Сигюн с бешено колотящимся сердцем оседает на дно заполненной до краев ванной. Она, и правда, сделала это. Пришла вчера к нему в покои.
— Как вы умудрились сорвать молнию, моя царевна? — причитает проросшая точно из-под земли Ольрун, поднимая с пола розовую причину всех недавних событий. Она причитает: — Какая жалость, — и причитает: — Было такое красивое платье… Может быть, отдать его швеям?
Сигюн отрицательно качает головой, не думая, что это будет хорошей идеей.
— Ох… ну… как прикажете… Тогда я сложу его обратно в коробку и отложу в дальний угол, вдруг вы передумаете, — Ольрун хмурится на секунду. — Вот только никак не могу найти ваши туфли…
— Наверное, закинула куда-нибудь в полусне, — наигранно улыбается Сигюн, прекрасно осознавая, где именно сейчас ее туфли. — Знаешь же, как это бывает…
Ольрун понимающе кивает, откладывая платье в сторону, и наконец замолкает. Наполняет ладони содержимым нескольких склянок, запускает руки с мыльными маслами в медные от воды волосы. А Сигюн совсем не по-царски закусывает ноготок. Упирает полузатравленный-полусчастливый взгляд в еще не лопнувший пузырек мыльной пены.
Она провела ночь с Локи… Со своим дядей.
На губах на секунду замирает усмешка.
Мама ее убьет.
***
Сигюн опирается кончиками пальцев о краешек резной полки царской библиотеки и встает на носочки. Тянется тростинкой вверх. Слишком миниатюрная и крохотная она — слишком высокие и могучие книжные шкафы, выстроенные как один сплошной лабиринт. Если бы не золото сверкающих стен — была бы сплошная темень. Сигюн простирает вторую руку как можно дальше и подушечками пальцев подталкивает корешок увесистой книги. Победно улыбается, стоит толстому фолианту заклинаний встать на законное место с тихим хлопком. И тут же вздрагивает всем телом, когда на талию собственнически ложатся крупные ладони. Ухо обжигает насмешливый приглушенный баритон:
— Разве я учил тебя магии для этого?
— П-просто хотелось сделать самой, — надрывно отвечает Сигюн, вмиг краснея до кончиков ушей.
Не говорить же, что из-за проведенной с ним ночи и умственных терзаний, потоки ее магии сейчас нестабильны. И тело, все еще отлично помня прикосновения, предательски отказывается слушаться как прежде. Сигюн совершенно не готова встречаться с Локи так скоро. Но ее, как обычно, никто и не спрашивает.
Над ухом звучит лукавый смешок. Локи резво разворачивает племянницу к себе лицом и наклоняется почти вплотную. Недовольно отмечает мечущийся от его глаз взгляд. Пальцы жестко фиксируют миниатюрный подбородок.
— Избегаешь меня? — «Жалеешь о своем решении?»
— Что? Нет!
— И поэтому пропускаешь завтрак, — иронично хмыкает он.
К своему облегчению, Локи находит в Сигюн лишь огромный пласт стеснения. Который, вероятно, ему придется снимать слой за слоем усердно и тщательно. Ну или просто содрать с корнями.
— Я слишком долго спала… — она оправдывается, еще гуще краснея.
Это, в общем-то, чистая правда. Как узнает позже, Ольрун по приказанию царицы появляется в покоях только ближе к полудню. Локи скептически хмыкает:
— И как проснулась, сразу направилась в библиотеку.
— Мне нужно было чем-то заняться…
Сигюн надрывно выдыхает. Не то… не то поведение. Не те слова. В чем смысл бегать вокруг да около? Она поднимает глаза и попадает прямиком в капкан пытливого изумрудного взора. От которого — как ни старайся — хочется скрыться из-за неловкости.
— Я просто не знаю, как вести себя с тобой… И боюсь, что случайно нас выдам своим поведением. И…
— И? — наседает Локи, четко осознавая, что вот оно — самое главное.
— И ты дал мне что-то… вчера… так что я ничего не помню…
— Так и было задумано, милая, — с какой-то чересчур довольной улыбкой соглашается он.
Вот почему Локи как можно дольше старается отсрочить момент соития. Потому что в итоге это дитя слишком много думает и поддается переизбытку чувств из-за сплошной чепухи. А ведь он намеренно стирает все самое «страшное» для ее невинного сознания. Локи отвечает на немой вопрос, застывший в ничего непонимающих голубых омутах:
— Первая ночь для женщины малоприятна. Не хочу, чтобы у тебя оставались дурные воспоминания.
— Но…
— Но если тебе так хочется, — скрыто глумится он, — я могу создать другие прямо сейчас… — Локи наклоняется все ниже, прижимая племянницу к полкам.
Сигюн на долю секунды впадает в панику, когда затылок с лопатками впечатываются в многотысячелетние фолианты. Но испуг быстро сминается настойчивым поцелуем. Поцелуем, разливающим по телу приятную негу, подогреваемую воспоминаниями минувшей ночи. Воспоминаниями, заставляющими в опьяненном дурмане прижаться к мужскому телу и обхватить шею ладонями; млеть от усиливающихся поцелуев, становящихся все более страстными. Сигюн невольно стонет в приоткрытые губы, даря только пуще заводящую Локи вибрацию. Она удивленно вздыхает, когда он отрывается от нее и ловко подхватывает за ягодицу. Чтобы через секунду впиться в открытую шею. Пальцы судорожно сминают болотный камзол на широкой спине. Для Сигюн это все выходит за рамки понимания. Она пытается достучаться до него своей неготовностью к таким рандеву:
— Н-нас могут увидеть…
— Не увидят и не услышат, — намекает Локи на неконтролируемое ей сладостное мычание, — даже если подойдут вплотную, — проговаривает он, продолжая исследовать чувствительную кожу.
Локи долгими тянущими поцелуями пробирается к миниатюрному ушку. Сипло выдыхает носом, прослеживая языком контур ушной раковины.
Сигюн умоляюще шепчет:
— Локи… прошу, стой…
— М-м-м, что такое? — он даже не думает прекращать свое занятие, покусывая мочку.
— Н-не здесь, — протестует она, откровенно заливаясь румянцем.
Локи отстраняется, чтобы демонстративно игриво приподнять брови.
— Чем тебе не нравится библиотека, милая? Больше чем уверен, что кроме нас ее никто не посещает.
— Локи! — обиженно канючит Сигюн.
Весь его вид кричит, что над ней бессовестно издеваются. Локи заходится приглушенным смехом.
— Успокойся. Я не буду ничего с тобой делать в таких местах, — заверяет он, целуя племянницу в лоб. — Хотя и не имею ничего против, если ты захочешь, — он криво улыбается. — Знаешь ли, моя девочка, мне действительно теперь сложно сдерживать себя…
Сигюн сдавленно сглатывает, все еще находясь в тревожном состоянии смущения. Но не может не упрекнуть его, обиженно сдвинув брови:
— Снова называешь меня ребенком?
— Для меня ты навсегда останешься маленькой рыжей бестией, сколько бы лет ни прошло, — насмешливо скалится Локи.
Она наигранно фыркает. С задумчивой нежностью кончиками пальцев прослеживает кожу на бледном виске, забираясь по заплетенным косам в длинные черные пряди.
— Дразнишься? — интересуется он с озорным прищуром.
— Нет! — усмехается она.
Губы сами собой растягиваются в широкую улыбку. Сигюн не может этого объяснить, но то, какую власть Локи над ней имеет, просто ошеломляюще. Так что «маленькая рыжая бестия» не может отказать себе в удовольствии соприкоснуться своей улыбкой с кривой ухмылкой Бога Коварства.
***
Сигюн дергает ткань белого капюшона, воровато натягивая почти до самого носа, стоит в толпе асгардсткого рынка пройти мимо дворцовому стражнику. Ее легонько пихают плечом.
— Ты так только больше привлекаешь внимания, — насмешливо шепчет Брунгильда. — Веди себя естественно. Большинство из них тебя в лицо видели только пару раз.
— Очень обнадеживает, — усмехается Сигюн. Ловит бунтарский взгляд из-под точно такой же, только черной, мантии. — Ты-то почему так вырядилась?
— Из-за своей «должности». Благодаря твоему папеньке я теперь местная звезда.
Сигюн приглушенно смеется. Воскресшая валькирия. Живая легенда. Живой артефакт многотысячелетней истории мира богов. «Звезда» для асов — явно неподходящее слово.
Брунгильда внезапно резко сворачивает в сторону, оставляя Сигюн в панике зажатой между тел одиночкой. Полдень — самый пик столпотворения народа, потеряться в толпе здесь можно в два счета. Впереди широкая спина какого-то аса, и за ней не видно дороги, как не видно соседней комнаты за стеной. Сигюн неожиданно хватают за руку и вытягивают в сторону. Она чувствует себя рыбкой, счастливо выскользнувшей из захвата рыбака.
