— Тор точно убьет меня.
Локи весь обращается в слух, ловя каждую новую тональность, исторгаемую из приоткрытого рта. Длительными и осторожными, скользящими жаром по коже прикосновениями прослеживает нагое тело, пробираясь изящными пальцами под инстинктивно скрещенные на груди руки. Он медленно разводит их в стороны, полностью обездвиживая племянницу и предвкушающе хмыкает, ловя соблазнительный взгляд беспомощной овечки.
— А Сиф сделает это еще раз… — Локи окидывает плотоядным взглядом юное тело, изгибы которого, словно издеваясь, призывно манят своей неоскверненностью. — С особой жестокостью.
Его бешеный, неуправляемый поток давно сдерживаемых желаний и страстей в итоге прорывает плотину. Сигюн заставляет его смешать этой ночью все в едином водовороте: и любовь, и жажду риска, и грех, и безумие, и животное начало{?}[Видоизмененная цитата Джона Фаулза из произведения «Любовница французского лейтенанта».].
Комментарий к Часть 14
Признавайтесь, не ждали R-ку, да?
P.S. Моя девочка стала совсем взрослой… звуки всхлипывания
========== Часть 15 ==========
Сигюн до боли в костяшках комкает болотные простыни, выгибаясь дугой. После сладостной пытки по телу медовой патокой разносится оглушающая эйфория. Точно натянутую струну рывком отпустили. Кровь по венам от этих диковинных ощущений качается сердцем так быстро, что кажется, еще немного — и своим ритмом прожжет всю кожу. Настолько непривычно хорошо, что даже пугает.
Локи с самодовольной усмешкой встает с локтей между ее ног. Стирает большим пальцем излишнюю влагу со рта. Сигюн чувствует — каждой снедающей клеточкой своего тела чувствует, — как он упивается своим превосходством. Он ловит ее взгляд своим темным, заволоченным бездонной чернотой зрачка, поедающего радужку. Сигюн мысленно сжимается в колючий клубок. Еще один совершенно незнакомый для нее Локи.
Он показательно медленно наклоняется к вздрагивающему бедру. Оставляет глубокий поцелуй, от которого Сигюн жмурится и прикусывает губу. И, кажется, потерявшись в своем тяжелом дыхании, пропускает тот момент, когда Локи поднимается на колени и достает откуда-то склянку. Склянку с зельем, происхождение которого она сейчас — даже если бы знала — не смогла определить.
— Открой рот, — он хрипло командует тоном, не терпящим отлагательств. Тоном, которому перечить нельзя чисто из чувства самосохранения.
Локи отмеряет пипеткой-дозатором всего одну каплю. И Сигюн послушно позволяет той упасть на язык. Без каких-либо лишних вопросов.
***
Сигюн резко открывает глаза. Внутри все скручивается, точно ее резко толкнули во сне в плечо. Или вылили ушат воды. Пробуждение с привкусом паники. Лучшего утра просто-напросто не придумаешь. Она тупо упирается взглядом в испещренный звездными узорами потолок своей спальни. Звездными узорами. Потолок своей спальни.
Ч… что?
Сигюн недоуменно вертит головой. Знакомые стены и обстановка подтверждают, что она не сходит с ума. Что она действительно в своих покоях с персиковой и золотистой отделкой. И на своей кровати цвета белого дуба с прозрачной вуалью, ниспадающей с потолка. Но… Локи. И их поцелуи. И то, во что в итоге они выливаются… Это не укладывается в голове. Сигюн ощущает как наяву, что еще секунды назад лежит отнюдь не в своих покоях. И отнюдь не на своей кровати. И отнюдь не одна. Щедрый румянец вмиг застилает бледное лицо до самых кончиков ушек. Так что его от наплыва стыда приходится порывисто прикрыть ладонями. Это самый безумный и реалистичный сон, который мог ей вообще присниться.
— Вы уже проснулись, моя царевна? — прерывает мысленный крик голос молоденькой камеристки. — Боги всемилостивые! Что с вашими волосами?!
Ужас, застывший на миловидном лице, окончательно выдергивает Сигюн в реальность. Она рывком садится и судорожно запускает руки в некогда красиво уложенные локоны. Пальцы путаются в свалявшихся волосах состояния невозможной пакли. Она устало вздыхает:
— Кажется, мне не помешает ванна…
— Определенно, — активно кивает… Ольрун? Да, кажется, ее зовут именно так… — Я одна, потому что во дворце не хватает слуг из-за обилия гостей, — она, смущаясь, по-своему расценивает долгий взгляд царевны.
— О! — округляет глаза Сигюн. — Я вовсе не возражаю. Так даже спокойнее…
Глаза упираются в блестящее бюстье розового платья-подарка от Локи. Она вчера ложится спать прямо в нем?.. Память наотрез отказывается предоставлять этот эпизод из недавних событий. Сигюн хмурится. Такого она не помнит…
— Как скажете, моя царевна… — вновь кивает Ольрун, тоже явно недопонимая, как ее госпожа могла отойти ко сну, не переодевшись.
— Просто… — Сигюн запинается.
Мысли в голове крутятся отъявленной неразберихой, не давая сосредоточиться. Странный сон. Странное пробуждение. Странные… провалы в памяти? Она наспех натягивает притворную улыбку и смущающимся взглядом указывает на платье.
— …я вчера очень устала. Ты же никому не расскажешь?
— Разве я что-то видела? — Ольрун невинно хлопает глазами, явно сдерживая добродушную усмешку.
Сигюн облегченно выдыхает. Не пристало ей врать, но… лучше она разберется в своих проблемах сама и слегка подпортит идеальный — вовсе нет, учитывая ее занятия магией, — образ дочери Тора у себя за спиной, чем будет распространять еще более двусмысленные слухи. Ей повезло, что сегодня к ней направили именно Ольрун. А не стайку «безмозглых — если цитировать Бога Коварства — девиц с языком вместо извилин».
— Вставайте с постели, моя царевна. А я наберу вам ванну.
Сигюн снимает с лица фальшивую маску, стоит Ольрун скрыться за дверьми. Миниатюрная ладонь медленным недоверчивым движением проходится по розовым алмазам. Осязание не обманывает. Хорошо… Возможно, она действительно вчера слишком устала и наплевала на все предрассудки асгардской леди. Зная себя, Сигюн может сказать: так бы и поступила. Она отбрасывает от себя одеяло, свешивая босые ноги с высокой кровати. Спину тут же неприятно обдает холодом, а широкие бретели на плечах почти спадают из-за отсутствия натяжения. Приходится придержать лиф рукой. Сигюн растерянно проводит пальцами другой ладони по расстегнутой спинке платья. И как делала это, она тоже не помнит…
— Вы идете? — слышится такой неуместный сейчас крик Ольрун.
Сигюн с раздраженным выдохом спрыгивает с перин. Холодный пол слегка отрезвляет. Она направляется мелкой поступью прямиком в ванную комнату, а мыслями бродит во вчера. Сигюн точно помнит, как мать отводит ее после бала в покои. Желает сладких снов и удивляется — но не настаивает, — когда дочь просит отослать всех камеристок. А затем в рыжей голове берет бразды правления нервный хаос. Ее посещает совершенно безумная навязчивая идея, которой Сигюн накручивает себя до полуночи. И… и она отчетливо помнит, как натягивает на себя пелену невидимости и сокрытия. Как воровато пересекает до боли знакомые длинные коридоры, ведущие в покои Локи.
В горле застывает ком. Не может быть, чтобы она действительно это сделала…
Сигюн позволяет Ольрун тактично покинуть помещение принятия водных процедур и замирает, загипнотизированная воздушной пеной и собственной сумятицей в голове. Если она это сделала, то почему проснулась не в покоях Локи, а в своих? Сигюн тут же ругает себя за глупость: он бы не совершил такую осечку, позволившую раскрыть их с потрохами. Но… ее пробуждение выглядит как пробуждение после невероятного, ударившего по сознанию сна. Обрывается на значимом моменте, как срезанное воспоминание. Если она это сделала, должно быть что-то посущественнее расстегнутого платья. Что просто кричало бы: «Ты провела ночь с мужчиной»!
И первым «существенным», которое находит для себя Сигюн, стянув платье, становится полное отсутствия нижнего белья. Она медленно цепенеет. Краски «сна» накатывают с новой силой. Где-то в районе живота затягивается тугой комок режущих нервов. Сигюн медленно отставляет правую ногу, чтобы второе «существенное» таки прокричало устами Локи: «Ты провела ночь с мужчиной. Со мной». Слова написаны на ее собственном теле яркой багряной меткой, искусно поставленной, как клеймо: «Отныне и навсегда принадлежит Богу Коварства».
