— Держись рядом, потеряшка, — добродушно подкалывает Брунгильда и игриво подергивает бровями.
Ее мозолистую от рукояти меча ладонь только сжимают крепче. Сильная и решительная. Хоть и со своим извечным недостатком, хранящимся в многочисленных бутылках в покоях и фляге на поясе.
Они сворачивают с центральной площади, выложенной кирпичами белого мрамора, и огибают колонну высокой резной арки. Ныряют в крытый каменный переход со сводчатой крышей. Они с большим облегчением покидают мостовую перед Гладсхеймом, минуя широкие ступеньки и переходя на менее оживленную улицу. Здесь уже можно не бояться, что из-за угла вывернет какой-нибудь Локи и устроит разнос решившей сбежать из дворца царевне и покрывающей ее валькирии. Сигюн чисто из интереса осведомляется:
— Долго нам еще идти?
— Почти пришли, малышка, — заверяет Брунгильда. — Вон за тем поворотом, — она кивком головы указывает на очередную каменную арку-ворота.
Точно заслышав ее голос, из-за желтой мраморной колонны выглядывает мускулистая девушка в знакомой черной мантии и с улыбкой машет рукой. Она вместе с подругой учтиво передает поводья двух лошадей и с военным кивком покидает место.
— Новенькие? — Сигюн присматриваясь к незнакомым валькириям. — Не видела их раньше.
— Тёгн и Трима. Только с прошлой недели в ордене, — Брунгильда седлает коня и говорит: — Не волнуйся, не проболтаются. У них пока еще жив страх вылететь из Валькириора, — она делает глоток из фляги, искоса наблюдая, как Сигюн взбирается на бурую лошадь, и усмехается: — Не говорить же им, что их в любом случае оттуда никто не выгонит из-за численного недостатка.
Сигюн тянет губы в усмешке и дергает поводья в сторону тронувшейся Брунгильды. То, что она делает, довольно рискованно. И Локи отнюдь не погладит ее по головке, если узнает. По правде, она даже не может адекватно представить себе его реакцию. Особенно в свете их резко изменившихся и усложнившихся отношений, в которых он почему-то начинает держать ее на коротком поводке. В каком-то смысле, даже душа своим чрезмерным «вниманием». Это не то чтобы раздражает… Это, скорее, обидно. Так что Сигюн просто не может упустить случай развеяться и не воспользоваться предложением Брунгильды: составить компанию и посетить с визитом Фолькванг. Хотя, если быть честной, желание идти наперекор Локи стоит у Сигюн на самом последнем месте. Тот, кто интересует ее, тот, кто становится причиной всей этой авантюры, — Фрейр. Его внешность. Внешность такая же, как у близняшки-сестры Богини Любви. Фрейи… Эта история все еще не хочет оставаться незавершенной для Сигюн, как бы ни хотелось.
— Почему я ни разу не видела Фрейра раньше? — интересуется она, припоминая все громкие балы и мероприятия со своего десятилетия.
— Фрейр, как и Фрейя, по понятной причине не очень жалует Асгард, — поясняет Брунгильда. — Большую часть времени он предпочитает жить в Альвхейме. Хотя, если мне не изменяет память, они оба были на Балу Девяти миров.
Сигюн силится вспомнить, кто из приглашенных мог по красоте сравниться с этими двумя. Но единственное, что возникает в памяти, — это шелестящий баритон Локи. Тогда, поглощенная его речами, она отделяется от остального мира золотыми стенами, через которые, пожалуй, никому, кроме отца и матери, не дано было прорваться. Тогда что-то большее, чем отношения дяди-племянницы, было для Сигюн лишь мечтой. А теперь… Она даже не пытается удержать счастливую улыбку. Которую скачущая впереди Брунгильда — единственный свидетель на каменной дороге через мелколесье — все равно не сможет увидеть. А теперь она его женщина.
«Шутка судьбы ли. Или подарок, — как говорит Локи. — Нам еще предстоит это узнать».
Фолькванг встречает асинь огромным садом потрясающей красоты. Такой завораживающей, что Сигюн не может удержаться, чтобы не вертеть головой с открытым ртом, как маленький ребенок. Подобными глазами она осматривала неизвестные ранее части Гладсхейма, когда ей исполнилось десять. Кроны высоких деревьев усыпаны белыми и розовыми цветами — каждый из них идеален и целостно завершен. Их призрачные собратья оставляют ковровую дорожку из нежных девственных лепестков на пути к белокаменным воротам. Чувство, точно попадаешь в весну. Весну — не как состояние времени года, а как само слово. Вернее сказать, субстанцию слова. В розовую невесомую дымку, где за спинами изящных стволов зеленые пригорки усыпаны крошечными ягодками земляники. Красными точками, игриво подзывающими подойти и попробовать себя. Сигюн не сдерживает потрясенный вздох:
— Потрясающе…
— Неспроста это место называют самым красивым в Девяти мирах.
Она вздрагивает от певучего, по-доброму насмешливого, мужского тембра и с удивлением обнаруживает, что они уже подъезжают к воротам. Где их встречает не иначе как сам хозяин чертога. У Сигюн перехватывает дыхание. Настолько Фрейр оказывается красивым.
— Прекращай свой флирт, старый развратник, — фыркает Брунгильда, спрыгивая с седла. — Ты женат.
Сигюн, вернувшись в реальность, тоже спешивается. Лицо Бога Изобилия и Плодородия оскорбленно вытягивается.
— Ты в доме у вана, дорогая Брунгильда. Не дерзи! — голубые, слишком чисто-голубые глаза опасно суживаются, контрастируя с приветливой улыбкой. Это до боли кое-кого напоминает.
— Какая честь! Даже имени моего не забыл.
— У ванов хорошая память, — он непринужденно тянет уголки слишком ровных губ вверх.
Сигюн на секунду останавливается на этом «слишком». В нем действительно все «слишком правильно». Каждая черта его лица, жест, мимика. Они настолько «правильные», что выглядят ненатурально. Бог Изобилия и Плодородия похож на ожившую статую. Он обращается, повернувшись к царевне всем корпусом:
— Хоть мы и знаем друг друга заочно, дорогая, но представиться нам так и не довелось. Я Фрейр, сын Ньорда.
— Сигюн, дочь Тора, — приседает она по всем правилам дворцового этикета.
Ее обдает цепенеющим трепетом, когда Фрейр ловит ее ладонь своей и оставляет мимолетный поцелуй на костяшках пальцев.
— Мне весьма приятно наконец познакомиться с царевной Асгарда, — он на долю секунды принимает хитрое и плутоватое выражение. Шепчет так, чтобы закатывающая за его спиной глаза Брунгильда ничего не расслышала: — Только, держу пари, кое-кому это не очень понравится.
А?
Сигюн в изумлении застывает. Открывает рот, чтобы спросить: о чем он толкует? Но натыкается взглядом лишь на изящную ровную спину.
— Мне нужно с тобой кое-что обсудить лично, Брунгильда, — Фрейр жестом приглашает следовать за собой. — По правде, я не ждал еще гостей… Наша дорогая Сигюн не обидится на меня, если я попрошу ее нас оставить? — он оборачивается, внимательно вглядываясь в растерянные голубые глаза. — Ты можешь пока осмотреть Сессрумнир. Это северная сторона сада, — Фрейр указывает в сторону зеленых фигур из кустарников и загадочно добавляет: — Он таит в себе множество интересных открытий.
***
Сигюн, как завороженная, переходит из одного сектора Сессрумнира в другой. Внешне огороженный зеленой стеной, внутри он больше походит на лабиринт, простирающийся к центру. Самое красивое место во всех Девяти мирах… Теперь ясно, почему он носит такое название. Статуи, фонтаны, всевозможные фигуры из кустов роз и похожих на них кустообразных цветов потрясают сознание. Она останавливается в секторе растений с непривычно тонкими, почти прозрачными цветами и лепестками. Кажется, что их просто нет — настолько они создают впечатление невесомой призрачной дымки. Сигюн никогда прежде не видела таких растений. Даже в книгах асгардской библиотеки. Она не удерживается от желания проверить: правда ли они настоящие. Тянет руку к бутону и…
— Лучше не стоит, — легкой трелью нарушает одиночество звонкий голос.
Сигюн испуганно отдергивает руку и разворачивается в полупрыжке. Она в удивлении и ужасе застывает.
— Гюгон хоть и выглядит весьма невинно, но крайне ядовитый.
Сигюн обдает паническим холодом. Внешность юной красавицы, длинные белокурые витые локоны и «слишком правильные» черты. Нет даже сомнений, кто стоит перед ней.
