Шипение на печи прервало мою молитву. Я увидела, как кипящая каша выливается из кастрюли. Подскочив, я сняла кастрюлю с горелки и, застонав, поставила ее на стол.
Снаружи раздалось звяканье сбруи. Открыв дверь, я выбежала на крыльцо. И только потом вспомнила, что стою в одной нижней рубашке.
— Доброе утро! — поздоровался проповедник и отвел взгляд.
Взвизгнув, я вбежала обратно в дом и захлопнула дверь, сердце колотилось в груди. Я не знала, чего хочу: засмеяться или заплакать, услышав, как повозка укатится со двора. Вместо этого я услышала, как кто-то поднялся на крыльцо.
Я побежала наверх, перескакивая через две ступеньки, сорвала ночную сорочку, влезла в ежедневное рабочее платье, надела обувь, зашнуровав только верх, чтобы ботинки не хлопали, как крылья цыплят в курятнике.
Появилась Олли, потирающая сонные глаза.
— Одевайся, дорогая, по-моему, у нас гости.
— Кто?
— Проповедник. — Я прошла мимо нее и практически слетела вниз по ступенькам.
Взявшись рукой за дверную ручку, я остановилась. Я не причесалась!
Я пробежалась пальцами по волосам, разделив их на две части, затем собрала волосы в пучок и завязала концы, надеясь, что они не распадутся без шпильки, хотя бы некоторое время. Может быть, теперь, когда я живу сама, я смогу коротко постричься…
Я глубоко вдохнула. Нос защекотали запахи крепкого кофе и сгоревшей овсянки. Веди себя достойно, сказала я себе. Ты женщина, не ребенок! Я открыла входную дверь и оглянулась. Нигде не было видно ожидающего проповедника.
Невдалеке тихо ржала лошадь, поэтому я поняла, что он никуда не уехал. Раздраженно фыркнув, я вернулась на кухню, чтобы убрать. И вскоре на огне уже вновь в кастрюле готовилась овсянка, а на теплой полке стоял полный кофейник. Проповедник — мужчина с двойным подбородком — постучал в кухонную дверь и протянул мне молоко. Я дала его Олли.
— Кофе? — предложила я.
Он покачал головой, его глаза бегали.
— Мы не могли бы выйти наружу?
Я вышла с ним за дверь. Несмотря на полноту, он резво прошел на крыльцо, тянувшееся вдоль всей восточной части дома. Ветер трепал его черное пальто, он снял шляпу и поприветствовал меня более подобающе, отвесив легкий поклон. И тут меня ударила, как молния в ночи, мысль — а вдруг он принес какие-то страшные вести? Я чуть отодвинулась, опершись на спинку стула.
— Что-то случилось? — спросила я, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Я брат Лэтхэм. — Он протянул загрубевшую от работы руку и сопроводил это застенчивой улыбкой. — Простите, что застал вас врасплох. Я хотел бы нанести сегодня несколько визитов, поскольку нет никаких мероприятий. А ваш дом ближе всего к моему.
Я облегченно выдохнула, пожимая ему руку. По крайней мере, он не считает меня плохой христианкой, после того как увидел в ночной сорочке. Я указала на соседний стул. Он сел.
— Меня зовут Ребекка Хэндрикс, — сказала я, уставившись на свои руки, смущенная собственной неловкостью, — хотя вы наверняка и так это знаете.
Он кивнул.
— Простите, что в тот день в городе я была не слишком дружелюбной. — Я вздрогнула, подумав, какой уничижительный взгляд послала бы мне мама, если бы узнала о моей невнимательности, даже в той тяжелой ситуации.
Взмахом руки он отмел мои извинения.
— Не думай об этом, дитя.
Я вспомнила, что видела перед домом проповедника коляску доктора, когда мы ходили осматривать угодья фермы. Должна ли я спросить про его семью? А что, если у него нет хороших новостей?
Брат Лэтхэм наклонился вперед, положив локти на колени. Мозолистые руки и обветренное лицо говорили о том, что он не только проповедник, но еще и фермер. Тянет, по сути, две лямки, да еще и болезнь в доме.
— Вы, конечно, не слышали, как много жителей заболело за последнее время. — Он вздохнул. — Но это к лучшему.
Я практически прервала его рассказом о том, что я знаю, но прежде чем я перевела дух, он продолжил:
— Наша маленькая община уже потеряла несколько членов, в том числе и из семей-основателей. Больше всего нам не хватает вашей тети. Она была всем хорошим другом. И мы молимся о Френке, конечно. Как он, должно быть, переживает эти ужасные новости!
Я кивнула, по-прежнему разглядывая свои руки.
— Не могу себе и представить, что он чувствует, зная, что его дети совсем одни.
Я вскинула голову.
— Я имею в виду… Ну… — Брат Лэтхэм позволил ветру унести произнесенные слова вдаль, а сам уставился на меня своими несчастными глазами, в которых читалось очевидное беспокойство.
— Очень мило с вашей стороны, что вы волнуетесь о нас, брат Лэтхэм. — Я постаралась принять чрезвычайно благопристойную позу, сложив руки на коленях и считая пальцы. Затем я глубоко вдохнула.
— Я останусь и некоторое время позабочусь о детях. — Я посмотрела на него, надеясь, что мое чувство неловкости очевидно ему. — Я обещала тете.
Он коротко кивнул, будто одобрял мой план, но по его глазам было видно, что он согласился только потому, что другого выбора не было.
— У вас есть все, что вам нужно?
— Думаю, да. — С каждым произнесенным словом моя уверенность росла. — У нас есть овощи из сада, молоко дает Старый Боб, яйца от нескольких кур, и в цистерне после дождя полно воды. Я нашла муку, сахар, много крупы. Я уверена, мы продержимся, пока…
Пока что? Пока мама не выздоровеет? Пока отец детей не вернется домой? Пока Артур не женится на мне?
Проповедник хлопнул мясистыми руками по коленям и поднялся.
Я тоже встала.
— Спасибо, что заехали.
Его голова качнулась, а с ней задрожал и подбородок.
— Могу ли я вам сегодня еще чем-то помочь?
Вопрос застал меня врасплох.
— А разве вам сегодня больше никого не надо навестить?
— А что толку от моего визита, если я уеду, не предложив помощи? Это все равно что сказать: «Преисполнись!» — вместо того чтобы дать голодному кусок хлеба.
Его слова, конечно, имели смысл, но мне было сложно представить, как у нас дома преподобный Хадлстон, засучив рукава, доит корову или чистит стойло, и неважно, насколько это необходимо. Его куда легче представить сидящим на крыльце с тонкой фарфоровой чашкой в руках.
Я хотела запротестовать, убедить, что со всем справлюсь сама, но потом посмотрела на свои плохо зашнурованные ботинки, и моя решимость поколебалась.
— Спасибо вам большое за сегодняшнюю помощь. Я обещаю: как только нам что-то понадобится, я сразу же пошлю за вами.
Дети столпились у входной двери, прижав лица к москитной сетке.
— Моя жена заскочит к вам, как только ей станет лучше. Она помогает медсестре на выездах и местным. В любом случае, если мы понадобимся вам раньше, то Олли и Джеймс знают дорогу к нашему дому. — Мужчина посмотрел на старших детей. Они утвердительно кивнули.
Он подошел к своей повозке и забрался на сиденье.
— Френк правильно придумал высылать свою зарплату Адабель, поэтому вскрывайте все приходящие от него письма.
Я облегченно выдохнула. Военная зарплата! Я об этом не подумала. И сколько нам еще ждать следующего перевода?
Глава 14
В пятницу утром я вышла во двор, залитый росой, наказав Олли присматривать за младшими детьми. Мне лучше всего думалось, когда я доила молоко и прижималась щекой к теплому боку коровы.
Старый Боб обмахивала меня хвостом. Я погладила ее по носу, прежде чем поставить стул. Мои руки доили, и ритмичные движения, такие же знакомые, как жарка цыпленка или мытье пола, оставляли мой разум ничем не занятым.
Нам вскоре нужно будет кое-что купить. Вчера я перерыла все письма от Френка, лежащие в столе, и ничего не нашла.
Но пока я искала, я перечитала все письма, одно за другим. В основном это были скупые слова горюющего человека, который не знал, как же ему общаться со своими детьми. Я нашла одно старое письмо к Кларе, написанное до того, как он сел на корабль, идущий во Францию: слова нежности и радости по поводу предстоящего рождения ребенка разрывали мне сердце.
