становилось тяжело дышать. Я опёрся на одну руку, и тут же кто-то рядом дернулся, ударив по ней. Брызнуло жидким и тёплым. Я снова закричал, оттолкнул влажную лысую тушу и быстро встал на ноги. Меня колотило, хотелось блевать. Холодной рукой я прикрывал гениталии, пока мозг красочно представлял, как свиные челюсти вырывают и пережевывают мое достоинство.
Вепри, подумал я, переростки. При моем немалом росте их длинные спины касались моих бёдер. Чавканье, стоны и рык. Никакого хрюканья.
Я успел спросить себя, почему твари не накинулись сразу, не разорвали, пока я был без сознания, но не стал искать ответа и двинулся вперед. Вслепую, вытянув одну руку, короткими осторожными шагами. Проталкиваясь.
Я думал, что нахожусь посередине комнаты, и шёл вбок, вправо. Когда рука коснулась стены, я, осознав риск, застонал. Идиот, дебил! Заметят! Стиснув челюсти, я замер, готовясь к укусам, ожидая, что твари на миг затихнут и ринутся ко мне. Но они не заметили. Боже, они не заметили!
Я прижался к стене и стал медленно продвигаться дальше. Сделал всего шесть шагов, когда сверху раздался скрип железа. В потолке кто-то открыл окно, полился яркий холодный свет.
Господи Пречистый…
На миг я застыл, глазам стало больно, а затем увидел. Я увидел…
…спаси наши души грешные, даруй милость Свою и защити…
Бледные безволосые уроды, они сновали на четвереньках, с побелевшими глазами, перекошенными рожами, вывернутыми конечностями, ущербные, в струпьях, голые – как я. Это были не свиньи.
Но уже и не люди.
Стоило окну открыться, они бросились к нему, рыча, воя. Они не хотели сбежать. Они хотели есть. В окне показалась фигура, затем вторая, и вниз посыпалось зелёное, бурое, оранжевое. Еда. Скоты верещали и бились, выхватывая у других капусту и запихивая в чёрные пасти. Мой вопль утонул в гаме звериной трапезы.
Я побежал к окну, в самое месиво. До потолка было не допрыгнуть, но я посчитал иначе. Люк стали закрывать, и я изо всех сил прыгнул, наступив на чью-то спину.
А потом упал. Меня втоптали, придавили к полу, стали кусать. Я задыхался. Отполз в сторону, посмотрел наверх. Люк захлопнулся.
Мир – странное место. Странное и жуткое.
Те простые люди, кого я раньше осуждал, презирал, ненавидел – пьяницы по выходным, изменщики, предатели. Они посмеялись надо мной. Я считал их скотом, и они превратили в скотину меня.
Я не знаю, сколько прошло времени с первого дня. Я много раз пробовал выбраться. И не сумел.
Меня сломали. Переплавили.
Соседи ломали мне кости, откусывали пальцы. Я стал есть с ними. Кто-то насиловал меня, и я кого-то насиловал. Покрывался новыми шрамами, забывал страх.
Я перестал жить и не мог перестать существовать. У меня не осталось памяти. Жар и вонь, топот, чавканье и рык. Мой рык.
Хрю-хрю.
Вован пощёлкал пальцами, выбирая закуску. Подумав, он лишь обречённо махнул рукой, подпёр голову кулаком и уставился в стену моей кухни.
– Не, брат, так не пойдёт. Закусывай! – я протянул ему ломтик чёрного хлеба с салом, обёрнутый стрелкой зелёного лука. – Стресс стрессом, а водочку пить надо правильно.
Вован со вздохом принял угощение и нехотя начал жевать.
– Нет, Володь, не понимаю, – я наполнил стопки. – Какой-то мужик. Ну, стоял ночью во дворе. Ну, не шевелился. Может торчок какой, мало ли.
– Антоша, – его взгляд врезался мне в глаза, – ты думаешь я того… Поехал, да?
– Нет, блин, так оно и было. Он смотрел именно на твои окна. Конечно же.
– Не, не. Ты и правда ничего не понял. Не на окна, – Вован замотал головой. – Этот тип… Он смотрел прямо на меня. На меня, понимаешь?! Как насквозь меня видел. В душу заглянул, как на исповеди.
– Хватит, – я поднял рюмки, пресекая истерику. – Пей!
Его взгляд снова стал пустым, отстранённым. Вован взял стопку. Выпили.
– Закусывай.
Я усмехнулся, глядя, как он хрустит здоровенной редиской.
– Значит, странный мужик стоял ночью посреди двора и смотрел на тебя. Может, ты просто один-единственный дурень среди ночи на балконе торчал? Когда все нормальные люди спали?
– Он до утра стоял. Часов с трёх, как я на балкон вышел, – Вован поежился. – Только знаешь, мне кажется, он там ещё раньше был. Стоял, смотрел. Ждал. А около пяти пропал.
– В воздухе растворился?
– Я отвернулся на секунду, гляжу – а его нет.
– Ты понимаешь, что ты уже поехавший?
Мой сарказм Вован пропустил мимо ушей. Нет, с ним и правда что-то не то. Я уже порядочно окосел от водки, а он – как стёклышко. Не берет его.
– Пойду я, Антоха. Поздно уже.
– Ты точно в норме? – Тупой вопрос. Видно же, что парень расклеился. Но мне завтра на работу и нужно выспаться. Да и супруга за позднюю пьянку меня сожрёт.
– Да, брат, всё окей. Не переживай, – он всё же взял себя в руки, улыбнулся.
Пока Вован обувался в прихожей, мы не разговаривали, чтобы не будить жену. Но когда я уже собирался закрыть за ним, он придержал дверь рукой.
– И запах этот, – его словно озарила внезапная догадка.
– Что за запах, Вова?
– Сладкий такой. Приторный, аж противно. Я его тогда всю ночь чувствовал. И сейчас он мне время от времени мерещится. Что-то такое, знаешь… Пломбир напоминает.
– Брат, тебе выспаться нужно. Утро вечера мудренее.
Он растерянно улыбнулся и нажал кнопку лифта.
***
То ли после водки, то ли от Володиной истории я долго не мог заснуть.
У моего близкого друга неприятности. Вряд ли серьёзные, но он во мне нуждается. Иначе бы не пришёл на ночь глядя. А я отпустил его, толком не выслушав. Нет, не выгнал, конечно. Он парень тактичный, чувствует, когда не до него.
Не до друга. Не до его проблем – своих по горло. Мамочки, когда же я в такое дерьмо превратился? Когда оскотинился?
«Завтра же после работы зайду к Вовану и всё порешаем».
Успокоив совесть, я ещё немного поворочался и, наконец, уснул.
Проснулся среди ночи резко, как по команде. Рядом уютно посапывала жена. Я бросил взгляд на часы – пять минут четвёртого. Ох, не люблю я это время. С детства запало в память: три часа ночи – самая пора для всякой нечисти.
Ерунда, детские страхи. Нужно выспаться. Завтра куча дел: работа, потом с женой в магазин обещал съездить. К Вовану заскочить надо. Но это ведь можно и не завтра…
Натянув повыше одеяло, я ласково провёл ладонью по бедру жены, закинул руки за голову и постарался
