оторвали с руками. И книжка-то, смешно сказать, — Пушкин, первое издание. Будто сейчас лучших изданий нет.
— Видно, у вас большое несчастье, — сочувственно говорили ему, — если вы такие книги продаете…
Книгочеи, книголюбы и прочие библиофилы с горящими глазами допытывались у Сидорова, откуда он раскопал такое чудо, вынюхивали, что у него есть еще, и с робостью приценивались, сколько номиналов он рассчитывает с них сорвать…
Так Коля вернулся домой суперзвездой толкучки. Рассказывал Лиде о таинственных номиналах, о толчее вокруг него, о профессорах и литераторах, которые наперебой приглашали его заходить к ним домой запросто, без церемоний…
— А ну дыхни-ка. — Лида уже слыхала подобные заливы и хорошо знала их происхождение.
Коля слабо дыхнул. Жена растерялась. Водкой тут и не пахло. Тянуло чем-то забытым, почти незнакомым.
— Коньяк, что ли?
— Лавуазье, — радостно подтвердил муж, — французский. Химик такой был, помнишь со школы?.. У профессора дома угощался. В честь книжки.
— Ишь ты…
— Все интересовались, есть ли еще такие книжки, — делился впечатлениями Сидоров, — я говорю: навалом. А какие? — спрашивают. А я говорю: не помню… А он мне: во, темнила, настоящий делец, на большом крючке нас держит… А я и честно не помню.
— Ты бы прочел парочку-троечку для приличия, — предложила жена, — умное словцо ввернуть — оно всегда производит…
С этого дня Коля Сидоров пошел нарасхват. Наносил визиты, угощался коньячком и кофе, встревал в умные разговоры. Домой к себе не водил. Во-первых, дома выпить нечего, а во-вторых, Лида… Мужика своего она никогда не ценила. От нее уважения к личности не жди. Да она лучше поперхнется три раза, чем мужа своего по имени-отчеству, как люди, назовет.
Брал Коля ее разок к одному доценту — только сраму хлебнул. Люди о течениях современного духа рассуждают, а она обои щупает. У людей положительный идеал на уме, а ее в санузле от новинки — биде — бульдозером не оторвешь. Вещистка! Яркая представительница проживающей среди нас тихой сапой потребительской прослойки!
Но вот однажды Колина лафа разом кончилась. Загнал он последнюю книжку из полученного наследства и в один момент перестал быть интересным человеком.
Конечно, Сидорову очень хотелось продлить светлую полосу своей жизни, но где люди достают такие интересные книги, он не знал.
Наконец, четырнадцатого в среду он снова спустился во двор и сел за домино.
Через некоторое время форточка на четвертом этаже отворилась, и в ней замаячил седой парик:
— Сидоров, вынеси мусор!
Круг замкнулся.
По громадному знакомству, через четыре звонка на пятый, Лида Сидорова достала этот гарнитур. Редкостный гарнитур!
В магазин такие вещи не поступают, так она вырвала его прямо с фабрики.
Очень уж хотелось ей сюрприз мужу сделать, пока он в командировку ездил. У него деньжата на машину отложены, а этого гарнитурчика он уж никак не ожидает. Приедет — ахнет…
Лида от такого ловкого приобретения вся светилась, как от любви… Пока гарнитур не привезли, звонила несколько раз на фабрику. В производственный отдел — волновалась за выполнение плана, в бухгалтерию — торопила с реализацией готовой продукции, в транспортный цех — интересовалась состоянием грузового парка. Несмотря на это тормошение, гарнитур ей привезли всего за час до Колиного возвращения. Но зато прямо с конвейера…
Лида успела установить стенку, стол, кресла, почти все. Оставалось распаковать только шкаф, когда в дверях зазвонил звонок.
Гофрированный картон со шкафа Лида обрывала уже под настойчивые звонки Николая.
— Что так долго не открывала? — взволнованно спросил Сидоров вместо привычного «здравствуй» и, терзаемый ужасными подозрениями, торопливо прошел в комнату.
Не успевшая привести себя в порядок Лида загадочно улыбалась:
— Ничего не замечаешь?
Колины глаза шныряли по углам и щелям, но ничего не находили.
— А у меня для тебя сюрприз. — Лида обняла мужа и попыталась закрыть ему ладонями глаза.
Но Коля, повинуясь инстинкту мужа, вернувшегося из командировки, уже тянулся к шкафу… Дернул за дверцу…
В шикарном новеньком полированном шкафу спал мужчина.
Лида в ужасе вскрикнула.
— Кто это и что он здесь делает? — голосом из высокопрочной легированной стали спросил Николай.
— Ума не приложу.
— А ты приложи.
— Он, наверно, пьяный…
— Тебе лучше знать.
— Видишь ли, Коленька…
— Вижу.
— Ты не все видишь…
— Как? Это еще не все? — Коля в бешенстве побежал вдоль стенки, распахивая на ходу створки и заглядывая внутрь.
— Коля!
— Откуда он взялся?
— С фабрики… Наверно, с фабрики… Понятия не имею, откуда…
— С какой еще фабрики? Что ты мелешь?
— Наверно, с мебельной… Я его в первый раз вижу.
— Это я вижу его в первый и последний раз. — Коля решительно поднял с пола молоток.
— Коля! — Лида загородила шкаф своей грудью. — Коля, он не виноват!
— Ну, значит, мне придется убить тебя.
— За что?
— Она еще спрашивает!
— За то, что я достала тебе такой редкостный гарнитур?
— С сюрпризом, так?
— Я не виновата.
— Он не виноват, ты не виновата, один я кругом виноват.
— Ты-то здесь при чем?
— Ах, я здесь при чем?.. Я здесь уже третий лишний?.. Да у вас, я вижу, тут целый любовный треугольник собрался!
— Ко-ля! Послушай меня! Этот тип — никто.
— Так не бывает.
— Он с фабрики. Он напился в рабочее время и уснул прямо в шкафу.
— А как он попал в нашу квартиру?
— Я же говорю тебе, я достала гарнитур. Достала прямо с фабрики. По громадному знакомству. Через четыре звонка на пятый.
— А откуда деньги?
— Ну, у нас же были отложены…
— На машину?!
— Коля, успокойся…
Но Коля уже мчался за Лидой, опрокидывая на ходу мебель, только недавно сошедшую с конвейера.
Последним повалился на спину шкаф. От удара в шкафу проснулся и завозился его обитатель. Он высунул голову, посмотрел с недоумением и даже страхом на незнакомое помещение, на упавшую стенку, на двух людей, потиравших шишки на головах, и сказал:
— Который раз одно и то же… Говорю, говорю, нельзя продавать мебель прямо с фабрики. Эта торговля по знакомству до добра не доведет.
— Кого ждем-то? — спросил Сидоров, заметив суету вокруг обеденного стола.
— Лауру помнишь? Замуж выходит, — сияя сообщила Лида.
— У нас в доме, что ли?
— У нас только смотрины.
В этот момент в дверях звякнул звонок.
— Игнатий Семеныч? — Лида расплылась в
