В XV–XVI веках культура и искусство Северных и Южных Нидерландов (то есть современных Голландии и Бельгии) составляет более или менее единое целое, причем местные школы на Севере испытывают мощное влияние крупных художественных центров, процветающих на Юге. Подобно тому как мы называем Северные Нидерланды Голландией, на Южные Нидерланды обычно распространяют название самой значительной, передовой из входивших в них областей — Фландрии. Уже в эту раннюю эпоху голландские живописцы отличаются от их фламандских собратьев большей интимностью, бытовой простотой и непосредственностью своих произведений.
На Севере первым крупным художником, с чьим творчеством мы достаточно хорошо знакомы, был Гертхен тот Синт Янс (то есть «маленький Геррит из монастыря св. Иоанна»). Гертхен работал в 80-е годы XV века в Гарлеме; там до сих пор сохранилась маленькая, потемневшая церковь монастыря, в котором он был послушником.
Среди первых картин, купленных в 1808 году по приказу Людовика-Наполеона, находилась одна любопытная вещь, внесенная в инвентарь музея под следующим названием: «Ян ван Эйк. Готический храм с фигурами». Ян ван Эйк, великий основатель нидерландской школы живописи, автор Гентского алтаря, был в то время едва ли не единственным нидерландским художником XV века, чье имя было широко известно собирателям; ему приписывали любую вещь, которая казалась достаточно старой. На этот раз его сочли автором «Св. семейства» работы Гертхена. Написанное на небольшой деревянной доске, произведение Гертхена воспроизводит не канонический текст Евангелия, а апокрифическую легенду. Согласно этой легенде, св. Анна, мать Марии, имела еще двух дочерей, дети которых впоследствии стали апостолами-учениками Христа.
Кёйперс. Рейксмузеум в Амстердаме. 1876–1885
В интерьере готической церкви (церковь — «дом божий») художник помещает престарелую Анну, ее трех дочерей, их мужей и детей. Не только дети, но и взрослые отличаются ясной безмятежностью и наивностью. Женщины нянчат младенцев, старая Анна отдыхает от чтения, положив на раскрытую книгу свои очки. На каменном полу стройного храма, в самой середине картины, расположились трое маленьких мальчиков в длинных теплых рубашечках и шерстяных чулках с красными заплатками на пятках; это будущие апостолы Павел, Иаков и Иоанн играют своими атрибутами- мечом, бочечкой и чашей. Они обладают очарованием забавных живых ребятишек. С восхитительной простодушной непосредственностью Гертхен объединяет в одно целое реальность и фантазию, бытовые детали и величественную архитектуру храма. Для него интересно и привлекательно все — и великое и малое.
Гертхен тот Синт Янс Св. семейство. 1480-е гг.
Рядом висят еще две работы Гертхена: «Корень Иессея» и «Поклонение волхвов» с его замечательным пейзажным фоном.
Иной характер носит творчество крупного голландского художника, работавшего в последней четверти XV века и известного как Мастер Virgo inter Virgines. Условное «имя» анонима происходит от картины, еще в 1801 году находившейся в Национальной художественной галерее и поступившей оттуда в Рейксмузеум. Это «Мария с младенцем и святыми девами», или по- латыни «Virgo inter Virgines» («Дева среди дев»). Подобно свите придворных дам, богоматерь окружают роскошно одетые святые Екатерина, Цецилия, Варвара и Урсула. Их атрибуты (колесо, на котором погибла св. Екатерина; стрела — символ мученичества св. Урсулы) превращены в изящные золотые украшения. Стройные нежные женщины застыли в задумчивости, из которой их не может вывести даже игра с миниатюрным младенцем. Художник повторяет свой излюбленный, очень необычный тип женского лица с непомерно большим выпуклым лбом, тонкими бровями и полуопущенными, чуть припухшими веками. Бледные лица, неяркие, часто сероватые краски, среди которых даже красный цвет теряет свою звучность, — все это вызывает у зрителя странное ощущение чуть печальной, холодноватой отрешенности от всего земного. По своему внутреннему строю картина противостоит произведениям Гертхена, висящим в том же зале.
В творчестве обоих мастеров большую роль играет фантазия. У Мастера Virgo inter Virgines она изысканна и условна, как мадригал придворного поэта того времени, у Гертхена — пропитана реальными впечатлениями и близка к живой, разнообразной фантастике народной сказки. В произведениях многих соотечественников Гертхена сцены из христианских легенд выглядят так, как если бы они происходили в обстановке, окружающей художника и хорошо ему знакомой. Особенно последовательно этого принципа придерживается автор серии картин, изображающих «Семь дел милосердия». Серия была исполнена в 1504 году для церкви св. Лаврентия в г. Алкмаре, поэтому ее автора условно называют Мастером из Алкмара. Семь картин составляют фриз. На каждой из них благочестивые бюргеры, исполняя завет Христа, то дают одежду нищим, то кормят голодных, то хоронят умерших и т. д. Все это происходит на чистых, вымощенных булыжником улицах голландского города. Каждое из «дел милосердия» благодаря своей бытовой конкретности напоминает жанровую сцену, В толпе уродливых нищих, слепых и калек есть один человек, который не принимает участия в действии, которого не замечают остальные. Это Христос. По мысли художника и его заказчиков, он незримо присутствует здесь, напоминая о религиозном смысле происходящего. Суховатая работа Мастера из Алкмара вводит нас в мир повседневной прозы и сурового морального долга, отдаленно предвосхищая некоторые черты голландского искусства XVII столетия.
Северно-нидерландский мастер конца XV века. Virg-о inter Virgines
Рейксмузеум располагает несколькими произведениями крупнейшего нидерландского художника начала XVI века-Луки Лейденского (возможно, 1489–1533). Среди них особенно интересна «Проповедь в церкви». Ренессансное церковное здание заполняет лишь две трети фона; справа вдали видна улица, где богато одетый дворянин раздает милостыню беднякам. На переднем плане тот же самый дворянин с интеллигентным, тонким лицом изображен стоящим у правого края картины; сняв шляпу, он слушает церковную проповедь. Возможно, что художник работал по заказу этого человека, и группа людей вокруг него состоит из портретов его родных и друзей. От них заметно отличаются слушатели, усевшиеся полукругом перед кафедрой: тут и странные уроды и оживленный ребенок; красивая молодая женщина с улыбкой смотрит на зрителя, не обращая внимания на слова проповедника; наконец еще одна женщина спит, и на голове ее сидит маленькая сова — символ плутовства и глупости в нидерландском фольклоре. А на полу, вокруг уродливых, тупых и нерадивых прихожан, рассыпаны удивительные, нежные цветы. Эта странная жанровая сцена, полная неясных намеков, написана полупрозрачными жидкими мазками светлых, неопределенных красок; и мазок и цвет передают тревожное настроение, характерное для живописи Луки Лейденского.
Мастер из Алкмара. Кормление голодных (из цикла «Семь дел милосердия»). 1504
В своей изданной в 1604 году «Книге о художниках» историк нидерландского искусства Карель ван Мандер рассказывает о виденной им «исключительно выдающейся вещи или складне Луки» с изображением пляски израильтян вокруг золотого тельца. «В этом праздновании очень живо передана легкомысленная сущность народа, являющаяся взору в их нечистом сладострастии», — пишет ван Мандер. Триптих считался утраченным. Обнаруженный в 1952 году в частном собрании в Париже, он был немедленно приобретен для Рейксмузеума при финансовой поддержке Рембрандтовского общества.
Картина иллюстрирует библейский рассказ о том, как пророк Моисей, удалившись от людей, молился богу и получил от него начертанные на скрижалях (каменных плитах) десять заповедей, следуя которым человек достигнет блаженства. Возвратившись к израильскому народу, Моисей увидел, что народ поклоняется языческому идолу — золотому тельцу — и пляшет вокруг него. И разгневанный Моисей разбил скрижали.
Лука Лейденский. Проповедь в церкви. Ок. 1530 г.
Передний план на триптихе Луки Лейденского занимает толпа крепких, мускулистых израильтян; они пируют, обнимаются, женщины нянчат детей. Складки одежд не скрывают фигур, как на картинах XV века, а подчеркивают их анатомическое строение. В напряженном, полном контрастов колорите ведущую роль играют многочисленные алые пятна плащей. Вдали над могучими купами темных деревьев высятся голубовато-зеленоватые горы. На вершине скалы едва заметен коленопреклоненный Моисей, окутанный стремительно летящим темным облаком. Под деревьями легкие светлые фигурки пляшут вокруг статуи золотого тельца.
Произведение Луки пронизано напряженным драматизмом. Толпа переднего плана живет интенсивной, мощной физической жизнью. Интерес художника к изображенным эпизодам совершенно не соответствует их религиозному значению: молящийся пророк теряется вдали, танец вокруг золотого тельца отодвинут на второй план, зато внимание художника поглощено сценами грешной жизни забывших бога израильтян. Трудно себе представить, чтобы такая картина могла служить предметом религиозного поклонения, несмотря на традиционную форму алтарного триптиха.
