— Наверное, в гостинице. А потом вернусь домой и буду отдыхать десять дней подряд.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — сказала я.
— Боже мой, — вздохнул он, — тебя же почти не бывает дома.
— Прости, — я села за стол вместе с родителями, — можно мне тоже немного вина?
Как это ни странно, мама без возражений встала, принесла для меня красивый хрустальный бокал и наполнила его почти до краев.
— За то, что мы втроем собрались за столом! — бодро произнес папа.
— И за то, что Лу тоже скоро вернется домой, — добавила мама.
— Когда? — спросила я после того, как мы выпили. — Когда вернется Лу?
— Сегодня я говорила с врачом. К Рождеству ее точно выпишут.
Я ничего не ответила. До Рождества было еще очень долго. Похоже, мама тоже не очень-то ориентируется во времени и плохо понимает, что будет скоро, а что не очень.
— А разве не опасно так много ездить на машине, когда на дорогах скользко? — сказала я.
— Может быть, и опасно, — отозвался папа, — надо действовать разумно.
— Постарайся так и делать!
Он кивнул.
— Ну конечно! Разум — самое важное, что есть у человека.
Я ждала, что он откашляется и сделает какое-то важное дополнение. Например: «самое важное после любви» или «после радости и желания делать то, что тебе нравится». А потом уже разум. На третьем месте. Но он ничего не добавил и не исправил, зато погладил маму по руке. Я почувствовала себя лишней, но не встала из-за стола, пока не доела тефтели и не выпила еще полбокала вина.
Кажется, они не заметили, как я ушла.
Спустя какое-то время я услышала, как они закрывают за собой дверь спальни. В такие минуты чувствуешь себя немного одиноко. Когда другие закрывают за собой дверь спальни.
Одиночество особенно плохо тем, что им ни с кем нельзя поделиться.
Лу прописали новое лекарство. И называлось оно вовсе не вива-что-то-там. Но уже через пару недель лекарство отменили: видимо, оно слишком взбодрило Лу. Каждый вечер она бегала в солярий, пока чуть не спалила кожу. Накупила кучу вещей: одежды, косметики и дисков — даже не интересуясь ценой.
Но продолжалось это, как я уже сказала, всего пару недель, а потом Лу снова впала в спячку. Правда, не совсем. Теперь ее можно было вытащить из постели: позвать в кино или в кафе.
Но к морю ей больше не хотелось.
— Если мы поедем на то же место, то я там и останусь.
— Как это — останешься?
— В пещере. У паука.
Ее взгляд обратился в неведомую глубину, куда мне ни за что не проникнуть.
— Эй, — я забеспокоилась, — хочешь еще чаю?
Ее взгляд снова вернулся ко мне. Мы спокойно пли в кафе за круглым столиком у окна. Я налила» е еще чаю с корицей — невероятно дорогого. С одной стороны, пить чай в кафе — это транжирство, потому что чай — это почти вода. С другой стороны, оно того стоит.
— Как узнать, любишь человека или нет? — спросила я. Мне хотелось застать ее врасплох, удержать ее внимание еще на некоторое время. Ведь она моя старшая сестра. И о некоторых вещах она должна знать больше, чем я. Но любовь ее, похоже, не интересовала. Она снова принялась нести чушь о пауках. Что они как люди, только гораздо лучше: их сети на виду, их можно обойти стороной.
— Как люди, — повторяла она, — но люди фальшивые, внутри у них невидимая липкая масса, от которой невозможно спастись.
— Только не у Ругера, — сказала я.
— Скоро ты поймешь, что ошибалась, — фыркнула она.
— Ты его не знаешь! — сопротивлялась я.
— Знаю, знаю!
Я подумала, что она снова несет чушь из-за своих дурацких таблеток.
Ругер исчез. Первую неделю я хандрила и все ждала на скамейке у дуба. На дерево было невозможно забраться: ветви передвигались все дальше от земли. А может быть, у меня просто не хватало сил вскарабкаться наверх.
Спустя неделю я стала расклеивать по всему городу объявления. На скамейках. На деревьях. Я объявила розыск, написав на листочках, что ищу его, что хочу с ним встретиться.
Однажды я встретила продавца хот-догов, которого Ругер называл папой, но он лишь печально покачал головой:
— Нет, я не видел его уже несколько недель.
— Ругер! — кричала я под дубом, в ветвях которого был его домик. — Ругер!!!
Шурша осенней листвой, ко мне подбежала маленькая собачка. За ней спешила запыхавшаяся хозяйка в красном берете.
— Зачем ты зовешь мою собаку? — сердито спросила она, взяв своего Ругера на поводок.
— Простите, пожалуйста, — сказала я. Кажется, эта дама не заметила, что я плачу. — Как мне найти своего Ругера? Он потерялся… — всхлипывала я.
— Надо искать, — ответила дама, — и ждать. Возможно, стоит заявить о пропаже в полицию. В лучшем случае, окажется, что его кто-нибудь подобрал.
— Вы думаете? — с надеждой спросила я.
— У него был ошейник с отметкой налоговой службы? — спросила дама.
Я покачала головой.
— Это уже хуже. Тогда его могут забрать насовсем, Поскорее звони. Иначе его могут… ты наверняка знаешь, что собаку без отметки налоговой службы могут усыпить. Если вовремя не появится хозяин.
— Но я не его хозяйка! Я просто люблю его.
— Это, конечно, усложняет дело, — сказала дама и отправилась дальше.
Все вокруг стало каким-то бежево-тусклым. Жизнь словно исчезла вместе с Ругером. Почему такая несправедливость: я искала его, столько думала о нем, что даже не могла спать, а он, кажется, даже не вспоминал обо мне! Ведь иначе он не стал бы так поступать. Не пропал бы без вести.
Я сидела под дождем на нашей скамейке, а он не приходил.
Я обнимала дубы и хлюпала носом, уткнувшись в их кору. Я бормотала, словно заклинание: «Ругер, пожалуйста. вернись! Прошло столько времени! Я скучаю по тебе, я с ума схожу — ты же не хочешь, чтобы я совсем сошла сума?»
Но он не приходил.
В школе я не слышала, когда ко мне обращались. В голове крутились одни и те же мысли: «Не должно быть так, чтобы один человек все время думал о другом, если тот, другой, вовсе о нем не думает. Так не должно быть! Это противоестественно!»
Папа сказал, что у меня бледный вид, и дал мне бутылочку «Вивамакса».
— По чайной ложке утром и вечером, — сказал он, — не больше!
Вкус мне не понравился, но я принимала ложку за ложкой, чтобы порадовать папу. Мне же лекарство радости не прибавляло. Я знала, чего мне не хватает, и это нельзя было измерить чайными ложками.
Наступил вечер пятницы. Сюзи и Лотта уговорили меня пойти с ними в клуб, где, по их словам, было ужасно весело. Они уже ходили туда несколько раз и уверяли, что этот клуб точно вернет мне хорошее настроение.
— Соберись! Выше нос! — сказала мне Сюзи.
— Ты должна взять ситуацию в свои руки, — подхватила Лотта. — По тебе сразу видно, что ты безответно влюблена.
— Да ладно, — ответила я, — вовсе нет.
— Да брось, — сказала Сюзи, — это же заметно. Что за придурок? Наверное, гад какой-нибудь?
— Честно говоря, выглядишь ты не очень… — подтвердила Лотта. — Вид у тебя измученный… как это называется… трагический! Ни один парень не стоит таких переживаний!
Я зашла в школьный туалет и посмотрела в зеркало. Как я ни таращилась на свое безнадежно бледное отражение, на глаза мне попался только прыщик с левой стороны у рта. И еще один, пробивающийся на поверхность, у самого носа. Ничего похожего на «трагические чувства» я на своем лице не нашла. Вид у меня был просто жалкий. Позор какой-то.
Сюзи и Лотта были королевами класса, у обеих — длинные волосы, которыми они красиво встряхивали при каждом удобном случае. На них заглядывались все мальчишки. На фоне подружек я была гадким утенком.
— Я не пойду с вами, — шепнула я им на математике.
— Пойдешь, пойдешь, — ответила Сюзи.
— У меня болит живот, — сказала я.
— С нами ты забудешь про свой живот, — ответила Лотта.
— Надо пробовать, хвататься за новые возможности, Элли! Ты даже не представляешь себе, что такое по-настоящему веселиться.
— Попрошу вас прекратить разговоры и сосредоточиться на уроке, — вмешался учитель математики.
Разговор мы прекратили, но сосредоточиться на уроке я не могла.
Рядом с Лоттой и Сюзи я чувствовала себя дошколенком в шуршащих брезентовых штанах.
— Туда младше восемнадцати не пускают, — сказала Сюзи, хлопая накрашенными ресницами.
Они, можно сказать, нарочно раззадоривали меня, чтобы я пошла с ними. И мне, в общем-то, нечего было терять. Я и так была самой жалкой девчонкой в мире.
Может быть, я наигралась в домики на деревьях — пора заглянуть и в нормальное место? Посмотреть, чем занимаются нормальные люди. Просто чтобы расширить кругозор. (Мама говорит, что это важно — расширить кругозор. Что многие об этом забывают. Особенно в наше время.)
