День прошел почти незаметно в компании друзей Гарри и Ремуса с Тонкс. Я узнавала сына все больше, он открывался мне с разных сторон, и это не могло не радовать. Гарри был чуточку замкнут, мне приходилось тормошить его, чтобы он отвечал на вопросы, которые, как из пулемета, строчила я. И во всей мере осознавала, как нелегко жилось ему в семье Петуньи, а потом — и в качестве «мальчика — который — выжил», как прозвали его после той ужасной ночи…
Подумать только — Мальчик — который — выжил, а затем и Избранный… Все считают моего маленького Гарри тем, кому суждено покончить с Волдемортом… Когда он поведал мне, с неохотой и с наигранной бравадой, у меня на затылке встали волосы дыбом.
Ну за что… за что ему выпала такая участь?! Он счастья почти не видел, а жить с сознанием, что ты просто орудие в руках судьбы, никому не прибавит оптимизма…
Впрочем, Гарри не назовешь пессимистом. Он не унывает и верит, что «оставит Волдеморта с носом и еще посмотрит, кто кому надерет задницу». Я обомлела, услышав такое из уст своего воспитанного и вежливого сына, после чего долго хлопала глазами. На что он лишь улыбнулся и успокоил меня, сказав, что подобные фразы адресуются исключительно Волдеморту и его приспешникам.
— Ты так легко шутишь об этом…
— А что мне еще остается? Рыдать в подушку я не умею, жизнь приучила находить светлые стороны, когда белые полосы сменяются черными. Особенно общаясь с Фредом и Джорджем.
— Кто такие Фред и Джордж?
— Братья — близнецы Рона. Они великие мастера по розыгрышам и шуткам, веселые ребята.
— Ты дружен со всей семьей Уизли, да?
— В общем — то, да, со всей. Они очень хорошие и добрые. А миссис Уизли иногда обращается со мной так, словно я еще один ее сын, — со смехом сказал Гарри. — Разве что не рыжий.
Я вдруг ощутила легкий укол ревности, хотя должна была бы порадоваться тому, что нашлись такие люди, которым мой сын как родной.
— Тебе повезло с ними, — улыбнулась я, но как — то неуверенно. — А с семьей Гермионы ты тоже знаком?
— Нет… Не знаком. Гермиона из семьи магглов, которые с магическим миром почти не контактирует… Я видел ее родителей пару раз, но ни разу не разговаривал с ними.
— Мне твои друзья очень понравились.
— Правда?
— Ну, конечно. Сразу видно, они за тебя волнуются и переживают…
— Да… Хотя Рон до сих пор говорит про тебя: «это невероятно… Это невероятно…» А Гермиона как ни странно поверила сразу…
Гарри отвел глаза и подошел к окну, за которым синел вечер. Наши гости ушли все вместе, и теперь в доме стояла полнейшая тишина. Мы с Гарри сидели в гостиной, большой комнате с высоким потолком и мрачноватыми стенами, в которой был единственный уютный уголок: мягкий диван напротив камина. В этом большом доме меня только и привлекали что расположенные почти в каждой комнате камины.
— Да, немного неожиданно, — согласилась я, глядя на освещенную спину Гарри. — Особенно то, как она пыталась защитить меня вчера…
— Наверное, это потому, что вы виделись до этого.
— Может быть… Хорошая она девушка, Гермиона. А скажи, — на пробу спросила я, — вы встречаетесь?
Гарри обернулся, на его лице проявилось больше чем удивление.
— Кто? Э… Мы с Гермионой?
— Вы с Гермионой.
— Нет, что ты, мам! — едва ли не воскликнул он, но, опомнившись, понизил голос. — Мы с Гермионой только друзья.
В гостиную неслышно вошел котенок, ранее изучавший дом снизу доверху. Теперь найденыш был отмыт и накормлен. Как оказалось, его шерстка имела дымчатый окрас, а на лапках малыша были белые «носочки», и лишь хвостик по — прежнему оставался не толще прутика. Да еще ни одно имя не прижилось к нему.
— А мне, если честно, показалось…
Мне действительно почудилось, глядя весь день на Гарри и его друзей, что между сыном и Гермионой что — то есть, что — то особенно — неуловимое. Переглядывания, жесты и интонации как будто указывали на это. Видимо, я ошиблась…
— Жаль. Я была бы не прочь в будущем иметь такую невестку.
Гарри заметно смутился. Я рассмеялся и похлопала по дивану рядом с собой.
— Шучу! Идем ко мне.
Словно восприняв приглашение на свой счет, котенок, пока еще безымянный, шустро прыгнул на диван. И, довольно замурлыкав, бесцеремонно влез ко мне на колени.
— Эй, — притворно возмутился подошедший Гарри, — вообще — то это относилось не к тебе.
— Ладно, не прогоняй его, — улыбнулась я, притягивая сына к себе. — Он всего лишь котенок. Или ты тоже хочешь ко мне колени?
Гарри уютно прижался к моему плечу, положив на него голову.
— Боюсь, я там не умещусь. — Улыбка Гарри получилась немного грустной. — Нет уж, пусть он там остается, мне не жалко. А как его, кстати, будем называть, если он будет с нами жить?
Мы оба посмотрели на котенка, с блаженным видом прикрывшего глаза. Повадки как у настоящего короля, царя зверей. Хотя сам на льва не похож, скорее на тигра: его блестящая шерстка была полосатой, только не оранжево — черной, а дымчатой с едва заметными темно — серыми полосками.
— Может, тигром?
— Или Тигрой, как в одном мультфильме. Все — таки он не серьезный тигр.
— Тигра так Тигра, я совсем не против. Главное, чтобы ему понравилось.
Котенок лениво приоткрыл один глаз и широко зевнул.
— Ему тоже все равно, — засмеялся Гарри и потрепал его по голове. — А с Живоглотом такое не пройдет. Живоглот — это кот Гермионы, — пояснил он. — У меня есть сова Хедвиг, Хагрид подарил на мое одиннадцатилетие…
Внезапно оживленность Гарри померкла, будто солнце на небе закрыло легкое облачко.
— Что с тобой? — встревожилась я, выпрямившись.
— Да ничего особенного, — поспешил успокоить он. — Просто вспомнилось кое — что… Ну, то есть тот день, когда я узнал… все.
— Все? Что все?
Гарри заколебался, но в конце концов рассказал о том, что произошло шесть лет назад, начиная с самого первого письма из Хогвартса.
Сказать, что я была потрясена, значит, ничего не сказать. Я была в ярости. Мне со всей яркостью открылась вся подлость, вся низкость поведения семьи Дурсль по отношению к моему единственному, горячо любимому сыну Гарри! Мало того, что Петунья не хотела признавать в нем родного племянника, но и всячески ограждала от всего того, что хоть как — то касалось магического мира. Несмотря на то, что сам Гарри делал ударение на том, что больше всего ему доставалось от Вернона и Дадли, я только убеждалась в равнодушии и жестокосердии сестры.
Боже мой, Петунья, как ты могла?
— Это просто немыслимо… — прошептала я, принуждая себя приугасить яростный огонь внутри. Не хотелось, чтобы Гарри думал, что меня можно запросто вывести из равновесия, как точно подметил Северус. И даже немного завидовала его удивительному хладнокровию. Мне бы так научится сдерживать свои порывы. — И я еще простила Петунью… Да если бы я знала, на что она способна…
— Мам, но она же покаялась, — напомнил Гарри.
Я рассеянно оглянулась. Оказывается, я не заметила, как в пылу негодования поднялась с дивана и теперь стремительно ходила перед камином. Сын и Тигра внимательно следили за мной.
— Да, но это произошло столько лет спустя. Все эти годы в Петунье жила обида на меня за то, кто я есть, а перенесла ее на тебя. Так что не у меня она должна просить прощения, а у тебя.
— Сомневаюсь, что у тети Петуньи хватит смелости совершить такой подвиг, — пробормотал он, повернув голову в сторону. — В отличие от тебя, мам, я все прекрасно помню.
Да, мой мальчик, и мне начинает казаться, что все дело просто — напросто в моей амнезии. Еще неизвестно, как повела бы себя Петунья, будь я в твердой памяти.
Чиста ли твоя совесть, сестра? Считаешь ли ты, что своим раскаянием отдала мне долг?
Следующие два дня, которые нам с Гарри снова не удалось провести только наедине друг с другом, отличались от предыдущего разве что появлением в доме новых лиц. Кроме знакомых уже друзей Гарри и Ремуса с Тонкс, с дружеским визитом в гости заглянули с утра пораньше еще несколько человек, все поголовно рыжеволосые. То есть с первого взгляда я признала в них Уизли, но только потому, что во главе процессии, стоявшей на пороге, была Молли, женщина, отнесшаяся ко мне с подозрением и неприязнью в тот момент, когда я отчаянно нуждалась в поддержке. Нет, не то чтобы я не обрадовалась ее появлению, однако во мне зашевелился червячок легкого протеста. И, да, меня вновь кольнуло чувство ревности, когда, настороженно поздоровавшись, Молли кинулась обнимать моего Гарри! Хотелось крикнуть: «Это мой сын!»
Гарри, будто бы уловив поднявшееся во мне волнение, осторожно, но твердо отстранился от Молли. Потом, когда в холле стало немного тише, все поприветствовали друг друга, он сказал:
— Позвольте представить вам Лили Поттер, — и с легкой дрожью, которую различила я одна: — Мою маму.
