— Может, подожжем? — Боцман презрительно указал большим пальцем на обшарпанные стены.
— Нет, наоборот, защитим, — сурово сказал Клинтон. — Шейх — наш новый союзник.
— Есть, сэр, — озадаченно буркнул боцман.
Клинтон посмотрел на него и вздохнул.
— Нам нужен лагерь невольников, — пояснил он.
Моряки плотным строем шагали по улице. У развилки дороги они остановились.
Жара стояла удушающая, тишина предвещала надвигающуюся угрозу. В полном безветрии стих даже вечный перестук жестких пальмовых листьев. Издали слабо доносился треск горящего дерева на берегу, над головой кружили с хриплым карканьем вездесущие африканские вороны, но ни в домах, ни в густых кокосовых рощах не видно было ни души.
— Не нравится мне это, — проворчал матрос за спиной Клинтона.
Его можно было понять. Вдали от родной палубы моряк всегда чувствует себя чужим, а здесь их всего четыре десятка, меж тем как вокруг тысячи невидимых, но от этого не менее опасных врагов. Клинтон знал, что времени терять нельзя, иначе эффект внезапности будет потерян, но на мгновение задержался у развилки. Его внимание привлек бесформенный предмет справа у обочины: обнаженное черное тело — раб, затоптанный во вчерашней панике.
«Значит, лагерь работорговцев в той стороне», — решил Кодрингтон.
— Тише! — скомандовал он и, наклонив голову, внимательно вслушался в слабый шорох.
Похоже на шелест ветра — но воздух был недвижен. Пламя тоже осталось далеко позади. Отдаленный гул сотен человеческих голосов — вот что это такое!
— Сюда! За мной!
Они кинулись бегом по дороге направо и попали в тщательно приготовленную засаду. Ружейный залп грянул с обеих сторон. Стволы пальм и деревьев кешью тяжелой перламутровой завесой окутал пороховой дым. В нем мелькали призрачные фигуры, закутанные в бурнусы. Они размахивали длинноствольными джезайлями и кривыми, как полумесяц, ятаганами и пронзительно вопили:
— Аллах акбар! Аллах акбар!
Нападавшие, числом около сотни, настроены были решительно. Обнаженная сталь ятаганов зловеще сверкала, холодя кровь в жилах.
— Сомкнуть ряды! — отдал приказ капитан. — Дадим залп, потом возьмем в штыки.
Первая шеренга бегущих арабов неслась прямо на вскинутые штыки. Клинтон обратил внимание, что многие подоткнули полы бурнусов, почти до бедер обнажив ноги, цвет которых варьировался от слоновой кости до табака. Воинов вели седобородые морщинистые старики, что визжали и выли от ярости и жажды крови. Все их жизненное достояние обратилось в кучки пепла на берегу, и они защищали последнее — содержимое бараков, спрятанных среди кокосовых пальм и деревьев кешью.
— Пли! — рявкнул Клинтон.
Грохот винтовок на мгновение оглушил его. Дым повис в полном безветрии плотным непроницаемым облаком.
— Вперед! В штыки!
Капитан бросился в дымовую завесу, споткнувшись о тело араба. Размотавшийся тюрбан, пропитанный кровью, походил на алое знамя султана, развевавшееся впереди.
Перед Кодрингтоном возникли смутные очертания человеческой фигуры. Свист ятагана напоминал шелест крыльев дикого гуся. Клинтон пригнулся, и лезвие пронеслось в дюйме над головой. Прядь волос упала на лицо. Капитан бросился вперед, нанося ответный удар.
С мертвящим хрустом острие клинка вторглось во влажную плоть, скрипнув о кость. Араб выронил оружие и голыми руками ухватился за лезвие абордажной сабли. Клинтон с усилием выдернул клинок из тела. Лезвие скользнуло по бесчувственным пальцам араба — с треском лопнули сухожилия. Воин рухнул на колени, изумленно рассматривая изуродованные ладони.
Капитан догнал своих бойцов. Моряки собрались кучками среди деревьев, смеясь и возбужденно переговариваясь.
— Они удирали, как призовые рысаки, сэр, — окликнул его боцман. — Главный забег, десять к одному на всех! — Он схватил оброненное знамя султана и яростно взмахнул им, пунцовый от радостного волнения.
— Потери есть? — спросил Клинтон.
Воинственный азарт овладел и им. Убийство араба вызвало не отвращение, а, напротив, душевный подъем. В таком состоянии он вполне мог бы вернуться и снять с убитого скальп. Однако ответ боцмана отрезвил его:
— Джедроу ранен в живот, но может идти. У Вильсона разрублена рука.
— Пускай возвращаются на берег, они смогут поддерживать друг друга. Остальные — за мной!
Лагерь невольников обнаружился в четверти мили впереди. Охранники давно разбежались.
Бараки тянулись на полмили по берегам небольшого ручья, служившего одновременно источником питьевой воды и сточной канавой. Убогие строения нисколько не походили на те, что Клинтону приходилось уничтожать на западном побережье, — европейского порядка здесь не чувствовалось. Ограда из древесных стволов, не очищенных от коры, была переплетена веревками из пальмовых листьев. За ней располагались открытые бараки с тростниковыми крышами, где скованные рабы укрывались от зноя и дождя. Однако запах здесь стоял тот же самый. Под навесами гнили трупы — по‑видимому, жертвы эпидемии тропической дизентерии. Верхушки пальм на фоне ярко‑голубого утреннего неба пестрели зловещими черными силуэтами — вороны и прочие стервятники терпеливо ожидали своего часа.
Кодрингтон встретил правителя нового государства Элат у кромки воды. Прилив постепенно заливал груды дымящихся головешек — места последнего упокоения восьми отличных дхоу. Шейх неуверенно семенил по песку, опираясь на крепкое плечо раба, и, не веря своим глазам, обводил потрясенным взором картину постигшего его бедствия. В каждой кучке пепла ему принадлежала одна треть.
У пальмовой рощи шейх остановился передохнуть. Один из рабов поставил в тени резную деревянную табуретку, другой принялся обмахивать повелителя опахалом из пальмовых листьев, отгоняя мух и остужая разгоряченный лоб монарха, покрытый тяжелыми каплями пота.
В довершение несчастья Мохаммеду бен Салиму пришлось выслушать лекцию, которую на ломаном французском и английском прочитал ему Эль‑Шайтан, британский безумец с дьявольскими глазами. Сбитый с толку, не верящий собственным ушам переводчик хриплым шепотом перекладывал его слова на человеческий язык, и шейх встречал каждое новое откровение тихим возгласом «Вай!», возводя взор к небу.
Он узнал, что деревенских кузнецов, попрятавшихся по кустам, разыскали и заставили сбивать оковы с длинных шеренг растерянных невольников.
— Вай! — взвыл шейх. — Неужели этот дьявол не понимает, что рабов уже продали и даже уплатили налог?
Клинтон спокойно объяснил, что поскольку рабов выпустили на волю, их следует отвести обратно в глубь страны, причем шейх обязан послать с ними стражу, чтобы доставить домой в целости и сохранности, и по дороге предупредить встречные невольничьи караваны, что отныне порты Элата закрыты для работорговли.
— Вай! — Из глаз шейха брызнули слезы. — Он пустит меня по миру! Мои жены и дети умрут от голода.
— Эль‑Шайтан советует вам расширить торговлю копаловой смолой и копрой, — замогильным голосом пояснил переводчик, — и в качестве вашего ближайшего союзника будет регулярно навещать вас на своем огромном корабле с многочисленными пушками, дабы удостовериться, что вы следуете его совету.
— Вай! — Шейх в отчаянии дернул себя за бороду, вырвав клок длинных вьющихся волос. — С таким союзником и врагов не надо!
Сутки спустя «Черная шутка» отбыла в бухту Тельфа в сорока милях к северу. Никто даже не подумал предупредить стоявший там невольничий флот о новой политике Элата, которому принадлежали эти земли.
Пять дхоу, что бросили якоря на внешнем рейде, успели перерезать якорные канаты и затеряться в лабиринте мелких коралловых проток и отмелей, в которые канонерка войти не могла. Однако у берега стояло еще шесть небольших судов, а на внутреннем рейде — четыре великолепные двухпалубные океанские дхоу. Два корабля Кодрингтон сжег, а четыре самых новых и крупных снабдил призовой командой и отправил на юг, в Порт‑Наталь, на ближайшую британскую базу.
Через два дня, подойдя к Кильве, он устроил учебные стрельбы. Тридцатидвухфунтовые орудия били залпами с обоих бортов, пока вода в бухте не вскипела пеной от мощных белоснежных фонтанов брызг. Грозное эхо отражалось от дальних холмов и катилось по небу, громыхая, как пушечные ядра на деревянной палубе.
