Эдвард невесело улыбнулся.
— Смешно, но я тоже. Будем спорить, кто виноватей?.. В конце концов, я был там, а вас не было. И я — профессионал. Как профессионал я облажался по полной. Надо было вызвать подмогу сразу, и тогда…
— Что толку! — перебила его Мари. — Так можно сидеть и предаваться самобичеваниями до Страшного Суда. Господин Элрик, я…
— Зовите меня Эдвард. Если можно. «Господин Элрик» — звучит в нашей с вами ситуации идиотски.
— Отлично, — согласилась Мари. — Тогда и вы меня зовите Мари. Так вот, Эдвард… Могу я попросить вас об одном одолжении?
— Для вас — все что угодно, — он был предельно серьезен. Мари удивленно раскрыла глаза. Эдвард пояснил, — понимаете, последнее, что мне сказал мой брат — это было о вас. Если я могу что-то сделать, только назовите. Какая бы помощь вам ни потребовалась…
— Я хотела вас попросить только об одном, — снова прервала его Мари. — Вы ведь будете заниматься этим делом?
— Разумеется, — его глаза мрачно сверкнули. — Зубами вцеплюсь.
— Тогда держите меня в курсе. Я хочу знать, когда вы… закончите с этим. Когда вы будете все знать. И схватите их. И я… хотела бы свидетельствовать на суде. И… если нужна будет моя помощь, в каком угодно качестве… медицинский эксперт из меня никакой, даже если таковые понадобятся, проще будет обратиться к столичным профессионалам, но… — она запнулась. — В общем, я хочу быть в курсе.
— Разумеется, Мари, — Эдвард так же смотрел ей в глаза, как в начале разговора. И в глазах его также была умело маскируемая боль. — Знаете… вы мне все больше и больше нравитесь. Я…был бы рад, будь у меня такая сестра, — на этом месте он отвел глаза и дальше произнес уже очень глухо. — Можете всегда рассчитывать на мою поддержку.
— Эдвард… — Мари запнулась. — Я… не знаю, что было бы. Мы с Алом… Альфонсом очень мало были знакомы. Но… я очень рада слышать это от вас. Простите.
Она встала и вышла из палаты. Ей просто надо было выйти. «Такие сцены не для меня, — думала Мари с тоской, прижимаясь горячим лбом к холодной стене коридора. — Не для меня, не для меня…» — она повторяла, как заведенная. А потом еще говорила себе: «Он не верит. Он совсем не верит…»
— Он не верит, правда? — спросил сзади Мари обеспокоенный женский голос. Мари резко обернулась.
Позади нее стояла женщина лет тридцати. Высокая, хоть и ниже Мари, красивая блондинка с голубыми глазами. Мари ее видела — не так давно, на семейной фотографии. Жена Эдварда Элрика, вспомнила она. Как-то… Синди… нет, Уинри! Ладно, госпожа Элрик сойдет.
— Во что? — спросила Мари.
— В то, что Ал жив, конечно же, — сердито ответила женщина. — Боже мой, я не могу поверить! Он так легко сдается! Обычно он всегда дрался до последнего. Я боюсь, что это его подкосит.
— Простите?..
— Простите вы меня, я была очень невежлива… Меня зовут Уинри Элрик… о, вы догадались, да?.. У меня одно извинение: я приехала сюда только утром, до этого всю ночь не спала… Вы ведь Мари? — женщина сощурилась. — Врач из Маринбурга?.. Эд пока не раскололся ни на что, из всей этой истории он мне даже из несекретной части поведал с гулькин нос! Сказал только, что Ал взорвался… собственно, он только об этом со мной и говорил. Заодно, сказал, что вы с Алом были знакомы, и вроде бы даже… — она замялась. — Ох, простите мою невежливость еще раз…
— Ничего страшного, — Мари покачала головой. — Чего уж там… история такая. Странная. Да и я сама тоже… три дня черт знает в каком режиме.
— Мари, и все-таки?.. Как Эдвард?.. Он даже со мной не говорит, а…
— Конечно, он не верит! — довольно резко ответила Мари. — Видели бы вы, какой там взрыв! Кто бы верил после этого?! Эдвард рассказал мне, как там всего было… у тех, кто был на территории базы, шансов уцелеть просто не было! А в лесу его не нашли… Я не знаю, на что способна ваша алхимия, но там… лес на километры осветило! У меня стекла дрожали, а в соседнем доме их выбило! А мы километров за десять от базы были, если не больше… Опять же пожар…
Мари почувствовала, что слезы хлынут сейчас потоком. Все-таки она не выспалась. Все-таки ей того времени было мало.
И вдруг Уинри Элрик — совершенно незнакомая Мари, по сути, женщина, — шагнула к ней и крепко обняла девушку. Так бывает: они ничего не знали друг о друге, но обеим было плохо, и они это поняли. Случаются такие моменты безошибочной интуиции. Мари уткнулась ей в плечо, в пахнущей хлоркой белый халат, и подумала о своей маме, и о этой безвестной Жозефине… и чуть не разревелась. Именно что чуть. В последний момент сдержала слезы, но рыдания сдержать не удалось. По крайней мере, не все. Уинри тоже не плакала.
Потом они сидели вместе на скамейке в коридоре.
— Всего один день… — задумчиво спросила Уинри. — Вы его любили?
— Да как сказать… — уклончиво ответила Мари. — Все было так быстро… не знаю… Знаете, самое смешное: он действительно сделал мне предложение. Но я так и не поняла, шутка это, или нет…
— Не шутка, — сказала Уинри твердо. — Уж поверьте мне. Я знаю Ала практически с рождения. Во-первых, он с такими вещами шутить бы не стал, а во-вторых, он идеалист. Он верит в любовь с первого взгляда. Уж если он сказал о вас Эду… стало быть, это было серьезно. Знаете, у Ала была пара каких-то историй с девушками, но он их держал в строгом секрете. Никому ни словечка. Стеснялся, наверное… не знаю.
— Хотите сказать, не случись этого всего…
— Не случись этого всего, он бы, вполне вероятно, как раз заставил бы вас поехать в Ризенбург, знакомиться с Эдом и со мной. А может, сначала затащил бы в ближайший загс, а потом — знакомиться. Я всегда смеюсь над теми, кто считает Ала мягким человеком. Он не менее упорный, чем Эд, и гораздо более упрямый иногда. Просто это по-другому проявляется.
— Да, упрямый… — кивнула Мари. — И… бесшабашный. Рискует часто не по делу. И любит это. Хотя все время говорит, что терпеть не может.
— О да, — Уинри грустно улыбнулась. — А мой даже не говорит. Он вообще мало что говорит о работе. Если я его пытаюсь расспросить, начинает болтать о всяких пустяках. Меня это жутко злит. С другой стороны, и работа у него такая, что не очень-то поговоришь… Но все равно, мог бы хоть что-то рассказывать! А то уходит — и ждешь, ждешь… Сначала не волнуешься, если командировка длительная… месяц не волнуешься, два, три… На четвертый начинаешь крыть его благим матом, чтобы хоть позвонил… а потом звонок — и езжай в больницу к черту на кулички!
— Хорошо, если в больницу… — задумчиво сказала Мари. И тут же спохватилась: «Что я сказала! Сейчас начнет извиняться за бестактность!» Но Уинри извиняться не стала. Произнесла только:
— Да… хорошо, если в больницу.
Они сидели и молчали.
— Вы его любите? — спросила Мари.
— Очень, — ответила Уинри. — Потому и держусь. Хотя хочется сорваться, наорать на всех и послать все к черту.
— И Ала вы тоже любили?
— И сейчас люблю. Знаете, Мари, я уговорю Эдварда напиться. И сама с ним напьюсь. Он почти не употребляет алкоголя, но сейчас надо. Хотите присоединиться? Вам это тоже будет полезно.
— Я бы с удовольствием, — кивнула Мари. — Только мне надо ехать.
— Куда?
— Куда подальше. Деревня-то эвакуирована. Мне нужна новая работа. Новые люди. Может, зря я два года торчала в Маринбурге?
— Приезжайте к нам. Я буду рада вас видеть. Честно. И Эдвард будет рад. Думаю, вы ему понравились. Нет?..
— Не думаю, что это стоит делать. Мало ли, что было… вы… вы будете проводить похороны и все такое?..
— Лучше этого не делать, — тихо сказала Уинри. — Ради Эдварда. Чем дальше — тем лучше. Пока есть хоть один шанс из миллиона… хоть тень шанса… Хотя бы до истечения официальных полугода…
— Пригласите меня на похороны тогда. Меня можно будет найти через министерство образования. И… вот еще что, давайте я оставлю вам адрес моей подруги Кристины. Она живет в Столице, и я поддерживаю с ней связь. Она будет знать, куда я теперь поеду.
— Хорошо… Запишите и наш адрес в Ризенбурге, и еще Эдвардов служебный телефон на всякий случай.
На прощание Уинри обняла Мари. Обычно Мари становилось неловко, если посторонние люди проявляли к ней сердечность, однако сердечность Уинри не показалась ей ни фальшивой, ни наигранной. Все совершенно по делу.
Уже выйдя на улицу, Мари сообразила, что так и не узнала ни у кого, куда же, собственно, поселили жителей Маринбурга… и мысленно махнула рукой. Метнулась в голове мысль, что надо разыскать Квача… Мари от души надеялась, что с ним ничего не случилось в суматохе. Хоть бы кто-то догадался о нем позаботиться…
Как ни странно, крамольной мысли, что вот и представился случай избавиться от навязанного «подарочка» не мелькнуло.
Однако только Мари вышла из госпиталя, ее ждал сюрприз. Она увидела Хромого Ганса, который с самым независимым видом сидел на скамеечке в госпитальном парке, выставив вперед почти не сгибавшуюся ногу: ту самую, которая автопротез. Около Ганса чинно сидел Квач. Увидев Мари, пес сразу не то взвыл, не то заскулил — и кинулся к ней. Да так кинулся, что чуть с ног не сбил. Честно говоря, Мари удержалась только потому, что схватилась за дерево. Затем последовали ритуалы облизывания, обнюхивания и вообще бурных приветствий. Квач переволновался, истосковался и был сам не свой.
