под деревом на берегу озера, и, наконец, могилу самого Семёна. Я найду! Я перерою! Я…
(Порывается кинуться к дверям).
КОМИССИЯ: В виду ухудшения состояния пациента, заседание переносится на следующие дни, когда ему станет лучше.
…Женька посмотрел на два оставшихся листа и процедил гневно сквозь зубы:
- Вот действительно, что крысы тыловые! Иначе не назовёшь.
Семёнович вздохнул.
- А на следующий день из области прилетел председатель комиссии. И вот, что из этого вышло…
********
Женька взял последние листы протокола и, бросив на друзей взгляд, зачитал оставшийся машинописный текст.
« В виду осложнений здоровья пациента и нежелания к дальнейшим беседам, а так же непонятном состоянии психики при встрече с председателем комиссии, которого он, судя по его выкрикам, каким-то образом узнал или был знаком ранее, комиссия пришла к неутешительному заключению. А именно: все, сообщённые пациентом сведения представляют собой навязчивые галлюцинации, вызванные потрясением от смерти своих товарищей и помутнением на этой почве рассудка. Возбуждение ассоциативных зон коры головного мозга привело к провалам памяти и отключению подсознания, благодаря чему пациент продолжал автоматические действия на рефлекторном уровне. Он выжил благодаря сработанному природному рефлексу организма. Всё что делал Александр, было следствием неадекватной реакцией его психики на окружающую среду. На основании выше изложенного, отчёт об экспедиции, предоставленный Александром, считать недействительным.
Подписи.
Объект исследования: Александр (фамилия не указывается)
Характер исследования: прогрессирующая психологическая травма, вызванная галлюцинациями после смерти близких ему людей.
Способ лечения: инъекции, психотерапия, локальный карантин.
Место лечения: клиника военной части вч 40852, город Усть-Баргузин».
КОНЕЦ ПРОТОКОЛА.
…Женька отложил старый лист, и все в немом молчании воззрились на Семёновича.
- Да, - вздохнул тот после некоторого размышления. – Всё предельно ясно и понятно, не так ли? Был ещё последний лист, - пояснил он. – С фамилиями, именами и учёными званиями членов комиссии, а так же датой исследования Саши. Но я его потерял вместе с теми начальными листами протокола. Да они и не важны, фигурально выражаясь. Картину вы и так, надеюсь, уяснили в целом.
Наступила гнетущая тишина.
- А что это за история с возгласами Саши, когда он на следующий день увидел председателя комиссии?
Семёнович усмехнулся.
- А вот это самое интересное. Мы подходим с вами к логическому завершению: помните, я в начале рассказа о протоколе просил вас заострить внимание на этой любопытной личности?
- Ты о председателе, который прилетел из области в самый последний день заседания?
- О нём, родимом, о нём… - загадочно подмигнул Семёнович.
-И что?
- Как и упоминалось в последнем листе протокола, Саша узнал его. Когда на следующий день пациент предстал перед комиссией, председатель как раз обсуждал со своими коллегами его состояние, как вдруг, вошедший Саша внезапно вскрикнул, схватившись за спинку стула, не успев даже присесть на него.
- Он увидел председателя?
- Да. И узнал его. Догадываетесь, кто это был?
- Лётчик… - тихо прошептала Нина.
И тут вагончик буквально взорвался от всеобщего восторга. Нина ахнула, Женька поддержал её руками, бригадир отчётливо прокашлялся, а Миша уставился на рассказчика, словно видел его последний раз в жизни.
- Лётчик! – кричали все. – Лётчик! Лётчик!
- Да, - помолчав, продолжил Семёнович.
