Или это они такие талантливые собачники?
Ладно, тем лучше. Можно не спеша умыться…
Умывшись и одевшись, Мари, тем не менее, почувствовала угрызения совести, и, вместо того, чтобы отправиться на поиски еды, пошла сказать доброе утро Квачу. На веранде она обнаружила и Уинри: та возилась с Дэном, а Квач смирненько лежал в сторонке на своем конце веранды, ничем не пристегнутый. Впрочем, когда Мари переступила порог, он тут же вскочил и бросился к ней, тычась мордой в колени и всячески выражая свою радость.
— Нам повезло, что они оба на редкость спокойного характера, — сказала Мари. — И все-таки я бы не рискнула его отвязывать.
— А я и не рисковала, — хмыкнула Уинри. — Эдвард, когда уходил, обнаружил, что они оба отвязались. Дэна я сроду не привязывала, он, наверное, возмутился, не понял, зачем это нужно, и освободился…
— А Квач за компанию, — вздохнула Мари. — Ладно, что хоть поводки перегрызли, а не друг друга… Ну, привет, морда! Ух, ты дурачина! Зачем развязался? Ну зачем? Хочешь, чтобы тебя сожрали?
— Между прочим, у Квача поводок не перегрызен, — произнесла Уинри, явно забавляясь. — Он развязан.
— Дети отвязали?
— Что ты, девочки ни за что не стали бы. Это Дэн.
— Ты серьезно?
— Ага. Он умеет узлы зубами развязывать, по крайней мере, простые. Сколько раз я его на этом занятии ловила!
Мари улыбнулась и встрепала собаке уши.
— А ты быстро заводишь друзей, да?
Квач утвердительно тявкнул.
— Теперь нам надо от этих «друзей» котят стеречь, — озабоченно произнесла Мари. — Квач, конечно, добродушный, но как с кошками себя ведет — не знаю. Лаять лает, а вот будет ли есть…
— Нет, Дэн не лает, — покачала головой Уинри. — Он иногда даже играет с кошками.
— Значит, хорошо…
И тут Мари неожиданно для самой себя села на крыльцо. Села и осталась сидеть, уткнувшись лицом в колени.
Квач тревожно заскулил, потыкался мордой в макушку, но ничего от хозяйки не добился.
— Мари… — осторожно спросила Уинри. — Ты плачешь?
— Нет, — сказала Мари. — Нет. Не плачу.
Она действительно не плакала.
— Может быть, тебе еще поспать?
— Нет, все хорошо. Просто… мне надо посидеть. Хорошо здесь.
Действительно, хорошо. Яркие пятна солнца на желтых досках веранды, на зеленой траве, на широких, зазубренных листьях вьюнка, чуть прихваченных уже по краям желтизной. Пахнет нагретым лугом, поздними цветами и влагой от земли. Деревья в лесу шумят. А кроме этого тихо, и совсем-совсем ничего можно не бояться…
— Уинри, мне страшно…
Мари услышала шелест одежды, звук шагов, скрип досок — Уинри встала, подошла и села рядом. Положила руку Мари на плечо. Мари вдруг поняла, что ее давно уже никто вот так не касался.
— Это бывает. Это всегда так бывает. Не бойся, Мари. Мы поможем тебе защитить твоего ребенка. С ним все будет в порядке. Честно.
Бонусы: * * *
Мари: Ну вот, я попала к Элрикам, и, наконец-то, как положено настоящей Мэри-Сью, займусь описанием интерьеров и семейного счастья…
Мадоши (возмущенно): Ты не Мэри-Сью!
Мари: Паспорт показать?
* * *
Эдвард (девочкам): Да я вас одной левой!
Мадоши: Ты тоже надеешься на правило «Дуракам везет»?
* * *
Уинри: Девочки, вы ничего такого не слышали?
Сара и Триша: Мама, а как ты думаешь, почему мы решили заняться пением и поиграть на пианино?
* * *
Эдвард: Мари ждет ребенка.
Уинри: Ребенка Альфонса?
Эдвард: Нет, блин, моего!
Уинри: Эдвард Элрик, еще одна такая шутка, и третий автопротез я тебе буду выдавать только дома под расписку!
* * *
Уинри: По-моему, твоя собака слабоумная…
Мари: Нет, что ты. Она просто выдуманная.
Глава 15. Гестапо на хвосте
Несколько слов для постоянных читателей сей растянувшейся эпопеи:
1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. С этого дня началась Вторая Мировая война.
Причиной послужило наличие так называемого «Данцигского коридора»: полоски польской территории, которая отделяла Восточную Пруссию от остальной Германии. Польша получила эти земли по итогам Версальского мира, которым завершилась Первая мировая война. Требование пересмотра этого мира — основное программное требование НСДП. Гитлер пришел к власти во многом потому, что выдвинул его: оно соответствовало чаяниям немецкого народ.
Мюнхенское соглашение (Мюнхенский сговор): договор великих европейских держав, осенью 1938 года, согласно которому Гитлеру позволено было забрать значительную часть чешских земель. Чехословакия в переговорах даже не участвовала), апофеоз политики «умиротворения» Германии (суть ее была в том, что если давать Гитлеру все, что он хочет, тот угомониться и начнет нападать на СССР, защитив от него Европу). Кончилось это тем, что Гитлер забрал себе Чехословакию целиком (ноябрь 1938).
В августе 1939 года прошли трехсторонние франко-английские переговоры в Москве, которые закончились ничем — можно спорить, кто был в этом виноват, но менуэт танцевали все три стороны. Гитлер и Сталин договорились значительно быстрее: пакт Молотова-Риббентропа был подписан уже 23 августа 1939 года. В секретном приложении договорились о разделе Польши и Прибалтики.
Швеция всю Вторую Мировую оставалась нейтральным государством, но была вынуждена пропустить войска Гитлера на территорию Норвегии. Дания перед войной числилась потенциальным союзником Гитлера, поэтому из нее, как и из Голландии и Румынии, разведка была выведена (не хватало ресурсов, чтобы охватывать все европейские страны). Позже в Данию тоже вошли Гитлеровские войска (1940).
Разумеется, подлинной является биография Р. Гайдриха, о которой Э. Мэтьюз говорит как о «вымышленной». Просто мне очень не хочется переписывать «Завоеватель Шамбалы Reconstruction», а, когда я его писала, мне не удалось ознакомиться с подробной историей этого исторического мерзавца. Короче, авторский вымысел. Имею право. Пусть люди, понимающие в истории, запишут это в копилку моих глюков, которых, уверена, уже набралось немало!?
Раз уж мы переходим в реальный мир, прошу извинить за все исторические и топографические неточности. Я стараюсь, но мало ли…
Для семейных советов Хайдерихов — Мэтьюзов — Виртицов традиционно был зарезервирован большой обеденный стол в гостиной. Обычно важные вопросы, требующие всеобщего внимания, обсуждались по вечерам, когда все взрослые члены семейства собирались дома. По таким случаям Уэнди зажигала уютную настольную лампу под оранжевым абажуром, а Мари, которая обычно занималась готовкой (Уэнди готовила плохо и дело это не любила), выставляла на стол какое-нибудь вкусное печенье. В полутьме, с единственным ярким пятном света, лежащим посреди стола, в кругу друзей и любимых, даже самые неприятные вещи, такие, как задолженность по арендной плате за мастерскую, казались чуть менее неприятными. По крайней мере, Альфонс Хайдерих любил повторять именно так.
Сейчас, однако, уютными сумерками даже не пахло — день белый на дворе, даже полудня нет. Тед еще в школе. И «отец семейства», как, за глаза, разумеется, называли его женщины, за столом отсутствовал.
— Так, я ничего не понимаю! — Мари потерла лоб. — Объясните мне еще раз! Вы знакомы с этим… — она хотела сказать «типом», но в последний момент заменила на более нейтральное, — двойником, или нет? Или как?
Уэнди и Эдвард переглянулись.
— Во плоти я с ним не встречался, — пожал плечами Эдвард. — А парой слов переброситься довелось.
— Я с ним общалась, — осторожно заметила Уэнди. — Но очень мало… Вот с его братом поговорить успела… В общем, семнадцать лет назад это был очень вежливый молодой… человек.
— Откуда эта заминка? — спросила Мари с иронией.
— Оттуда, что он в те годы ходил в здоровенных доспехах, — Уэнди понизила голос, хотя «двойник» в это время мылся в ванной, которая располагалась от гостиной довольно далеко, и слов ее заведомо услышать не мог. — Таких здоровых… думаю, они ему и сейчас великоваты оказались бы. А ему тогда было вроде бы семнадцать лет! Столько же, сколько Алу! Вот и представьте, чем нужно заниматься, чтобы в семнадцать лет иметь такие плечи?!
— Да не было ему семнадцати! — вспылил Эдвард. — Он был моим ровесником! Двенадцать, не больше! И не носил никаких доспехов! Обычный пацан, только с длинными волосами. Ала напоминал гораздо больше, чем сейчас, вообще как две капли воды, только глаза другого цвета, и волосы немного темнее… Или такие же?.. Нет, не помню.
