– Ты что, спортом занимался? – спросил Боб, потирая поясницу.
– Первый взрослый разряд, – не без гордости сообщил Мэлс.
– Мэл, это не соревнования – быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное – драйв. Ну, энергия! – показал он. – Давай лучше канадским попробуем. – Боб поменял пластинку…
Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.
– Боря, можно тебя на минутку?.. – сказал он и исчез.
– Слушай, – тотчас потускнел Боб, – давай потом как-нибудь продолжим…
– Дай пару пластинок, – попросил Мэлс. – Я дома потренируюсь.
– Только не заныкай, – Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
– Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? – трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
– Папа, мы просто танцуем!
– Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него – он просто танцует! – всплеснул руками отец. – Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью “Преклонение перед Западом” – от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря, – под эту статью попадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
– Мой знакомый!
– Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
– Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
– Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? – указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
– Да, да, Боря, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта сидела хотя бы за то, что повесила портрет Сталина напротив туалетной двери. Мне они даже не смогли объяснить, за что я сижу, но этих впечатлений мне хватит до конца моих дней! Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи – зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
– Папа! – заорал Боб. – Ну невозможно так жить – за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен это понимать, это бесконечное угнетение психики, которое приводит к распаду личности!
– Боря, – всхлипнула мать. – Если тебе совсем не жалко себя – пожалей хотя бы нас с папой…
Мэлс стоял дома перед зеркалом в своем новом стильном наряде – длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых дудочках и тракторах на “манной каше”. Он пытался взбить короткие подкрашеные волосы в какое-то подобие кока.
– Зря ты это, ой зря! – покачал головой отец. Он курил на табурете, наблюдая за сборами. – Поливалка проедет – все потечет. Тут или хной надо, или хоть луковым отваром.
Вошел Ким со скрипичным футляром – и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.
– Мэлс… Ты что, спятил?
– А что такого случилось, Ким? – улыбнулся Мэлс. – Просто костюм другой надел.
– Ты что, собираешься в этом на улицу выйти?
– Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?
– Пап, а ты что сидишь? – отчаянно сказал Ким. – Ты что, не понимаешь? Скажи ему!
– А чего – смешно, мне нравится, – сказал отец. – Мы вон в деревне тоже – вырядимся, тряпок на себя накрутим, рожи раскрасим – и айда девок пугать!
Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.
– Здравствуйте, – поздоровался он с соседками.
Те подняли головы от кастрюль – и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.
Выйдя из подъезда, Мэлс остановился, весело прищурился на солнце. В этот момент в спину ему ударил камень.
– Стиляга! Стиляга! – в восторге завопили малыши, сбегаясь к нему со всего двора.
– Ты что, Санек, не узнал, что ли? – спросил Мэлс у метателя. – Витька! Ленка! Это я, Мэлс! – Он едва успел увернуться от новых камней.
– Я не лягу под стилягу! – радостно крикнула пятилетняя Ленка, запустив в него еще один.
– Ну ладно! Велик опять сломается – ко мне не приходите! – погрозил Мэлс и, пытаясь сохранить достоинство, не торопясь пошел через двор, сопровождаемый ордой самозабвенно орущей малышни.
Уже не так уверенно, как поначалу, Мэлс шагал по улице. И хотя к вечеру тротуар был полон спешащих с работы людей, шел он в одиночестве. Толпа за три шага расступалась перед ним, обтекала с двух сторон и смыкалась сзади. Он искоса поглядывал на обращенные к нему со всех сторон лица: кто смеялся, кто тыкал в него пальцем, кто плевал вслед.
Он запрыгнул в переполненный автобус. Пассажиры тотчас подались в стороны, и снова он остался один в перекрестии взглядов.
– Ну и что ты нацепил это тряпье? Напомадился, как баба! – начал мужик с орденскими планками. – Ведь нормальный с виду парень, воду на тебе возить!
– Послушайте, я вам мешаю? – вежливо спросил Мэлс.
– А ты на меня голос не повышай! – тотчас заорал мужик. – А то в милицию сдам, там тебя причешут под ноль!
– Слушайте, я же вас не трогаю! – не выдержал Мэлс. – Просто стою…
Тут, как по команде, загудели все разом.
– Эх, жаль, не те годы! – перекрикивал всех мужик. – Согнать бы вас всех до кучи и на Соловки лес валить!..
Автобус подъехал к остановке. Открылась дверь, и оттуда пробкой вылетел растрепанный Мэлс. Следом выплеснулся возмущенный гвалт. Дверь тут же захлопнулась, и автобус проехал мимо. Из-за каждого окна, немо раскрывая рты, грозили ему пассажиры.
Мэлс пригладил волосы, встряхнул пиджак и двинулся дальше.
Стиляги стояли на том же месте у Елисея. Долговязый, как и в прошлый раз, долбил себя ладонями по коленям, отбивая бешеный ритм, остальные болтали. Они разом, оборвав разговор, обернулись к Мэлсу… Возникла пауза. Долговязый вдруг картинно закатил глаза и повалился в обморок со всего роста. Его поймали и стали обмахивать руками.
– Смотрите, а он, оказывается, на человека похож… – в тишине задумчиво сказала кукла.
Полли, прикусив губу, смотрела на него исподлобья.
Фред неторопливо обошел его со всех сторон, оглядел. Взял конец галстука, пощупал материал.
– Мэйд ин Тамбов? – спросил он. – У меня завалялся один. Напомни, чувак, завтра принесу… Фред! – протянул он руку.
Тут же, галдя, потянулись знакомиться остальные.
– Дрын! – представился долговязый. – Ударник. Но не коммунистического труда!
– Бетси, – кокетливо пискнула кукла.
– Стив.
– Руби.
– Шерри.
– А это Капитал!
Боксер, на этот раз ярко-желтый, заученно подал Мэлсу лапу.
– Ну ты даешь, Мэл! Неужели один шел? – удивленно спросил Боб.
– А вы как?
– Хотя бы по двое стараемся. Все-таки проще от жлобов отбиваться.
– А как отбиваетесь?
Боб пожал плечами.
– У каждого свой прием. Начнем с тычинок и пестиков. Во-первых, нельзя в драку лезть, даже если руки чешутся в морду дать. Других бы отпустили, а у нас уже двое сели. Лучше просто молчать. Во-вторых, если все-таки замели: хоть наизнанку вывернись, но дозвонись Фреду – отец вытащит. В третьих… Во, гляди, – прервав лекцию, в восторге указал он. – Сейчас Бетси этого жлоба отошьет!
Мужик в шляпе давно уже выговаривал что-то в спину Бетси, и та наконец не выдержала. Она обернулась, сведя коленки, сцепив внизу пальчики, склонив голову – пай-девочка. Потом подняла на него влюбленные кукольные глаза и загадочно улыбнулась. Беззвучно прошептала что-то нежное, чуть заметно кивнула и многозначительно повела бровкой в сторону.
– Чего это?.. – растерялся мужик. Стоящие рядом зеваки подозрительно покосились на него и на Бетси. А та вытянула губки в поцелуй, поманила его пальчиком и шагнула навстречу. Мужик шарахнулся от нее и пошел, оглядываясь, сопровождаемый хохотом стиляг. Бетси победно ухмыльнулась и вернулась к своим.
– Ну что, чуваки, в “Кок”? – призывно махнул Фред. – Новичок угощает. Закон джунглей!
Он с компанией сел в “паккард”, остальные двинулись вниз по Бродвею. Мэлс на мгновение замешкался, не зная, с кем идти.
– Садись, место есть, – крикнул Фред.
Мэлс втиснулся на заднее сиденье между Полли и Капиталом. Фред с визгом шин развернулся посреди улицы на глазах постового, и они помчались по Бродвею. Мэлс со счастливой улыбкой прищурился навстречу ветру, посмотрел на Полли. Та ответила холодным взглядом и отвернулась…
