— Я подумал… может, мы помолимся вместе?
Голос молодого человека звучал так тихо, что Робин едва разбирала слова. От нахлынувших теплых чувств у нее перехватило дыхание.
— Да, — шепнула она.
Они опустились на колени бок о бок, держась за руки. Стоя на деревянном полу крошечной каюты, Робин начала молиться. Клинтон повторял за ней, тихо, но твердо.
Поднявшись на ноги, он задержал ее руку в своей.
— Мисс Баллантайн… то есть доктор Баллантайн… У меня не хватает слов, чтобы рассказать, как важна была для меня встреча с вами.
Робин почувствовала, что краснеет, и попыталась высвободить руку, но он крепко сжал ее.
— Я хотел бы получить позволение поговорить с вами об этом снова, потом… — Кодрингтон помолчал. — Если утро закончится так, как мы надеемся.
— О да, конечно! — с жаром воскликнула Робин. — Все будет хорошо, я знаю.
Едва сознавая, что делает, она стремительно подалась вперед и приникла к его губам. На мгновение Клинтон замер, потом неуклюже обхватил девушку и прижал к себе так крепко, что медные пуговицы кителя впились ей в грудь.
— Моя дорогая, — шептал он. — О, моя дорогая!
Внезапный бурный натиск напугал Робин, но очень скоро удовольствие от крепких объятий пересилило страх. Она попыталась высвободить руки, чтобы тоже обнять его, однако Клинтон неправильно понял ее и поспешно отступил.
— Простите, — пробормотал он неловко. — Не знаю, что на меня нашло…
Робин почувствовала острое разочарование, потом раздражение от такой робости. Слишком уж было приятно — несмотря на пуговицы.
Шлюпки отчалили от обоих кораблей одновременно и стали сближаться в перламутровой рассветной дымке, направляясь к линии прибоя, за которой в бледном утреннем свете смутно вырисовывался берег.
Причалили они в сотне ярдов друг от друга, достигнув отмели на гребне одной и той же широкой зеленой волны. Гребцы спрыгнули в воду, доходившую до пояса, и втащили шлюпки на белый песок.
Обе группы порознь перебрались через нанесенный рекой песчаный вал и двинулись к краю лагуны, скрытой дюнами и зарослями высокого тростника с пушистыми головками. Перед зарослями нашлась ровная полоска плотного влажного песка. Мунго Сент‑Джон и Типпу остались у ближнего ее конца. Мунго закурил сигару и, подбоченившись, оглядел вершины холмов, не обращая внимания на окружающих. На нем были черные, в обтяжку, брюки и белая шелковая рубашка с длинными рукавами; из распахнутого ворота торчали темные курчавые волосы. Белая рубашка — хорошая мишень для противника. Капитан чтил дуэльный кодекс до последней мелочи.
Робин украдкой наблюдала за ним с дальней стороны песчаной дорожки. Она пыталась не дать остыть ненависти к человеку, который так унизил ее, но получалось плохо. Душу полнили радостное возбуждение и странный восторг, а присутствие этого дьявола в человеческом обличье лишь усиливало эти чувства. Спохватившись, что смотрит открыто, Робин с трудом отвела взгляд.
Рядом, неестественно выпрямившись, стоял Клинтон Кодрингтон, в синем форменном кителе с золотыми галунами, которые сверкали в мягком розовом свете зари. Выбеленные солнцем волосы были зачесаны назад и перехвачены на затылке, открывая твердую линию подбородка.
Зуга двинулся навстречу Типпу, который нес под мышкой палисандровую шкатулку с пистолетами. Они встретились точно на середине пути. Великан встал, широко расставив ноги, раскрыл шкатулку и протянул Зуге, а тот, вынув каждый пистолет из обитого бархатом гнезда, аккуратно отмерил заряды черного пороха, забил в стволы синеватые свинцовые пули и вложил капсюли.
Длинные зловещие стволы вызвали в памяти страшную ночь на «Гуроне». Робин прикусила губу и зябко передернула плечами.
— Не волнуйтесь, мисс Баллантайн, — шепнул Клинтон, неверно истолковав ее чувства.
Он сбросил китель, под которым также оказалась белая рубашка, и протянул его Робин. Кодрингтон хотел еще что‑то сказать, но его прервал голос Зуги:
— Господа, прошу вас подойти.
Клинтон еще раз натянуто улыбнулся и двинулся вперед, оставляя на влажном песке глубокие следы каблуков.
Противники в упор взглянули друг на друга. Лица обоих были непроницаемы.
— Господа, призываю вас решить дело без кровопролития, — произнес Зуга ритуальную фразу. — Капитан Кодрингтон, не хотите ли вы, как вызывающая сторона, принести свои извинения?
Клинтон покачал головой.
— Мистер Сент‑Джон, существует ли другой способ избежать кровопролития?
— Думаю, нет, сэр, — протянул Мунго, аккуратно стряхивая с сигары полдюйма серого пепла.
— Ну что ж, — кивнул Зуга и стал объяснять правила: — По команде «Расходитесь!» каждый из вас, господа, должен сделать десять шагов, я буду их отсчитывать вслух. Сразу же после счета «десять» я дам команду «Пли!», после чего вы можете повернуться и сделать выстрел. — Он взглянул на Типпу: за пояс мешковатых штанов помощника был заткнут огромный пистолет. — Оба секунданта вооружены. — Зуга положил руку на рукоятку своего «кольта». — Если кто‑либо из дуэлянтов попытается открыть огонь, не дожидаясь команды, он будет застрелен секундантами на месте.
Майор сделал паузу, взглянув по очереди на дуэлянтов.
— Вам все ясно, господа? — Оба кивнули. — Нет ли каких‑нибудь вопросов? — Подождав несколько секунд, он продолжил: — Что ж, тогда начнем. Мистер Сент‑Джон, ваше право выбрать пистолет.
Мунго отбросил сигару, втоптал ее каблуком в песок и сделал шаг вперед. Типпу протянул ему палисандровую шкатулку, и Сент‑Джон, после секундного колебания, выбрал один из двух роскошно инкрустированных пистолетов. Он поднял дуло кверху и свободной рукой взвел курок.
Клинтон взял оставшийся пистолет и взвесил в руке, прицеливаясь в одного из черно‑желтых ткачиков, переговаривающихся в тростниковых зарослях.
Робин с облегчением увидела, как уверенно обращается с оружием ее защитник. Теперь она была уверена в исходе дуэли — добро обязательно восторжествует. Едва шевеля губами, она повторяла слова двадцать второго псалма: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной».
— Господа, прошу занять места. — Зуга шагнул в сторону и поманил рукой Робин.
Не переставая молиться, она подошла и встала за его спиной, сбоку от линии огня.
Типпу вытащил из‑за кушака неуклюжий пистолет, взвел огромный разукрашенный курок и поднял ствол кверху. Огромное дуло зияло, как пушечное. Зуга также достал «кольт» и молча дожидался, пока дуэлянты встанут спина к спине.
Восходящее солнце залило вершины холмов сверкающим золотом, но лагуна оставалась в тени. Над темной неподвижной водой клубами висели клочья тумана. В тишине раздался резкий крик, серая цапля призраком поднялась из тростника, лениво размахивая крыльями и изгибая по‑змеиному шею, чтобы уравновесить длинный клюв.
— Расходитесь! — громко выкрикнул Зуга. Робин испуганно вздрогнула.
Дуэлянты размеренно зашагали прочь друг от друга, вминая каблуками податливый песок в такт счету…
— Пять!
На лице Мунго Сент‑Джона играла легкая улыбка, словно он вспомнил что‑то смешное. Словно крыло бабочки трепетал шелковый рукав вокруг поднятой руки с пистолетом; тонкий голубоватый ствол смотрел в рассветное небо.
— Шесть!
Клинтон, подавшись вперед, твердо чеканил шаг длинными ногами в белых форменных брюках. Его бледное лицо застыло, как маска, губы сжались в тонкую решительную линию.
— Семь!
Сердце Робин колотилось бешеным крещендо, отдавая болью в ребра. Она едва дышала.
— Восемь!
У Клинтона под мышками, несмотря на утреннюю прохладу, расплывались темные пятна пота.
— Девять!
Робин охватил смертельный страх, вся ее вера растворилась в предчувствии неминуемого несчастья.
— Десять!
Ей хотелось крикнуть, остановить их, броситься между двумя мужчинами. Никто не должен умереть! Пересохшее горло свело, ноги онемели и не слушались.
— Пли! — Голос Зуги дрогнул.
Зрители замерли в напряжении. Мужчины одновременно развернулись на темно‑желтом песке, словно танцоры, исполняющие тщательно отрепетированный танец смерти, и выбросили правую руку вперед, левой упираясь в бедро для равновесия. Казалось, это тянутся друг к другу влюбленные, которых ждет расставание. Движения их были изящными и размеренными.