– Под "получить" ты имеешь в виду – спать со мной?
– Да. Спать с тобой, найти успокоение боли, мучившей меня с тех пор, как я впервые тебя увидел. Боли, которую не облегчила бы никакая другая женщина. – Патрик решил сказать правду. – С тех пор как я увидел тебя, для меня перестали существовать другие женщины. Вот что такое навязчивая идея. Я был одержимым…
Джордана заметила прошедшее время.
– И это закончилось с поцелуем и с открытием, что твой идеал вовсе не идеален, а совсем напротив – не дотягивает даже до нормы. Ты купился на мираж, но реальность его, увы, разрушила.
Эмма Даниэль справлялась со слепотой Джорданы, просто скрывая ее ото всех. Чем же лучше его бегство? – спрашивал себя Патрик. Ответ был неутешителен. Испустив сдавленный стон, он процедил:
– А что бы ты сделала на моем месте, Джордана?
– Что-то произошло на лугу, когда ты меня поцеловал. И это "что-то" потрясло тебя и испугало меня оказалось новым для нас обоих. Доведи дело до конца. Дай нам время понять, что это было.
– Ты сама не знаешь, о чем просишь.
– Я должна попытаться.
Ему хотелось встряхнуть ее, заставить прислушаться к голосу разума.
– От меня всегда одни неприятности, а у тебя хватает своих.
– С неприятностями я справляться умею. Куда лучше, чем с жалостью.
– Жалостью? – Ему и в голову не приходило ее жалеть. Сочувствие – да, оно возникало в его душе, когда он представлял, что она двадцать восемь лет прожила без зрения. Что она не видела столько прекрасных вещей. Но сочувствие – не жалость. – Господь мне свидетель, я сам не понимаю, что именно ощущаю и почему, но это не жалость.
Джордана знала, что он, кроме всего прочего, ощущал страх. Она много раз сталкивалась с этим. Неловкость, смущение. Дискомфорт. Боязнь совершить ошибку. Повышенный тон, будто она глухая. Нерешительность. Осторожные прикосновения, будто она может разбиться. Страх и…, отвращение, потому что она не такая, как все. Это еще хуже, чем жалость.
– В таком случае почему бы нам не разобраться, что же это было? Ради меня – но и ради тебя тоже. – Она ощущала на себе тяжесть его взгляда и сейчас была рада, что не может видеть. Это был один из тех редких случаев, когда мрак облегчал ей те слова, которые она собиралась произнести. – Ты, кажется, говорил, что в последнее время женщины из твоей жизни исчезли. Неотразимый Патрик Маккэлем без женщин!
– Предлагаешь помощь?
– Предлагаю. Если ты не собрался удрать в Шотландию.
Его еще никогда не переигрывала женщина, но он был достаточно умен, чтобы распознать поражение, и достаточно силен, чтобы его признать.
– Нет, Джордана, я не удеру в Шотландию. – Он тяжко вздохнул. – Останусь здесь. Только как бы нам не совершить ошибки.
– Слишком поздно волноваться об ошибках, Патрик.
– Пожалуй. – Он вгляделся в ее лицо с чуть заметными кругами усталости под глазами. – Я пойду. Ты устала. Это был…, необычный день для нас обоих.
Он поднялся, отодвинув кресло. От его фигуры на ее лицо легла прохладная тень. Она ждала, когда он заговорит, назначит будущую встречу.
– Рэнди пригласила меня на ужин. Ты не могла бы извиниться за меня и сказать, что я приму ее предложение в другой раз? – Он прикоснулся к ее щеке, обвел кончиком большого пальца овал ее лица. Ему хотелось поцеловать ее, но он не осмеливался. – Мне нужно срочно кое-что обдумать.
Джордана едва удержалась, чтобы не уткнуться губами в его ладонь, и была потрясена этим безумным желанием. Он же завоеватель, опасный и самонадеянный, и она решила преподать ему урок. Но от одного-единственного прикосновения весь ее план зашатался. Патрик Маккэлем опасен – очень опасен, – и она не должна об этом забывать.
– Я думаю… – Рот у нее пересох, горло сжалось, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Я думаю, нам обоим есть что обдумать.
Он сделал шаг назад, и солнце снова залило ее лицо.
– До завтра?
Она подняла глаза навстречу его голосу. Именно это она и хотела услышать.
– Да. До завтра.
Осторожные шажки нарушили тишину. Легкий звук, почти потерявшийся в шепоте ветерка. Джордана притворилась крепко спящей, ожидая следующего шажка и – еще одного. С пронзительным визгом упругое тельце оказалось на ней, и малышка, хихикая и вертясь юлой, принялась покрывать ее лицо поцелуями.
– Ты поймана! – с проказливым восторгом вопила Кэсси. – Ты не слышала, как я подобралась!
– Кэсс! – изобразила изумление Джордана, подбирая под себя длинные обнаженные ноги. – Господи, откуда же ты взялась? – Она схватила отбивающуюся малышку, притянула ее, визжащую, хохочущую, к себе, поцеловала смешливое создание, вызвав новую волну радостного хихиканья. – Ты появилась так тихо, будто свалилась с неба.
– Нет! Не с неба! – Кэсси расплылась в улыбке, с готовностью включаясь в любимую игру.
– Ты проплывала мимо на воздушном шаре. Красном, как мой купальник, с нарисованными желтыми слониками.
Малышка захлопала в ладоши, предвкушая очередную невероятную догадку.
– Это был живой слон. Он поднял тебя своим красным хоботом – и voila! Ты уже здесь. Нет! – Джордана умолкла, точно пораженная внезапной мыслью. Слон не красный! А совсем зеленый.
– Нет, глупая. – Кэсси сложилась пополам от хохота и ужом выскользнула из объятий Джорданы на каменный парапет вокруг бассейна. – Зеленым было мое ванильное мороженое! Но я и вправду нарисовала в школе слона. Мамочка приклеила его на холодильник. Хочешь, расскажу тебе о нем?
Джордана фыркнула от смеха. Слон появился в их игре неспроста. Кэсси была на них помешана. Еще с младенчества. Но и теперь, в свои девять лет, когда болела или грустила, всегда доставала Фанни Фэнни, потрепанного слоненка, с которым засыпала еще в колыбели, Это был первый подарок Джорданы дочери Рэнди.
– Умираю от желания услышать о твоем слоне. Джордана призывно похлопала ладонью по шезлонгу. Давай устраивайся рядышком и расскажи мне о нем все. – Обняв прильнувшую к ней Кэсси, Джордана начала их обычную забаву:
– Хобот у него длинный?
Длиннее, чем хвост? Сколько у него ног? Они полностью зеленые – или же коготки ярко-красные?
– Нет, глупая. – Любимое выражение Кэсси в последнее время. – Хамфри – настоящий слон, он серый!
– Серый! – произнесла Джордана в притворном отчаянии от собственной недогадливости. – А! Ну конечно же, серый. Именно этот цвет предпочитают все приличные слоны на свете. Но… – Она наклонилась к ушку Кэсси, чтобы прошептать:
– Я все же очень надеюсь, что коготки у него розовые.
Кэсси не замедлила разразиться хохотом.
В кабинете рядом с кухней Рэнди оторвалась от меню на следующую неделю, привлеченная звуками, доносившимися от пруда. Тревожная морщинка на лбу впервые за весь день разгладилась, когда она увидела подругу и дочь, забавлявшихся вместе, будто они ровесницы.
– Нет, клянусь, – покачала головой Рэнди, – когда они принимаются за свои глупости, я не знаю, кто из этих двоих смеется громче.
Она ворчала, но с нежностью и облегчением, потому что именно этого и ждала целый день. Ждала, когда Кэсси вернется домой и вытянет Джордану из ее опасной задумчивости.
Вчера вечером, после ухода сначала Патрика, а затем Филиппа, Рэнди ожидала расспросов, объяснений, даже обвинений. Но Джордана притихла…, как-то странно притихла. За ужином она казалась рассеянной и быстро ушла, сославшись на усталость. Но ночью Рэнди слышала ее беспокойные шаги.
Сегодня утром, сразу же после завтрака, к которому едва притронулась, Джордана закрылась в своем кабинете и работала. Сочинять музыку, рассказы и песни для детей было ее настоящим призванием. Той работой, которую она действительно любила.
Джордана никогда не училась игре на пианино или гитаре, но тем не менее играла и сочиняла как профессионал. Добившись желаемого от стихов и мелодии, сама записывала песню на пленку. Затем запись прослушивал специалист. Позже песни переносились на пластинки и распространялись небольшой фирмой, много лет назад организованной Джорданой.
Фирма с простым названием "Полет", скромная и неприбыльная, ставила своей единственной целью развлечь и поддержать детей. Детей, страдающих слепотой, глухотой, умственными расстройствами, физическими дефектами или хроническими болезнями. И обычных детей, которым просто нужна помощь.
По мнению негритянки, Джордана была удивительной женщиной – заботливой, щедрой, талантливой. Но чересчур суровой к себе. Когда-то, в самом начале их дружбы, Джордана в ответ на похвалу Рэнди с тайной горечью произнесла "ученая идиотка".
Ответная ярость Рэнди не поддавалась описанию.
Она изрыгала все известные ей проклятия и на ходу измышляла новые, кляня не Джордану, конечно, а Эмму Даниэль. Именно таким уродливым ярлыком наградила взбесившаяся от жира старая ведьма несчастного ребенка, чтобы побольнее обидеть его. Истощив в потоке брани ярость, обессиленная Рэнди торжественно поклялась, что к своей Кэсси она такое чудовище ни за что не подпустит.
