Жужа загуляла. Вернее, к ней загуляли женихи. В доме остро запахло кошачьими метками — Жужины мужики прописываются на нашей территории. Один особо настойчивый, прозванный нами за черно-белый окрас Пингвином, проник на запертую веранду и забыл, как влез. Не сидел там молча, готовый принять смерть от истощения. И принял бы ее обязательно, если бы тетка не принялась искать осенние ботинки. Жучка делает вид, что вся эта кутерьма совсем ее не волнует. Она кокетничает с мужикам напропалую. Валяется в пыли, принимая эротические позы, изящно ловит бабочек и изысканно хрустит жуками. Мышей ловить она бросила. Мыши — это для низкой касты. А она — принцесса. Ее мужики, хоть и толкнутся при нашем дворе круглые сутки, мышей тоже не ловят. Они в томлении бродят по саду и поют призывные песни. Особенно хорошо поет Держиморда — одышливый рыжий толстяк преклонного возраста. Он выводит такие трели, что соловьи стыдливо улетели на юг. Жужа делает вид, что ей плевать и спать она хотела на их свидания. Но это только вид. Услышав призывные крики, она бежит на тусовку и там отрабатывает навыки в боевых искусствах. Подпускает мужиков на максимально близкое расстояние и, делая бросок, дает когтями в морду. Мужикам ее неприступность нравится, они любят получать победу с боем. Слух о неприступной Жучке расходится по округе, как круги на воде, и с каждым днем в ее полку прибывает женихов. Женихи ведут себя прилично, не дерутся. Они предоставляют даме право выбора и, соблюдая очередь, терпеливо ждут, когда их конкурент сделает свой ход. Выпады эти, если рассматривать их по-человечески, больше похожи на попытки изнасилования. Стоит Жучке зазеваться и повернуться к ухажеру задом, он набрасывается на нее и пытается ухватить зубами за холку. Но пока Жучка остается безусловным чемпионом по кошачьему каратэ и сохраняет девственность. Природа любит синхронизацию. Кошачьи гормоны стимулируют человеческие. Вокруг нашего дома крутятся ухажеры.
Ну, крутятся — это, конечно, громко сказано. Шиша бдительно пасет поляну и отсекает конкурентов еще на подступах к калитке. Так он вытурил печника Петра. Теперь вместо одного профессионала нашу баню строят сразу два любителя — Святой и Дешевый. Это фамилии такие. Шиша терпит их присутствие, потому что Дешевый прочно женат, а Святой влюблен в меня. Это он сам Шише сказал и, как человека близкого к семье, просил посодействовать в сердечных делах. На его признания Шиша неприлично заржал и сказал:
— Звездец тебе, парень! Эта сука тебе яйца откусит.
Шиша перегибает. Откусывать яйца — это не по мне, это слишком интимно. Но, конечно, у самого Шиши есть все основания так говорить — я с ним веду себя, как настоящая стерва, сама удивляюсь. Мне вообще-то нагрубить человеку сложно. А столкнувшись с хамством, я всегда пасую. Пасовала — теперь можно использовать прошедшее время. Провинция научила меня прямолинейности. Тут иначе никак, или тебя просто не поймут. Если хочешь, чтобы не топтали твои свежекрашенные полы — нужно орать матом и лупить по лицу цветочками. Так поступают даже любящие женщины. Ольга сделала это, когда Шиша с букетом хризантем ввалился через заградительную ленту с криком: «Любимая моя! Встречай своего Вову!» Он был пьян и расслаблен. И страшно удивился, когда любимая вытолкала его вон и отхлестала букетом. Столкнувшись с женской неблагодарностью, Шиша оскорбился и ушел. Вернулся к полуночи в еще более глубокой релаксации и завальсировал по крашеным доскам, оставляя на них следы рифленых подошв. Ольга, матерясь, вальсировала вместе с ним, пытаясь вытанцевать его к выходу. Полы погибли. Перекрашивать их Рома отказался. Сказал: «Да ну нафиг. Поехали домой, Инга». Рома прав, нам пора оставить Ольгу в покое, пусть сама строит свое внезапное личное счастье. Потому что, несмотря на все выходки, Вова для нее счастье. Любовь — штука беспощадная.
* * *
Я не упускала случая показать Ивану, как безобразен пьяный человек. Как видела синекожего обоссанного мужика, говорила:
— Смотри, Ваня, зомби.
Но Иван на это только плечами пожимал:
— Да ладно, — говорил. — Нормальный дяденька.
А вчера его мировоззрение наконец-то повернулось. Вчера Вова хоронил друга. Такой повод выпить в нашей провинции не пропускают даже язвенники. Шиша ввалился в калитку по широкой синусоидной траектории. Босый, мгновенно оценив состояние гостя, бросился в будку и втянул за собой цепь. Мы кинулись к воротам и задвинули засов, но пьяный Шиш силен, как Илья Муромец — ворота со звоном отлетели в сторону.
— Любимаямаяхде? — спросил Шиша.
— Ушла, и ты уходи.
— Ща убью-зарежу, — ласково ответил Шиш и потребовал сигарету.
Рома вынул изо рта только что прикуренную сигарету и, злорадно улыбаясь, протянул на расстоянии вытянутой руки. Вова сфокусировался и сделал несколько плавательных движений, пытаясь ухватить подгон. Ванька захихикал.
— Всех убью, — ласково хлюпнул Вова.
— Инга, вы собирались к врачу, — напомнил Рома. — Вот и идите.
Повторять не пришлось, мы с Ванькой живенько потрусили в дом одеваться. Мне было страшно оставлять Рому один на один с зомби.
— Да ладно, — успокоил меня Иван. — Что, Рома не мужчина? Справится.
В глубине дома хлопнула входная дверь и тяжело заскрипел пол — Вова ввалился в хату. Мы с Иваном ушли огородами через заднюю дверь, застегивая на ходу штаны. Вернувшись из поликлиники, мы застали вполне мирную картину: Вова сидел на лавочке и под ласковым присмотром Ромы пускал слюни. А в прихожей нас ждал погром. Оказалось, что мы с Ванькой пропустили самое интересное. Пока нас не было, приходила Валентина-несушка. Рома пытался остановить ее на пороге, предупредил, что в доме пьяный Шиша.
— Ничего, — сказала Валентина. — Он меня не знает и не тронет.
И вошла.
— Кто такая? — спросил Вова. — Щас убью-зарежу.
— Да я сама тебя убью! — гордо ответила смелая несушка и стукнула Вову по голове туфлею.
Вова рассвирепел и бросился мстить. Пьяный Вова силен, но медлителен. Он махал руками, пытаясь ухватить Валентину и одновременно удержать равновесие. Свернул стол и запутался в ботинках. Валентина сбежала, и Вова отомстил выложенным на столе овощам.
— Вот тебе, вот! Всю башку твою вот так! — говорил он, кромсая кочан капусты.
— И кишки твои вот так, так вот, — ревел он, потроша пакет перловки.
— А потом я тебя выкину нахуй! — орал он, вышвырнув во двор тыкву.
Упав, тыква получила несовместимые с жизнью увечья, и Вова удовлетворился. Пошел на лавочку передохнуть. Там мы его и застали, вернувшись от врача.
— Инга, — обрадовался мне Вова. — Иди сюда, я тебя зарежу.
Я поняла, что пришло время платить по счетам за собственную стервозность, и убежала в дом. Вова поволокся следом, но свалился по дороге богатырским сном.
— А я пьяных не боюсь, — похвастался мне Иван. — Они злые, но медленные. У нас есть право убежать.
А я воспользовалась правом телефонного звонка и вызвала Ольгу, чтобы она сама дрессировала свое домашнее животное. Ольга притрусила домой, побив все рекорды скорости. Ее рекорд был напрасен: Вова мирно проспал до утра.
* * *
Умирает наша красавица белоснежная невеста Жучка. Сожрала что-то не то. Уже отнялись задние ноги. Реву — не могу. Вова удивляется, чего так из-за кошки переживать. Вот он друга похоронил, это повод для печали, да. А тут — всего лишь животное.
— По людям убиваться надо, — говорит. — А кошки новые народятся.
Или народятся, или придут. Во дворе уже вторые сутки терпеливо мокнет драный рыжий кот, просится к нам жить. Из всех Жучкиных ухажеров этот самый мерзкий. Плоскомордый полуперс, шерсть с проплешинами. Он все лето срал на нашей веранде и выкапывал лук из грядок. Мы его гоняли свистом и топотом, кидались яблоками.
— Хоть бы под автобус попал, падла, — сказала как-то в сердцах Ольга.
А Толик-алкоголик за него вступился:
— Не обижайте его, — попросил. — Он несчастный, его никто не любит.
Мы поняли, Толик говорил о себе. Но отношение к коту изменили, перестали гонять. Недавно Ромка кинул ему кусок колбасы и в ответ получил дружбу. Назвал бомжа Джоником, Джонни. Кот быстро привык к имени, перестал от нас шарахаться, стал захаживать к Ромке в сарай. Вчера залез к Женьке на колени, замурчал. Женька гладила его по проплешинам, пока не увидела, что шерсть Джоника кишит белыми полупрозрачными жучками. Вскрикнула, скинула, отряхнулась. Джонни отнесся к женской истерике с пониманием. Сделал круг и снова влез на колени.
— Не бойся, он не заразный, — успокоил Женю Ромка. — Я его уже давно глажу. Главное, руки после него мыть не забывай.
Жучка умирает, а жизнь идет дальше. Неистребимая. И если когда-нибудь Землю накроет глобальная катастрофа, и она превратится в ледяной шарик, на ней выживут бактерии, из которых снова народятся кошки. Это будут совсем другие кошки — может, с жабрами или шестилапые. Так, может, Вова прав — стоит ли так рыдать по одной-единственной Жучке?
