— Забирай свою дочь, истеричка.
Локи бросает короткий взгляд на удаляющуюся спину брата с ношей в виде дочери и обеспокоенно мешающуюся под ногами Сиф. Поворачивается с каким-то напряженным взглядом к медленно ползущему вверх по небосводу светилу. Сигюн таки это прочувствовала… Он хмыкает. Ну, по-другому и не могло быть. Омовение предполагает единение царского ребенка со всей планетой. Тор, даже дурачась, испытал то же самое в свое время. Локи усмехается.
А вот он — нет.
***
Ближе к полудню Сиф ведет Сигюн в самое сердце Гладсхейма: к огромному золотому залу, из полов которого воздымается кверху на несколько этажей Великий Ясень. Иггдрасиль. Второй этап инициации производит не такое большое впечатление: Сигюн бывала в этом зале не раз и обошла Сердце Девяти миров вокруг несчитанное количество раз. Единственное, что происходит впервые: ей разрешают до него дотронуться. Прикоснуться ладонью к многотысячелетней коре, жаркой, как живое тело.
***
Сигюн просыпается от настойчивого поцелуя в плечо. Голая спина в тесном объятии прижимается вплотную к мужской груди. На лицо налезает глупая счастливая улыбка. Ухо обдает властный шепот:
— Вставай.
Она с протестующим стоном утыкается обратно в зеленую подушку. Локи насмешливо фыркает и снова целует, впиваясь в шею, вызывая сладостное мычание. Ухо опаляет жар его дыхания. Он вновь требует:
— Вставай, маленькая рыжая бестия.
— Не хочу уходить… — Сигюн невольно улыбается от его обращения. — Давай я останусь у тебя, и мы будем заниматься любовью весь день.
Локи поворачивает ее голову за подбородок к себе и плотоядно усмехается:
— Не искушай меня!
Она с опасливым вздохом выкарабкивается из его объятий и поворачивается спиной, свешивая ноги с высокой постели. Платье вместе с остальными предметами гардероба остается там же, где их вчера с нее подло стянули, — на полу. В очередной раз теперь собирать все это…
Локи, рассевшись на краю кровати, застегивает последний ремешок на кожаном сапоге. Он мановением руки подзывает племянницу, чтобы помочь застегнуть треклятую, ненавистную им всеми фибрами души молнию, что никак не поддавалась вчера в запале страсти.
— И все же… — Сигюн подает голос. — Не легче тебе приходить ко мне, а не наоборот? — намекает она на то, что это ей надо позарез возвращаться в свои покои под утро, а не ему.
— Я уже говорил тебе, милая. Велик риск, что мы попадемся, — он оставляет короткий поцелуй между лопаток и, развернув, притягивает Сигюн к себе. — Как ты будешь объяснять своей матери, к примеру, мои волосы в своей постели? — он усмехается. — Скажешь, что развлекалась со служанкой?
— Нет, — она пакостливо фыркает. — С Брунгильдой.
Локи в секунду меняет веселое выражение лица на опасный прищур.
— Я же несерьезно! Успокойся, — быстро оправдывается Сигюн.
— «Не серьезно», говоришь?..
— Локи!
— По-моему, я слишком многое тебе позволяю…
Она весело крутит головой в отрицании, и он ехидно ухмыляется, вздергивая брови и как бы говоря: «Нет?». Локи поднимается, разворачивая ее за плечи, и подталкивает к двери.
— Пойдем. Нужно вернуть тебя на место, пока наша вездесущая царица не заметила пропажи.
Сигюн слегка воровато вкладывает свою ладонь в его и переплетает пальцы. Ее крохотная рука тонет в его огромной. Локи хмыкает, а Сигюн вдруг задумчиво интересуется:
— А если мама придет однажды раньше? Как мне объяснять ей мое отсутствие?
— Лучше об этом даже не думай, — жестко пресекает он и поводит плечами.
С чего вообще такие вопросы?
Он под покровом невидимости доводит ее до покоев и возвращается к себе. Прямиком в свой кабинет, за стол с очередными бумагами. Вот только мыслями Локи остается где-то точно не здесь. Он раздраженно отпихивает пергаменты в сторону и подпирает голову. Сжимает костяшки пальцев до хруста. Чувство непонятной грядущей неприятности накатывает с новой силой.
***
Нифльхейм — мир первопредок — встречает царскую семью Асгарда вечной ночной тьмой, бесчисленными звездами на небе и потоками сияния, точно лентами света брошенными в небосвод. Встречает пустыми и безжизненными горными вершинами и простирающимся до горизонта каньоном. Вот и весь скудный мир — обиталище норн.
Сигюн, все еще дрожащая от восторга из-за первого перемещения через Биврёст, вертит теперь головой, отмечая каждую детальку нового мира и, кажется, пропускает тот момент, когда немногочисленная процессия начинает движение к ветхому дому, врезанному в скалу. Сигюн как-то разочарованно интересуется:
— Это и есть знаменитый Чертог Судьбы?..
— Первый взгляд бывает обманчив, — весело подначивает отец, возглавляя неспешную колонну.
Прямо следом за ним ее мать, а за спиной неспешно двигается Локи. Она невольно оборачивается, бегло окидывая его взглядом. После утреннего прощания он ведет себя странно… Сигюн слишком хорошо знает его, чтобы с уверенностью утверждать: что-то его гнетет. Хотя единственная, кто здесь должен волноваться, — это она. И она волнуется. Все внутри безумно колотится, с каждой секундой совершая невообразимый кульбит и переворачивая органы. Связывая их тугим путающимся узлом. Кем она будет? Какой богиней? Нет. Кто она уже есть? Сложный вопрос, учитывая, что Сигюн ни в чем не преуспела за свои немногие годы. Ни в магии, ни в стрельбе, ни в чем еще бы то ни было.
Тор едва заносит кулак над каменной дверью, как та сама беззвучно отворяется, приглашая гостей ступить внутрь зияющей черноты. Он пожимает плечами, точно не случается ничего необычного. Но для Сигюн необычно здесь все. Ее буквально ошеломляет огромное пространство, что оказывается скрыто за неприметным глазу домишкой. Высокие — сплошь каменные — колонны уходят так высоко вверх, что не видно конца. Вместо потолка лишь полная всепоглощающая темнота.
Возглас отца заставляет Сигюн вздрогнуть:
— Мы пришли! — эхо грубого баса раздается со всех сторон, давя на черепную коробку. Хочется с усилием потереть виски.
— Зачем было так орать… — недовольно шипит Локи. И его шипение тут же подхватывает вездесущее эхо, превращая в зловещую мантру. — Мы же в доме у норн. Они и так это знают.
— Верно, — насмешливый голос заставляет всех обернуться.
И тут же сморгнуть невесомую пелену от осознания, что они уже отнюдь не в обширном зале, а в маленьком храме с возвышающимся алтарем. Сигюн не удерживается от любопытства и бросает взгляд через плечо. Но он утыкается лишь на Локи и скрывающийся за его спиной каменный коридор.
— Тебя это удивило, Сигюн? — добродушно интересуется женщина, вызвав леденящую дрожь. — Меня зовут Верданди, — она протягивает руку, призывая вложить в нее свою.
Ни эта норна, ни помещение, ни ситуация, не внушают Сигюн никакого доверия… Она натыкается на ободряющие взгляды родителей, не решаясь смотреть вновь назад, и сглатывает. Она выступает вперед. С какой-то опаской все же вкладывает свою ладонь в чужую. Ее тут же стремительно начинают вести в центр, к алтарю, отрывая от единственной моральной поддержки. Верданди чуть оборачивается, жестом прося оставшихся следовать за ними. Но стоит Локи сделать шаг, как на грудь ложится чужая рука. Он в удивлении устремляет взгляд на норну. Скульд. Молодая девушка улыбается. Она тихо шепчет, отталкивая его обратно ко входу в коридор:
— Тебе лучше остаться здесь, Бог Коварства.
То, что вначале кажется Сигюн алтарем, на самом деле оказывается массивным колодцем с бурлящей водой. Каменный Колодец Вирда{?}[Исто́чник Урд — в скандинавской мифологии один из трёх источников, текущих под корнями мирового дерева Иггдрасиль, непосредственно связанный с норнами.]. Она слышала о нем как-то от Локи. Вот только, если здесь колодец, то должна быть и его хозяйка… Стоит об этом подумать, как в добавлении к руке Верданди на плечи ложатся старческие морщинистые кисти. Урд, догадывается Сигюн, даже не поворачиваясь. Обветшавший голос норны шелестит мудрыми нотками прямо над ухом:
