вызывает дурное предчувствие, а сама встреча выполнена в контрастной игре света и тени, что сильно отличается от ярких боевых сцен большинства меха-аниме. Наконец, этот бой заканчивается в удивительно низкотехнологичной манере. Под угрозой со стороны одерживающего победу Ангела Ева-Синдзи, которой был нанесен огромный ущерб, в последний момент сумела прийти в себя и произвести удар не высокотехнологичным оружием, а огромным куском металла, похожим на нож. Сцена становится еще мрачнее, и зритель видит темный силуэт Евы-Синдзи, яростно атакующей Ангела металлическим приспособлением.
Несомненно, отчасти этот мрачный тон объясняется апокалиптическим характером текста. Учитывая, что судьба мира лежит на плечах Синдзи, неудивительно, что это не беззаботная сцена схватки. Апокалиптические аспекты будут исследованы позже, но для целей этой главы полезно взглянуть на то, что эти темные первые эпизоды говорят о теле и личности.
Первую встречу противоборствующих сил можно рассматривать в более мифических и/или психоаналитических терминах как начало нежелательного для Синдзи обряда инициации – взросления.
Здесь Ева и Ангелы воспринимаются как аспекты Самости и Иного, которым Синдзи должен противостоять, чтобы сформировать собственную личность. Многие критики отмечали, что конструкция Евы имеет женский аспект, так как Синдзи заключен в наполненное жидкостью пространство, подобное матке. Можно предположить, что у машины также есть мужской аспект, поскольку это, по сути, наступательное оружие, вылетающее из штаб-квартиры NERV, чтобы поддержать Синдзи в его поисках самости.
Настоящее путешествие начинается, когда Синдзи входит в затемненную комнату и впервые видит Еву в ярком освещении. Сцена, когда маленький мальчик смотрит в лицо гигантской Еве, очень впечатляет. Это как если бы Синдзи смотрел в кривое зеркало и ужаснулся тому «я», которое он там обнаружил. Однако Синдзи не может избежать этого отталкивающего аспекта самого себя. В следующей сцене мы видим, как он выглядит очень хрупким и уязвимым, окруженный гигантской машиной, в то время как вокруг него поднимается прозрачная жидкость, которая, как уверяют его техники, облегчит ему дыхание. Когда внутри его полностью накрывает жидкость, Ева начинает выходить из пусковой установки и, спустя еще несколько технических процедур, Синдзи и Ева вылетают из штаб-квартиры NERV на битву с Ангелом.
Изображение маленького человека, заключенного в большой жидкий цилиндр, и погружение Синдзи (возможно, более подходящее слово, чем «синтез») в Еву убедительно указывают на сцену рождения. Чтобы еще сильнее прояснить этот посыл, техники открывают так называемый «пуповинный» мост (используются английские слова umbilical bridge), когда Ева выходит в бой. Таким образом, Ева имеет аспекты материнства – Синдзи находится внутри своей защитной капсулы – и самости – Синдзи «синхронизируется» с ней, сливается, чтобы заставить робота действовать по его воле. Фактически критик Котани Мари указывает на растущую феминизацию Синдзи в более поздних эпизодах, намекая на влияние, которое Ева оказывает на личность мальчика.
Котани рассматривает базовую структуру сериала – битву между Евой и Ангелами – как противостояние патриархальной семьи (NERV) с отверженной женской Инаковостью (Ангелами) [142]. Хотя я считаю, что это важный и проясняющий многое момент, поскольку NERV действительно изображен в явно патриархальном стиле и Ангелы имеют четкую связь с отверженными, я бы также предположила, что по крайней мере в начале сериала Ангелы также могут быть отцовскими фигурами, которых Синдзи должен уничтожить. Огромные, грубые, спускающиеся сверху, они демонстрируют властное присутствие. Они также явно связаны с настоящим отцом Синдзи, человеком, который отверг своего собственного сына и предпочел работать над тайнами Евы и Ангелов. При этом он единственный, кто знает истинное значение Ангелов. В этом свете жестокость последнего выпада Синдзи против первого Ангела наводит на размышления. Это не просто одна машина, атакующая другую, но, как свидетельствует удивительно примитивное ножеподобное оружие, глубоко архаичное и смертоносное противостояние. Фаллическая природа ножа также интересна, предполагая, что Синдзи пытается присвоить мужскую силу своего отца.
Однако важно понимать, что Ева – это и мать, и самость, также и Ангела можно воспринимать как отца и как самость. В конце концов, ближайшим эквивалентом гигантского, могущественного и гротескного Ангела является гигантская, мощная и гротескная Ева, с которой слился Синдзи. В этом свете окончательная победа Синдзи над Ангелом напоминает научно-фантастическую эпопею Джорджа Лукаса «Империя наносит ответный удар» (1980 года), в особенности сцену, где Люк Скайуокер вступает в бой на мечах с Дартом Вейдером и пока не знает, что тот является его настоящим отцом. В мистической и психоаналитической сцене Люку наконец удается отрубить «голову» Вейдера (его шлем) и неожиданно обнаружить, что голова была его собственной.
В случае с наиболее традиционными меха триумфальное разрешение боя является прелюдией к последующим победам, которые в открытую и завуалированно чествуют растущую силу молодого протагониста, его взросление и обретение взрослой самоидентификации. Однако в мрачной атмосфере Евангелиона праздничная фантазия на тему взросления оказывается серьезно подорвана. Сексуальная трансгрессивность и двусмысленность, которая отличает Еву и Ангела, воплощается более психологическим образом в общей дисфункциональности протагониста-человека. На протяжении всего сериала в центре внимания находятся споры, сексуальная неуверенность и семейные тайны трех юных меха-пилотов и их наставников, а также сам меха-экшен. На примере Синдзи показано отношение персонажа к высокотехнологичному роботизированному боевому телу, которое в лучшем случае можно назвать двояким. Евы не наделяют своих пилотов могуществом, а наоборот, заставляют их страдать от боли и ввергают в беззащитное состояние. Роботизированное тело не приводит к победе в этом сериале, а лишь наносит физический и эмоциональный урон.
На самом деле Еву можно рассматривать как проявленную манифестацию защитных «механизмов» персонажей, которыми они ограждают себя от внешнего мира и друг от друга.
Ева не дает им защиту и помощь в налаживании контакта с другими людьми, а только способствует отчуждению героев друг от друга. Таким образом, Синдзи и его соседка – пилот Евы блистательная Аска Лэнгли – в теории могли бы испытывать друг к другу романтическое влечение, но их сексуальное напряжение (на которое явно указывают эпизоды взаимных ласк) обычно подавляется неуемным соревновательным духом Аски, которая желает возглавить бой с Ангелами. Как и в «Ранме ½», эта тема соревновательности тоже глубоко связана с давлением, которое японское общество оказывает на своих граждан. Но в отличие от «Ранмы ½» здесь соревнование носит апокалиптический, а не фестивальный характер. Находясь внутри оболочек Евы, Аска, Синдзи и Рэй не имеют возможности совершить сколько-нибудь значимое действие, за исключением боя и унылых попыток сексуальных экспериментов.
Отчужденность действующих лиц, особенно Синдзи, ярко и образно представлена в озадачивающем и совершенно «крамольном» заключительном эпизоде – в этом грандиозном финале, что совершенно не типично для жанра меха, нет ни одного механизма. Эпизод 26 претворяет раскрытие потрясающей правды о семьях и секретном предприятии, которые хитроумно переплетены с высокими технологиями. Кроме прочего, мы узнаем истинное предназначение NERV и настоящую личность пилота Евы Рэй Аянами (она оказалась клоном умершей матери Синдзи). В отличие от технологических открытий предыдущих эпизодов, заключительная серия поражает зрителей (а некоторых разочаровывает) полным отсутствием высокотехнологичных спецэффектов и апокалиптических образов.
Вместо
