Однажды вечером к нему пришел Второй. От его деревни было три часа пешего ходу. Как он ни колотил в дверь, как ни орал, никто ему не отвечал. Наконец он заглянул в щель и увидел, что брат лежит в кровати и беззвучно шевелит губами.
Второй закричал:
– Да открывай же дверь! Ветер дует, снег идет, я уже закоченел! Кончай издеваться!
Стемнело, а Первый все не открывал. Второй испугался: может, он выпил ядохимикат? Решил с собой покончить? Он сбил ногой замок и ворвался в комнату. У Первого лоб пылал, температура была за сорок. Он пробормотал:
– Заболел я.
Второй сказал:
– Поехали домой. Мы успеем на ночной пароход.
Он взвалил его на спину и пять километров тащил до ближайшей пристани. Среди мерцающих в темноте сугробов он разглядел беседку, от которой ступеньки спускались к реке. В беседке он уложил брата на глиняную скамейку, заметил, что голова и спина у него засыпаны снегом, и стал отряхивать. Первый был весь мокрый. Он пролепетал:
– Мне холодно.
Второму-то как раз было жарко. Он снял ватник, укутал им брата и спросил:
– Когда придет пароход?
Первый ответил:
– В десять. – Но так тихо, что Второй расслышал, только когда поднес ухо к самым его губам.
Ждать оставалось часа три. Второй усадил брата на землю, потому что там меньше дуло, укутал его с головой своим ватником, но было ясно, что за три часа он может замерзнуть насмерть. Второй сказал:
– Сиди тут, а я сбегаю за одеялом.
И побежал обратно в деревню. От спешки он по дороге несколько раз упал и больно ушибся. В комнате он отдышался, схватил одеяло и помчался обратно. В беседке Первого не было. Второй испугался, стал его звать… Вдруг он заметил в углу какое-то тряпье. Присмотрелся, а это брат лежит на полу и не шевелится, а рядом одеяло валяется. Второй пощупал его лоб, руки – они были ледяные.
– Первый, пожалуйста, не умирай!
Наконец Первый слегка повернул голову. Живой! Второй укутал его одеялом и ватником, сел на землю, оперся о скамейку, а брата положил себе на колени и обнял. Когда у него затекали руки или ноги, он их высвобождал, разминал, а потом продолжал греть брата. К этому времени он и сам замерз: пот остыл, снег растаял. Когда пришел пароход, Второй дрожал крупной дрожью. На пароходе он пробрался на корму, посадил Первого на стул у горячей переборки, за которой гудел двигатель, а сам к ней прислонился.
В город они приплыли затемно. Второй тащил на себе брата, укутанного в одеяло. В темноте он был похож на велосипед с прицепом. Его неровные следы переливались в свете фонарей.
* * *
Сюй Саньгуань и Сюй Юйлань спали крепким сном. Вдруг они услышали, как в дверь колотят ногой, а когда ее отворили, в комнату вошел огромный сугроб.
Первого сразу отнесли в больницу. На рассвете врач сказал, что у него гепатит в запущенной форме. В их больнице такое не лечат, надо везти в Шанхай. А иначе есть опасность для жизни.
Сюй Юйлань заплакала:
– Что же мы за люди? Он уже тогда был болен, а мы его в деревню погнали. Но мы же не знали. А теперь что делать? Денег нет даже на «скорую», чтобы его в Шанхай отвезти…
Сюй Саньгуань сказал:
– Слезами горю не поможешь. Займем денег у кого только можно, авось наберем.
Первым делом он пошел к Третьему на завод.
– У тебя сколько денег?
– Позавчера была получка. Осталось двенадцать юаней.
– Дай мне десять.
– А я чем питаться буду?
– Божьим духом.
Третий засмеялся. Сюй Саньгуань на него рявкнул:
– Брат помирает, а ты ржешь?
Третий на него вытаращился. Тут только Сюй Саньгуань сообразил, что Третий еще ничего не знает, и рассказал ему. Тот отдал отцу все двенадцать юаней и сказал, что отпросится с работы, чтобы проведать Первого.
Потом Сюй Саньгуань пошел к Фану-кузнецу, встал рядом с наковальней и сказал:
– Мы с тобой двадцать лет знакомы. Никогда тебя ни о чем не просил, а теперь прошу: помоги.
Фан-кузнец вынул из-за пазухи десять юаней.
– Знаю, мало, но больше дать не могу.
Сюй Саньгуань обошел одиннадцать домов. В восьми ему дали денег. Потом он отправился к жене Хэ Сяоюна. За время вдовства она поседела. Когда Сюй Саньгуань к ней пришел, она обедала с двумя дочерьми. Сюй Саньгуань сказал:
– Первый заболел. Врач говорит, надо везти в Шанхай. Нам денег не хватает, ты можешь одолжить?
Жена Хэ Сяоюна на него поглядела, потом опустила голову и стала есть дальше.
Сюй Саньгуань подождал, а потом сказал:
– Мы быстро вернем. Я тебе расписку напишу.
Она опять на него поглядела и опять уставилась в плошку.
Сюй Саньгуань сказал:
– Ты меня прости за обиду. Пожалей Первого, он ведь все-таки…
Жена Хэ Сяоюна обратилась к дочерям:
– Как ни крути, а Первый вам брат. Надо спасать. У вас сколько денег? Дайте ему.
Дочери поднялись на второй этаж за деньгами, а жена Хэ Сяоюна прямо при Сюй Саньгуане вынула из-за пазухи носовой платок, расстелила его на столе, и Сюй Саньгуань увидел бумажку в пять юаней, бумажку в два юаня и мелочь. Бумажки она положила на стол, а мелочь убрала обратно. Спустились дочери и передали матери свои деньги. Они сложила все вместе и отдала Сюй Саньгуаню.
– Пересчитай, тут семнадцать юаней.
Сюй Саньгуань пересчитал деньги, спрятал в карман и сказал:
– Я тринадцать дворов обошел. Вы дали больше всех. Кланяюсь вам в ноги.
И поклонился.
Дома он отдал Сюй Юйлань все шестьдесят три юаня.
– На первое время вам хватит. Вези его в Шанхай и смотри там за ним. А я соберу еще денег и тоже к вам приеду.
Сюй Юйлань увезла Первого в Шанхай, и тут выяснилось, что Второй тоже заболел. Он простудился, пока тащил Первого в город. Сюй Саньгуань испугался его лающего кашля и тоже отнес его в больницу. Врач сказал, что у него бронхит, воспаления легких пока нет. Поколют ему несколько дней антибиотики, и он поправится.
Сюй Саньгуань велел Третьему несколько дней не ходить на завод, присматривать за Вторым. И еще оставил ему десять юаней, чтобы покупал еду в заводской столовой (Третий не умел готовить).
А сам отправился к старосте Ли. Тот его встретил словами:
– Что, опять кровь сдавать?
Сюй Саньгуань закивал:
– Да, Первого повезли в шанхайскую больницу, Второй дома болеет. Деньги нужны…
– Можешь не продолжать. Ты решил каждый месяц кровь сдавать? Если тебе жить надоело, ты пойди и повесься. А сюда не приходи.
– Очень вас прошу, ради Гэньлуна…
– Гэньлун умер!
– Недавно. Еще тело не остыло! Ради памяти Гэньлуна!
Староста Ли засмеялся:
– Ну ты и бесстыжий! Ладно, дам тебе совет: иди в другую больницу. Они же не знают, что ты недавно кровь сдавал. Понял?
И, глядя на кивающего Сюй Саньгуаня, закончил:
– А если помрешь – я ни при чем.
Глава XXVIII
Сюй Саньгуань оставил Третьего дома ухаживать за Вторым, а сам собрал узелок (с белыми цветами по синему полю), положил в нагрудный карман два юаня три цзяо и отправился на пристань, чтобы плыть в Шанхай. Пароход по дороге останавливался в семнадцати городках, из них шесть были уездными, и Сюй Саньгуань планировал сдать там кровь.
В полдень приплыли в Линьпу. Он зашагал вдоль речки, вьющейся по городу, в расстегнутом ватнике, подставив загорелую грудь зимнему солнышку. В месте, где ступеньки подходили к самой воде, он спустился к реке. Вдоль берегов были привязаны лодки, но рядом с Сюй Саньгуанем как раз оказалось свободное местечко. Он заметил, что между камнями искрятся нерастаявшие снежинки – недавно в Линьпу тоже шел снег. Сюй Саньгуань вынул из узелка плошку, отвел в сторону плававшую на реке тину и зачерпнул поглубже. Он заметил, что вода даже с глубины зеленоватая. Она была совершенно ледяная, после первого же глотка его пробрала дрожь. Но он вытянул шею и одним глотком осушил всю плошку, потом обхватил себя руками и затрясся. Почувствовав, что вода в желудке согрелась, он точно так же осушил еще одну плошку.
