нашу...
— Цыц, девки, дайте дорассказать! — возмутилась Анни. — Так вот, старший князь Железнорукий совсем, говорят, обезумел! И теперь ходит по ночам к вастакам в стойбища, один, невидимый в темноте, и убивает их! И железной рукой им сердце вырывает!
— Во даёт!
— И жрет их, жрет!!
— Врут! Это ж мужики, их хлебом не корми, дай соврать.
— Лучше бы он им яйца отрывал, — сплюнула Мели, которая все ждала беды, что отбилась от вастака кочергой.
— А ты ему посоветуй! — засмеялись с другой стороны мостков. — Найди в лесу и пожалуйся!
— Вот пусть твоему вастаку и оторвёт! — огрызнулась Мели.
— А ты завидуй меньше! — немедленно огрызнулась в ответ вдовая Хали, к которой с начала зимы уже второй раз приезжал нестарый ещё вастак из сборщиков дани, оставался на постой и подкармливал. Ненавидели ее потихоньку всё больше, но от себя ещё не гнали. Дети у всех жрать хотят, а язык она вроде за зубами держала. Ну... раз трёх баб, чьи семьи ушли в лес, не тронули, значит, молчала.
— А у князя белолицых правда была железная рука? — спросила мелкая Нэл.
— Правда.
— Ты сама видела?
Вот прилипла.
— Сама. Когда молодая была. Мы сюда только переселились, и князья белолицых тогда вместе с вождями все новые земли объезжали.
И дом был новый, вздохнула Лота. И она — девчонка-невеста. И зимы теплые. И вожди подтвердили союз с белолицыми заново, крепость за лесом укрепили, воинов туда послали... Казалось, все хорошо будет.
Казалось. Двадцать лет назад.
— А он красивый был?
— Тише. Чтоб Хали не слышала. Все белолицые красивые очень. А князья пуще всех. Как ненастоящие, словно не бывает таких.
— А дань все берут, что красивые нимри, что мордатые вастаки, — буркнула Ними. — Вот так бей его, а не три. — И снова показала, как бьёт по белью. Для Нэл было ещё тяжело, но куда деваться.
Из лесу донёсся унылый вой, сорвался на визг и затих.
— Да быстрее вы, копуши! — рявкнула Лота. — До ночи провозиться хотите? Чтоб гаур жопы пооткусил, курицы сонные?!
— Раскомандовалась, гусыня!
— Цыц! Поговори у меня!..
— Ой, — сказала Нэл, тыкая пальцем в сторону леса.
Волк вырвался из-за деревьев в каких-то паре сотен шагов от них. Он мчался изо всех сил, волоча задние лапы, из зада у него торчала короткая толстая стрела, и женщины застыли столбами — вдруг мимо, вдруг пронесёт? И хруст по лесу...
— Колотушки, бабы... и бадьями прикройтесь... — сказала Лота тихо.
Анни схватилась за ухват, без которого деревню не покидала, а Коротышка Эле моргнула и вытащила из-под белья в кадушке топор.
Из-за деревьев вырвался всадник. На здоровенном мохнатом коне, ни разу не вастачьем звере. Конище взрывал сугробы так, что снег во все стороны волной летел, а всадник орал. Красивым, свежим, совсем песенным голосом он орал, мешая привычные и эльфовы слова:
— Стой, улундо, тварь вонючая, стоять, шуба драная!!!
В руках его был короткий, толстый лук, прям совсем вастачий, и он снова резко его натянул и пустил стрелу волку в ноги. Попал! Варг кувырнулся в снег, в три прыжка конище его нагнал, и всадник свалился из седла прямо на варга! Визг, хрип, они катятся кувырком, конь чуть не тоже порывается затоптать зверя, а потом всадник, не торопясь, встал, отряхивая длинные волосы и озираясь.
Белолицый.
— Ой, — повторила Нэл, так и прилипнув глазами к юному и гладкому лицу, ну чисто красавец-мальчишка не старше двадцати, только глаза ни разу не молодые и аж светятся.
А Лота перевела взгляд на варга, валяющегося как тряпка. Из-под челюсти у него торчала гнутая рукоять длинного эльфовского ножа и растекалась лужа — красная по розовому вечернему снегу.
— Девки, — сказала она хрипло. — Мясо!
Когда они с вальками и бадьями наперевес все вместе двинулись к белолицему, он аж бросил волка свежевать и невольно изготовился драться, потом распрямился.
— Что случилось? — спросил сухо.
— Мясо нам отдай, охотник, — сказала Лота.
И тут белолицый вытаращил глаза, как мальчишка.
— Вот это? Есть?
Женщины аж переглянулись.
— Смотрю, не голода-ают они там, в лесу, и без нашего хлеба! — пропела Мели.
— А как пугали, когда два лета назад забирали оброк в последний раз!
— Мы думали, им самим несладко, аж князь Железнорукий остервенел и ходит в одиночку вастаков бить!
Белолицый эльф поднял руку, останавливая их.
— Нам несладко, — сказал он, — но чтобы жрать гаура! Это совсем до истощения дойти надо! Он же Темным разит!
— Шубу из него это тебе носить не мешает, драный ты тулуп! — бросила бойкая Анни, словно чуя, что опасности тут нет.
— Да не сильно больше обычного волка воняет, — сказала примирительно Коротышка Эле. — Поварить свечи четыре-пять, так и ничего.
Белолицего передёрнуло.
— Оставлю мясо, — сказал он, возвращаясь к работе. — Осторожно здесь вечерами. Гауров в лесу больше стало.
— Так за вами, не за нами же! — пренебрежительно фыркнула Хали. Охотник бросил на нее недобрый насмешливый взгляд, но промолчал.
— Много забирают вастаки? — спросил он, торопливо работая ножом.
— Ты ещё спроси, сколько уродилось! И уродилось мало, и забирают до жопы! — Мели злилась, только не понять, на что именно, урожай, белолицего, вастаков или всех сразу. — А до того вы забирали! Велика разница!
— При них и урожаи лучше были, — возразила Коротышка.
— Ты ещё скажи — из-за них! Ха-ха!
Нэль подобралась ближе, смотрела с восторгом на тонкое, чистое лицо, изогнутые брови, словно тонкой кисточкой нарисованные, и густые волосы, черные с отливом в медь. А Лота высматривала и видела другое.
Жилистые худые руки в шрамах и жёсткие скулы белолицего. Латаную шубу, ещё тонкую, как в ее молодости носили, кое-где подшитую заплатами. Штопку на штанах. Грубые кожаные сапоги, которые точно не из мастерских Одинокой крепости вышли, ох, какая работа оттуда выходила... Налуч был вастакской работы, как и лук, только родовые знаки и цвета другие. Как у тех, своих вастаков, из племени Бора.
Уж они-то все до единого подхватились в леса три года назад,
