Наконец, на третьем уровне отношения между участниками СНГ формируются международно-правовыми актами всеобъемлющего характера, когда каждое государство определяет меру своего участия в разработке и реализации соглашений, направленных на развитие сотрудничества в международной борьбе с преступностью.
в) Действие в пространстве
Относительно территориальной сферы действия международных соглашений ст. 29 Венской конвенции о праве международных договоров гласит следующее: «Если иное намерение не явствует из договора или не установлено иным образом, то договор обязателен для каждого участника в отношении всей его территории». Однако в договорной практике имели место и случаи экстратерриториального действия экстрадиционных соглашений. Например, ст. 27 Европейской конвенции о выдаче 1957 г. предусматривала ее применение и к территориям метрополий договаривающихся сторон, а именно: в отношении Франции – к Алжиру и заморским департаментам, в отношении Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии – к Нормандским островам и острову Мэн, а в отношении ФРГ – к земле Берлин. На основе же прямой договоренности между двумя или более сторонами применение настоящей Конвенции могло быть распространено, помимо упомянутых территорий, и на любые другие территории этих сторон, ответственность за международные отношения которых несет любая такая сторона.
Общие правила толкования договоров изложены в ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров, в соответствии с которой договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора. При этом для целей толкования договора контекст охватывает (кроме текста, включая преамбулу, и приложения):
a) любое соглашение, относящееся к договору, которое было достигнуто между всеми участниками в связи с заключением договора;
b) любой документ, составленный одним или несколькими участниками в связи с заключением договора и принятый другими участниками в качестве документа, относящегося к договору.
Наряду с контекстом также учитываются:
a) любое последующее соглашение между участниками относительно толкования договора или применения его положений;
b) последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования;
c) любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками.
В необходимых случаях возможно обращение к дополнительным средствам толкования, в том числе к подготовительным материалам и к обстоятельствам заключения договора, чтобы подтвердить обычное значение, вытекающее из применения изложенных правил, или определить значение, когда толкование в соответствии с данными правилами оставляет значение двусмысленным или неясным либо приводит к результатам, которые являются явно абсурдными или неразумными.[312] Специальное же значение придается термину в том случае, если установлено, что участники имели такое намерение.
Вместе с тем, каким бы ни было значение того или иного термина договора, предполагается, что оно одинаково в каждом аутентичном тексте. Если же сравнение аутентичных текстов обнаруживает расхождение значений, которое не устраняется применением соответствующих правил толкования, принимается то значение, которое, с учетом объекта и целей договора, лучше всего согласовывает эти тексты. Исключение составляют лишь те случаи, когда участники договора условились, что в случае расхождения между этими текстами преимущественную силу будет иметь один из них.
Глава II
Правовая природа экстрадиции
§ 1. О месте экстрадиции в системе права
Правовая природа экстрадиции, предопределяющая отводимое ей место в системе права, трактуется весьма неоднозначно. Как замечает В. М. Волженкина, теоретики «до сих по не определились, к какой отрасли права относить выдачу: к уголовному, уголовно процессуальному или она предмет административной деятельности исполнительной власти».[313]
Большинство авторов сходятся на междисциплинарном характере данного института. Так, еще М. Д. Шаргородский отмечал, что вопрос о выдаче преступников является «смежным для международного, государственного и уголовного права». Однако при этом он подчеркивал, что выдача преступников – это «акт высших органов государственной власти, осуществляющих государственный суверенитет, а не судебный или административный акт. Выдача осуществляется поэтому дипломатическим путем, что устанавливается как законами, так и договорами».[314]
Более широкий спектр мнений был представлен позднее И. И. Карпецом, который писал: «Некоторые ученые полагают, что выдача преступников – это чисто административный вопрос, ибо часто решение о ней принимает не суд, а правительство или какой-либо его орган. Следовательно, можно отнести этот институт к административному или государственному праву. В то же время экстрадицию можно рассматривать как элемент уголовно-процессуального права, ибо налицо порядок передачи человека, совершившего преступление, другой стране с соблюдением определенных процессуальных гарантий. Экстрадицию можно считать и частью уголовного права, а именно – института исполнения наказания». Однако, подводя итог рассмотрению проблем выдачи преступников, автор подчеркнул, что «международное уголовное право, как комплексная отрасль права, без этого института существовать не может».[315]
Современные авторы более определенно рассматривают выдачу в качестве отдельного института в системе международного уголовного права, указывая на комплексное объединение в нем норм материального и процессуального права.[316] При этом в самом международном уголовном праве выдача по давней традиции рассматривается как «акт судебной помощи, оказываемой одним государством другому».[317]
Продолжает пользоваться признанием и давняя традиция выдвижения на первый план процедурных аспектов выдачи, предопределяющая ее трактовку в качестве процессуальной деятельности, содержанием которой является совокупность общих и специально созданных процедур. В наиболее рафинированном виде этот подход был сформулирован Э. Симеоном, который свел выдачу к одному действию – акту передачи, отнеся все остальное к приготовлению к выдаче или к ее последствиям.[318]
Безусловно, акт фактической передачи лица как практическое воплощение его выдачи весьма важен. В УПК РФ ему посвящена ст. 467, в которой предусматривается уведомление иностранного государства о месте, дате и времени передачи выдаваемого лица. Если данное лицо не будет принято в течение 15 суток со дня, установленного для передачи, оно может быть освобождено из-под стражи. Вместе с тем дата передачи может быть перенесена, если
Россия по не зависящим от нее обстоятельствам не может передать подлежащее выдаче лицо или иностранное государство по тем же причинам не может принять его. Во всяком случае лицо подлежит освобождению по истечении 30 суток со дня, установленного для его передачи.
В целом изложенный порядок передачи-приема выдаваемого лица отвечает нормам Европейской конвенции о выдаче, согласно ст. 18 которой в случае удовлетворения запроса о выдаче запрашивающая сторона информируется о месте, дате передачи и периоде времени, в течение которого требуемое лицо задерживалось. Если не зависящие от нее обстоятельства препятствуют одной из сторон в передаче или приеме лица, подлежащего выдаче, она уведомляет другую сторону, после чего они договариваются о новой дате. При соблюдении этого правила применяются положения п. 4 ст. 18, в соответствии с которым лицо, вновь не переданное в указанную дату, может быть освобождено по истечении 15 дней и в любом случае освобождается по истечении 30 дней. После этого запрашиваемая сторона может отказать в его выдаче за то же преступление.
При всей важности изложенной процедуры для обеспечения прав субъектов экстрадиционных отношений и лица, ожидающего передачи под стражей, криминалиста все же больше интересует не столько порядок физической передачи и приема, сколько материальные основания выдачи и пределы уголовной ответственности выданного лица, т. е. как раз то, что предшествует выдаче и следует из нее.
Тем не менее процедурные аспекты выдачи продолжают оставаться на первом плане. Так, Л. Н. Галенская определяет выдачу как «процесс передачи преступника другому государству для применения уголовного наказания».[319]
Весьма однозначно высказался на этот счет Р. М. Валеев, который, исходя из деления международного права на две отрасли – международное материальное право и международное процессуальное право, констатировал: «Вопросы выдачи преступников следует отнести к области процессуального права».[320] Схожей точки зрения придерживается В. И. Степаненко.[321]
