Локи вдруг становится все понятно. Он с легкой ухмылкой отпускает ее запястье, нависает сверху и томно проговаривает:
— Расслабься…
Он длительным поцелуем прижимается к ее укромному месту под ушком. Подбирается пальцами за спину и снимает крючки бюстгальтера с петель. Дергает перемычку чашечек на себя, стягивая белье с тонких рук, и захватывает грудь ладонью. С распухших от укусов губ слетает невнятное мычание. Гортанный голос вновь отдает полуприказ:
— Закрой глаза…
Сигюн слушается его, потому что делать больше ничего не остается. Она невольно прогибается, подаваясь навстречу его губам, скользящим вниз к ложбинке. Спешно закусывает палец, когда влажный язык очерчивает ореол соска, а зубы следом смыкаются в коротком укусе. Локи уводит ее сознание куда-то далеко, в истомную негу, собирающуюся нетерпением между ног.
Она вдруг распахивает веки, не удерживая громкий стон. Умелые пальцы пробираются под край оставшегося на ней белья к самому чувствительному месту.
— Сосредоточься на ощущениях…
Локи говорит это, покрывая Сигюн смакующими поцелуями, и мысленно сам попадает в собой же расставленную ловушку. В голове крутится вихрь похоти, подначивающий скорее взять то, что так страстно хочется, но реальность твердит быть благоразумным и поиграться с племянницей еще немного. Видят боги, Локи ненавидит быть благоразумным. Каждый ее искренний отклик на его ласку сводит с ума, убивая оставшиеся крупицы выдержки. Каждый шумный выдох, каждый стон, каждое непроизвольное сжатие пальцев на предплечье, каждая инстинктивная подача навстречу сводят с ума. Никогда еще у него не было такой сладкой и тяжелой пытки одновременно.
Сигюн согласилась бы с его мыслями, озвучь он их. Ей хочется стенать в голос, но какой-то глупый, заложенный правильным воспитанием блок, не разрешает этого сделать. Тело плавится в истошном жаре, прося чего-то большего или хотя бы той эйфории, до которой Локи доводит ее в прошлый раз. Но он, точно издеваясь, с крайним напряжением на лице отстраняется. Сигюн не удерживает стон разочарования. Локи коротко вздергивает вверх уголок губ, попутно стягивая с нее оставшееся нижнее белье, а с себя — уже болезненно натирающие брюки. Ждать более становится невозможным. Он устраивается между ее ног, разводя их шире, и медленным толчком проникает внутрь.
Сигюн тут же взвинчивается от слишком странных и неопределенных, одинаково приятных и болезненных ощущений. У Локи где-то в голове простреливает дежавю. Он будто лишает свою маленькую племянницу невинности еще раз. Тогда, она смотрела на него тем же пугающимся собственных ощущений взглядом. С разницей лишь в том, что к этому взгляду примешивались слезы, и он томно шептал ей: «Все хорошо. Не волнуйся. Ты ничего из этого не вспомнишь».
Теперь она должна запомнить все. Все исступление, заставляющее не сдерживать своего голоса. Все пламенные жесткие прикосновения, очерчивающие тело в запале страсти. Свои собственные руки в неконтролируемом порыве исследующие чужое. Все накатывающие волны острого наслаждения — сладостного, порой, до невыносимости, — усиливающегося с каждым толчком и лаской напряженных пальцев. Сигюн упирается взмокшим лбом в потное плечо и благодарит богов, что Локи физически не может заглянуть ей в глаза своим сумасшедшим изумрудным взглядом, навалившись сверху. Это, вкупе со всем остальным, было бы уже слишком. Для нее все сейчас с пометой «слишком». Слишком горячо. Слишком жарко. Слишком близко. Слишком тесно. Слишком хорошо. Ее вдруг обдает волной приятного тепла, разливающегося по телу, вгоняя в экстаз. Сигюн разом напрягается и тут же с трепетом обмякнет.
Локи, подрываясь, садится и подтягивает племянницу жесткой хваткой за бедра. Заводит размашистый темп, проникая максимально глубоко в сокращающееся влагалище. Он резко выходит, кончая ей на живот. Локи позволяет себе с закрытыми глазами ненадолго погрязнуть в эйфории. Заниматься любовью с любимой женщиной, даря обоюдное удовольствие, — лучшее, что он мог представить для себя в отношениях. Он с какой-то усталой заторможенностью тянет к себе край покрывала и, отерев сперму, бросает его на пол. Локи откидывается рядом с притихшей Сигюн и накрывает их обоих одеялом. Он притягивает ее, утыкаясь носом в рыжую макушку. Его неукротимо клонит в сон.
Сигюн сжимает пальцы в кулаки, упираясь носом в мужскую грудь. В голове крутится миллион вопросов, на которые она сама точно не сможет себе дать ответа. Но, как ни парадоксально, Локи тоже вряд ли может помочь ей с этим. Это — то самое, личное, с чем она должна разобраться сама. То самое, от которого уже нельзя повернуть назад, о котором Локи предупреждает ее еще в начале их отношений. То самое, что она до конца не понимает, но ее кинули в это с особым удовольствием.
— Будешь слишком много думать об этом — додумаешься до какого-нибудь абсурда, — шепчет Локи с ленной издевкой.
Он вдруг подтягивает ее за ягодицы на уровень своих глаз, и Сигюн вмиг вспыхивает. Ему нравится это смущение, приправленное явно неконтролируемой блаженной улыбкой. Он криво тянет губы.
— Чтобы ты знала, милая: ты единственная, с кем я был столь нежен и обходителен.
Локи сам не понимает до конца, зачем признается в этой компрометирующей правде. Просто хочется донести: сколько заботы и защиты он вкладывает в племянницу.
— И поэтому ты стираешь мне память? — досадливо проговаривает она, обхватывая ладонью вибрирующую от недовольного мычания шею. Кончики пальцев путаются в волосах на загривке. — Мне все-таки немного обидно, что я не помню свой первый раз…
— Поверь мне, там нечего запоминать.
Локи передергивает от воспоминаний слез боли, им причиненных, на ее маленьком, всегда улыбающемся лице. Как же он ненавидит женские слезы…
— Но я должна сама решать, что я хочу запоминать, а что нет, — упрямо гнет свою линию Сигюн. — С твоей стороны это было нечестно.
Он вымученно прикрывает глаза, ложась на спину.
— Если тебе так неймется, можешь в будущем сломать действие зелья, — он ехидно скалится, скашивая прищуренный взгляд. — Правда, это станет возможным минимум лет через тысячу. С твоими-то навыками.
Она обиженно хмурится, прижимает одеяло к груди и чуть приподнимается, опираясь о его предплечье рукой, чтобы полностью видеть с любовью засевшее в душу выражение лица Бога Коварства.
— Разве мои «ужасные навыки», по твоему мнению, не говорят о том, что это ты плохой учитель? — бросает колкость Сигюн.
Ей тут же отвечает предельно вопросительно изогнутая бровь. Его погрязший в стыде минуту назад невинный ангелочек превращается в шкодливого чертенка. Маленькая рыжая бестия.
— Не устраивает мое обучение? — глумится Локи. — Что ж, моя царевна, Вы всегда можете подать жалобу на меня своему отцу. Я думаю, как царь Асгарда, Тор не преминет рассмотреть Вашу рекламацию.
— На что еще я могу подать жалобу? — смеясь, интересуется она.
Локи вдруг опасно суживает глаза. И Сигюн тут же становится не до смеха. Последняя фраза явно становится лишней и в ходе совсем недавних событий истолковывается кардинально неправильно. Дрогнувшие от волнения губы уже раскрываются в попытке объясниться, но их перебивают тонкие извечно язвительные:
— Ах, жалобу… Ты сама вырыла себе могилу, маленькая негодяйка!
Он опрокидывает ее, давя поцелуем протест в виде смешливого писка. Кое-что в их отношениях явно меняется на корню…
========== Бонус №3 (бывш. №2) ==========
Локи дергается в судороге кошмарного сна, раскрывая рот в попытке сделать вдох. Что-то упорно давит ему на шею. Он на периферии сознания чувствует, что задыхается, и резко просыпается с широко распахнутыми глазами и толикой паники. И первое, что встает перед взором: ледышка с четырьмя пальцами. Черные брови гневно сходятся на переносице. Буквально через секунду мохнато-инистый зверь летит кубарем с царского ложа. Локи садится на постели и с ненавистью заглядывает в озлобленные голубо-желтые глаза. Он кричит:
— Сигюн!!!
