Помимо тотального вещизма, в нашем роду принят культ еды. Он посложнее вещевого, правил несколько. Первое: еда должна быть. Второе: еды должно быть много. Третье: еду нельзя выбрасывать, даже если банки с ней превращаются в осколочные гранаты. Питательные и вкусовые качества еды значения не имеют. Самым популярным блюдом нашего рода является борщ. Летом борщ варят из крапивы, яблок, подорожника и свекольной ботвы, зимой — из того, что прокисло. Рецепт нашего гениального всеперерабатывающего борща также уходит корнями к центру земли, а в основе его лежит принцип «свекла сладкая — все сгладит, а если все равно кисло — сыпани сахару». Так что, если вы вдруг окажетесь у нас в гостях и вам подадут борщ, задумайтесь о вечном, а уж потом кушайте.
Культ третий: мусор. Единственное правило культа сводится одному незыблемому постулату: мусора у нас нет. Есть полезные вещи разной степени целостности. Железки нужны всегда, мало ли чего подпереть или надставить. Деревяшки не мусор, а дрова. Тряпки — это ВЕЩИ! Ну или ветошь, — тоже очень и очень полезная вещь. Осколки стекла — всегда пригодятся. Битые кирпичи — дорогу строить и двор мостить и т. д. и т. п. В иерархии мусора есть верх и низ. Чем крупнее мусор, тем он ценнее. Большой кусок рубероида важней маленького. Длинная труба пригодится на большее дело, чем короткая. Огромную тряпку всегда можно порезать, а маленькую уже не растянешь. Маленький мусор тщательно сортируется по коробочкам и мешкам. После смерти бабушки мы в ее запасниках обнаружили коробочку с веревочками, которые настолько коротки, что их невозможно связать вместе. Ольга бы выкинула ее, да только ВЕРЕВОЧКИ. А веревочки, как и, прости господи, ЦЕПОЧКИ — самая ценная вещь в хозяйстве. Впрочем, остальной мусор тоже взят под хозяйскую охрану и занимает сарай, оба чердака, кладовую, двор, палисадник и часть огорода. Попробуйте тронуть в нашем доме мусор, и вы узнаете о себе и своей маме много нового. Потому что нам в этом году строиться. А не в этом, так стопроцентно в следующем. Из мусора мы сотворим свою великую белорусскую мечту — паровое отопление. А к нему водопровод, веранду, террасу и беседку для детишек. Если вы думаете, что нам пора подарить механизм для подворачивания нижней губы, то вы просто не видали наш дом. Он именно что весь построен из мусора. И стоит, межу прочим, с 1928 года. Так что не спорьте: мусорный культ не просто обеспечил нашему роду выживание, он является краеугольным камнем всей мировой цивилизации. Отдельной строкой в мусорном культе стоят пластиковые бутылки.
О, пластиковая бутылка! Когда-нибудь благодарные потомки установят ей памятники из бронзы. Потому что из пластиковой бутылки можно сделать что угодно. Спасательный плот, ветряную мельницу, грелку, водонагреватель, воронку, горшок для рассады, ловушку для духов и, наконец, плодово-ягодную гранату. И это далеко не полный список. А потому экспансия нашего дома пластиковыми бутылками неизбежна и стремительна.
Раз уж речь зашла о плодово-ягодных гранатах, остановлюсь на них подробнее. Эти самодельные разрывные устройства ближнего поражения бабушка рассылала детям в Питер, чтобы те не забывали делать ремонт. Их механика гениально проста. Берется пластиковая бутылка, наполняется доверху протертой смородиной и туго завинчивается пробкой. Все, можно отправлять. Остальную работу сделают летняя жара и бурно размножающиеся бактерии. К месту назначения граната прибывает плотной, туго раздувшейся, и еще никому в целом свете не удалось ее обезвредить без вреда для окружающей обстановки. Производство плодово-ягодных гранат не имеет практического смысла, но, увы, является надежной традицией бабушкиного дома. В этом году я лично привезла такую дочери. После чего они с зятем почти совсем собрались делать ремонт, но вместо этого взяли да съехали. Но не буду забегать вперед.
ЭТАП ПЕРВЫЙ: поиск контакта
Я брожу по бабушкиному дому, как неприкаянный призрак. Наш дом, знакомый мне до последней щербинки на полу, уже нам не принадлежит. В нем властвуют дети Лапезо. Они тут спят, едят, разбрасывают вещи и скандалят, не обращая на нас ни малейшего внимания. Дерутся так, что стены трясутся от ужаса. Тетка настроена оптимистично, говорит: «Ничего — обвыкнутся». Если друг друга не поубивают, дополняю я про себя. Вслух пока ничего не говорю, присматриваюсь. Из другого угла за ними, не отрываясь, наблюдает Василий. Дети при нас не скрываются, воспринимая нас с Василием как неодушевленные объекты обстановки. Они не стесняются при нас ругаться, лупить кулаками лица и тягать друг дружку за волосы. В конфликтах всегда участвуют всем составом, на ходу меняя роли и союзнические предпочтения. Я смотрю на них и с ужасом понимаю, что ругань и драки — единственные доступные им проявления внимания. Мне страшно. Их много — трое плюс истосковавшийся без общения сверстников Василий. Они агрессивны и напористы. Они захватили дом, оставив нам с теткой крохотные клочки пространства — две кровати да кухню для эффективного обслуживания их потребностей. Тетка с безмятежной сентиментальной улыбкой принимает новый порядок вещей, а я… Я уже хочу домой. На фоне детей Лапезо наши с милым скандалы из-за тюбиков зубной пасты кажутся мне интеллигентскими заигрываниями. Я обдумываю план отступления весь день и к вечеру открываю рот, чтобы озвучить его тетке. Тетка в этот момент сидит, ссутулившись, перед печкой и разгребает мусор для растопки.
— Глянь, — говорит она мне, протягивая мятую бумажку формата А-4. — Письмо Ванькино. Это он в больнице с кишечным гриппом лежал.
Беру бумажку. Рассматриваю. Улыбаюсь. И вдруг понимаю — по крайней мере один из детей Лапезо только что перестал быть для меня чудовищем, и стал просто потерянным мальчиком восьми лет от роду — одиноким, напуганным и хорошенько продрыставшимся.
Вот он, этот документ. Вид спереди:
И с изнанки:
Расшифровка:
Кажный день плачу домой хочу. Очэнь пожалуйста о пожалуйста очэнь хочу домой зйбири мэня пажалуйста. Очэнь скучайу падому. Всем пиридай правет.
Прописка
Приемные дети прямолинейны — в два счета сбили с меня педагогическую спесь и лишили розовых иллюзий. С ним сложно — они выросли в аду и получили там железную закалку против всяких воспитательных приемчиков. Они не слышат, когда им это не выгодно, не видят, если им этого не хочется, и не реагируют на просьбы, если их желания не совпадают с нашими требованиями. Стоит от них отвернуться, девицы дерутся из-за шмоток, а пацаны просто так, искусства ради. Когда не дерутся — веселятся, и неизвестно, что хуже, но веселье явно убыточнее. Вчера тетка ушла на родительское собрание, а детишки устроили мне «прописку». Расползались от меня, как пролитая ртуть. Пока я загоняла за уроки одного, остальные успевали подраться, а уже усаженный за письменный стол залезал под кровать. Пришлось показать детишкам козу рогатую. Я сгребла Ваньку за шкирку и ремень и отволокла в его закуток подумать над своим поведением. Ваську вынула из-под кровати, тряхнула за шиворот и усадила на стул. Гордый первоклассник Васька мстил за насилие молча: делал уроки, не реагируя на мои зудения. Только один раз огрызнулся: «Если ты такая умная, сама и пиши!» Ванька в это время лежал на своей кровати и изображал губами автоматную очередь. Нести его за уроки пришлось тем же способом — за шкирку и ремень. Он показал мне удивительный фокус: как делать уроки, не включая мозг. Ванька делает уроки глазами, вращая ими во все стороны, жопой, которая не отрывается от стула ровно столько, сколько есть терпения у надсмотрщика, локтями, которые неустанно подпирают голову, и ушами, которые, благодаря своей форме и размеру, не дают голове окончательно упасть на стол. Это была война нервов, которая на тот раз окончилась в мою пользу. Но ничего, у Ваньки еще будет много-много шансов отыграться — впереди целое полугодие, страшнее которого только каникулы.
* * *
Вчера я решила задешево поднять авторитет перед подростками, понтанулась, что знакома с Димой Биланом и Жанной Фриске. Сказала небрежно: «Мы их в Польше снимали». Помимо Билана и Фриске там, кстати, был Жириновский и легендарный Леня Голубков, который в девяностые вложил ваучеры в МММ и купил жене сапоги. Подростки, до того момента уже успевшие посмотреть пару-тройку моих самодельных роликов, сопоставили информацию и решили, что я такая звезда, ну просто не бодаться. Должно быть, — подумали подростки, — это обычное рождественское чудо: звезда шлепнулась с московских небес прямо в наш огород и, подцепив кишечную инфекцию, не слезает с толчка. Неужели Дима Билан тоже какает, — мучились они сомнениями, но спрашивать не решились, поняли, как страшно и бить о пол незамутненный хрусталь глянцевой мечты. Но теперь стоит запустить им какой-нибудь ролик из контакта, подростки восхищенно вздыхают: «А это ваш клип?» или «А этого человека вы тоже знаете???»
