«Что это?!» — прошептал он.
Ответ пришел сразу. Видимо, кто-то наверху сжалился все же над Алом и ускорил должным образом его мыслительный процесс. Телепатия — свойство, которое появляется благодаря очищенной красной воде. Рыбки живут в воде. Эрнесто — сам не телепат, но человек, почему-то хорошо ощущающий телепатию, говорит, что хуже ее нет и быть не может… Вывод-то очевиден, судари мои.
«Она первый раз применяет телепатию вблизи этой комнаты!» — уже твердая уверенность.
Рыба лопнула. Ошметки прилипли к стеклу изнутри. Вода в аквариуме странно заискрилась. Ал услышал, как захрустели стеклянные стены.
— Пропало… — Эрнесто, изумленный, отнял руки от головы.
В толще розовой воды что-то сверкнуло… молния, черт, самая настоящая! Вот еще одна! И уже толща воды искрится, как не всякое грозовое облако.
— Выпустите меня! — закричал Эрнесто, и рванулся к одной из дверей. Заколотил по ней. — Жозефина, выпусти!
Ал молчал. Он не совсем понимал, что происходит. Хотя гипотеза у него, конечно, была…
Вдруг Ал увидел, как рванула еще одна близко подплывшая к стеклу рыба. Наверное, там рвались и еще — он их просто не видел. Бронированное стекло не выдержало, пошло трещинами. Потоки розовой, странно искрящейся воды, хлынули в комнату, сбивая Ала с ног. Падая спиной на печать, Ал еще успел подумать: «Не хочу под землей!»
А потом вода взорвалась. Телепатия — странная штука. Это ведь излучение. И свойства этого излучения еще не до конца изучены. А, честно говоря, не изучены совсем.
Во всяком случае, потребовалось еще какое-то время, чтобы взорвались и все остальные запасы воды в подземных аквариумах.
Когда Жозефина Варди убегала по подземному коридору, волоча за собой двух еле переставляющих ноги девчонок, она сокрушалась о том, что у них не было времени и средств провести полноценные исследования.
Впрочем, это было делом будущего.
Мари провела в Орвилле еще несколько дней. Несмотря на обещания Эдварда, ей пришлось пару раз дать показания, да и с односельчанами она встретилась. Фрау Вебер передала ей альбом со старыми фотографиями: оказывается, она догадалась забрать его перед эвакуацией. Она также знала, где Мари хранит деньги, и взяла их тоже. Мари от души поблагодарила женщину.
Потом Мари получила в министерстве новое направление. Предлагали даже Столицу — она отказалась. На то были свои причины.
Девятую ночь после взрыва Мари встретила в поезде. Она лежала в купе на верхней полке и глядела на низкий, бледно светящийся в свете убывающей луны изгиб потолка. По потолку пробегали то тень, то свет от скользящих за окошком фонарей.
…это тебя убили. Это тебя взорвали, это тебя разнесли алой пылью, красным светом на полнебосклона. Так почему же я лежу, израненная и избитая, не в силах произнести ни слова, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой?..
Зачем же тебя отняли у меня? Почему так случилось?
Наверное, я была слишком осторожна. Если бы я рискнула махнуть рукой, полюбить тебя сразу и навсегда… одна ночь — и в вечность. Прижаться всем телом, шепнуть: «Никуда не отпущу! А гори оно…» Кто знает, как повернулось бы колесо судьбы, если бы мы все вели себя по-другому в тот день.
Но я не рискнула — и вечность опрокинулась на тебя, придавила тяжелым грузом, не вздохнуть…
Что лететь по небу, что задыхаться под землей — какая разница той мне, что лежит на кровати и смотрит в белый потолок, на котором никогда не было и никогда не будет звезд?
Потолки не плачут, а небо — умеет…
Как я мало тебя знала! Всего только и успела — понять, что мне надо больше. До конца жизни.
Господи… я не верю в тебя… господи… если ты все-таки есть… утешь меня, утри мои слезы, потому что я не могу, не умею плакать, отвыкла, разучилась, господи, господи…
Господи ты большой, ты все знаешь лучше, скажи мне, что даже одного мига — достаточно, если этот миг — навсегда… Скажи, что главное — это сердца, и вера, и души, а не плоть… скажи мне все это, господи, потому что я не верю больше ни в сердце, ни в душу…
Господи…
Что же ты молчишь, господи?!
Или это я оглохла под колпаком своего невнятного, бессловесного горя?!
Господигосподигосподигосподигосподигосподигосподигосподигосподигоспогос…
Бонусы * * *
Ал хочет перевязать Эда.
Эд: Слушай, может, не надо с меня рубашку снимать?
Ал: Если перевязывать поверх рубашки, все присохнет. И инфекция в рану может попасть.
Эд: А иначе на этой сцене все яойщицы будут слюнки пускать.
Ал:…
* * *
Эдвард: Это еще кто?
Ал: Моя будущая жена, мать моих детей, вдова и соседка по могиле.
Эд:…
* * *
Эдвард: Вертолет! Тьфу, блин, в Аместрис же нет вертолетов! Ясно… это мне кажется. От переутомления. Пойду вздремну.
Ложится под кустик на травку и засыпает.
Мадоши: Эй, проснись! Ты же не увидишь взрыв! А я так старалась ради тебя! У тебя брата там убивают, а ты!..
Эдвард (сонно): Мадоши-тян, кого ты пытаешься обмануть? Все равно не убьешь… В этом фанфике Ал главный герой, ему еще долго отдуваться.
Мадоши: Называй меня Мадоши-сенсей!
Эдвард: С чего бы это? Ты ниже меня ростом.
Мадоши (обреченно): Сбылась мечта идиота. Вставай, ты! — пинает Эдварда по пяткам, после чего прыгает на одной ножке и трясет ушибленную.
Мадоши: Уй!
Эдвард: Вот, а туда же, в сенсеи… ты запомни сначала, какая нога у меня железная.
Мадоши: А чего я сделаю, если ты сплошь везде отзеркаленный?! Короче, вставай! Ну, тебе еще с вертолета падать!
Эдвард: А зачем, собственно?.. Пускай найдут меня селяне спящим… Сэкономим время и кучу усилий.
Мадоши: А затем, что несправедливо: Ала я убью…
Эдвард: Ну-ну…
Мадоши:… Ала я убью, а ты такой относительно неповрежденный! Вставай, лежебока! — снова пинает его, на сей раз не по пяткам, и снова скачет, тряся отбитой ногой.
Мадоши: Уй! Я чего-то не поняла: у тебя ж металл только до колена?!
Эдвард: Вот что значит развитая мускулатура. До Армстронга мне, конечно, далеко…
* * *
Мари: Не знаю, что вы подумали, но моя мама была низенькой белокурой женщиной…
Эдвард: А, блин! А какая параллель с Ленью пропала!
* * *
Уинри: Я уговорю его напиться…
Мари: Знаешь, на твоем месте я бы попробовала другие способы снятия стресса у любимого мужа… Как врач рекомендую.
Уинри: Да знаешь, руку-то я ему не починила… неудобно без руки-то…
Мари: Так даже интереснее! Он сопротивляться не сможет в случае чего.
Уинри: Хмммм…
* * *
Эд: Ну и сколько мне еще думать, что Ал мертв?
Мадоши: Ну… всю вторую часть.
Эд: За что?!
Мадоши: Я же говорю: не нрависся ты мне.
Эд: Неправда! Бьешь — значит любишь!
Мадоши: Моя единственная главная чистая любовь — Аракава-сенсей!
Эд: Вот и писала бы фанфики про нее, а не про нас.
Часть II. Человек из прошлого
Глава 11. Письмо Кристине
«Дорогая Кристина!
Прости, что я так безобразно долго не отвечала на твое последнее письмо. Сама знаешь: чтобы я что-то написало, необходимо совпадение многих благоприятных признаков — рак на горе, дождичек в четверг…
Ну вот, вступление закончено, как учила нас миссис Анзель (помнишь эту старую сволочь?..)
Как у тебя дела? Я читала о вашем новом открытии: поздравляю! Зная тебя, думаю, что твой вклад в разработку этих „антибиотиков“ больше, чем кажется из статьи: там написано, что ты была просто ассистенткой… профессора все так же присваивают себе плоды честных трудов?.. Надеюсь, только, что, если это так, ты не слишком переживаешь: я уверена, тебя ждут еще более великие дела (читай: станешь известным профессором и начнешь сама воровать идеи у студентов).
В прошлом письме ты говорила, что я плыву по течению. Но, Кристина, повторю тебе то, что уже говорила не раз: далеко не всем быть гениями и героями. Я стала врачом только потому, что трезво оценивала свои силы. Мне хотелось сделать хоть немного полезного. Поэтому такая жизнь (по течению, я имею в виду) меня устраивала — и продолжает устраивать. Каждому свое, как говорится.
Ты, должно быть, удивлена, что письмо пришло с другого адреса. Дело в том, что в Маринбурге произошло кое-что не слишком приятное, и мне — да и не только мне — пришлось уехать оттуда. Большего я говорить не в праве. Встал вопрос: куда ехать потом?.. Мне вспомнился мой родной Кото-Вер[4]… холмы там действительно зеленые, а небо такое синее, какого, кажется, нигде и не увидишь. А еще всего час езды до моря… ты когда-нибудь видела море?.. Я уже плохо помню его, но мне кажется, что это было удивительно хорошо: идти по серому песку вдоль полоски прибоя. Там даже осталась моя двоюродная тетка с материнской стороны… или она троюродная? Так вот, в Орвиле я узнала, что в Кото-Вер строят больницу, и попросила министерство направить меня туда. Однако строительство должно было закончиться только к Новому Году, и поэтому меня направили пока в Нэшвил. Это небольшой шахтерский поселок, там всего один врач в поликлинике и один фельдшер. Врач решил взять длительный отпуск, и меня определили временно, вместо него. Когда я приехала сюда, я была ужасно разочарована: мрачные скалы вокруг, горизонта нет, леса — не лиственные даже, а хвойные, и вблизи городка припорошены угольной пылью… Но постепенно я стала обживаться: люди здесь очень дружелюбные, городок процветает, клиника, хоть и небольшая, но очень хорошо оборудована, есть начальная школа, в которой преподает учительница из Столицы… она тоже сирота, тоже училась по государственной стипендии, отрабатывает пять обязательных лет. Я с ней очень подружилась. Один из местных шахтеров, сын хозяина гостиницы, презабавный парень, ухаживает за ней. Думаю, все идет к свадьбе. Что касается меня, то не знаю, останусь ли я тут насовсем, но три обязательных года, думаю, доработаю. Получилось это случайно: меня банальнейшим образом подсидели. Можешь себе представить, когда подошел к концу срок двухмесячного отпуска прежнего врача, мне пришло из Столицы постановление, что отныне я назначена здесь на постоянное место! Тот врач попросту слинял, разорвав контракт, и выплатил неустойку. Думаю, нашел в Столице местечко потеплее… Сперва я разозлилась, но, по зрелому размышлению, не стала возмущаться. Здесь неплохо, но работа иногда бывает очень тяжелая: недавно, например, был обвал, двоих шахтеров завалило, и мы почти сутки их откапывали. Да, именно мы: я тоже там присутствовала. Фельдшерицу отпустила, она у меня старенькая, и с астмой. Что поделаешь, nobless oblige…
