Один мальчишка положил камешек — штанга! Отсчитал несколько шагов и положил другой камешек. Ворота готовы. Таким же способом установили вторые ворота.
Действительно, маленьких поставили вратарями. Разделились. Трое против трех. Один вышел.
— Ты судья.
«Судья» взбунтовался.
— Сам будь судьей. Я играть хочу.
— Ну хорошо, сейчас побудь судьей. А через три гола я буду судить, а ты будешь играть.
Договорились. Капитан одной команды поднял с земли щепку, зажал в кулаке. Капитан второй команды стукнул по кулаку. Игра началась.
Неймат вспомнил детство. Сколько он играл в футбол, именно вот так… Традиции, техника, правила уличного футбола не изменились ни на йоту. Так было и двадцать пять лет назад. Штанги — камешки. Маленькие — вратари. Игра не по времени, а по числу забитых мячей. Споры: «Нет, мимо, мимо!» Или: «Выше ворот!» Все, все осталось, как было.
— Тофик, пас сюда! Сам выходи! Держи, Назим!
— Рука! Рука! — закричали все.
Виновник попытался оправдаться, опираясь на мифическое правило уличного футбола. «Рука прижата», — сказал он. Начался спор. Вдруг кто-то вспомнил, что у них есть судья. Судья сказал повелительным тоном: «Пенал!»
Наконец и он на минуту почувствовал себя персоной.
Виновник промолчал. Не говоря ни слова, он начал определять место «пенальти». «Теперь-то он зашагает!» И правда, он шагал так широко, что, того и гляди, разорвется пополам, и на десятом шагу оказался у ворот противника. Он и сам понял, что это слишком. Последний шаг сделал покороче.
— Все, — сказал он, — бейте!
Молчавший до сих пор капитан другой команды сказал:
— Шиш! — и начал считать сам.
«Теперь посмотрим, как он будет считать!»
Этот капитан двигался, как пленник в кандалах. Место пенальти оказалось совсем близко. И снова поднялся шум.
Неймат и сам не знал, почему он, бросив все дела, стоит и наблюдает с таким интересом и не может уйти.
Любопытно, что сказали бы издательские болельщики, посмотрев мальчишечью игру. Конечно, Курбан — это бурдюк с ядом. Но, может быть, в том, что он говорит, есть один процент, полпроцента, четверть процента правды. В нашем увлечении футболом, может быть, нет ничего скверного, но, во всяком случае, есть что-то очень печальное. «Заполнение вакуума». Эх, Курбан!
У кассы киностудии было много народу. Неймат простоял в очереди полчаса.
Проходя мимо почты, он сунул руку во внутренний карман. Паспорт был на месте. Вошел. Подошел к окошку «До востребования».
«На что это похоже? Точно на могилу прихожу… Брось, ради бога, что еще за могила! Почему могила?..»
Каждый раз, когда он проходил по этой улице, он заходил на почту и, протянув паспорт, ждал. Его охватывало странное волнение. Девушка аккуратно проверяла конверты и каждый раз говорила одни и те же слова:
— Вам ничего нет. Пишут, наверное.
Да и откуда бы? Неймат знал, что никто ему не пишет. Он в жизни еще не получал письма «до востребования». Не бывает писем ниоткуда…
Но почему-то всегда, когда он проходил здесь один, он подходил к этому окошечку. И когда при нем не было паспорта, очень досадовал.
— Намазов, ага, есть. Нет, это Намазов Надир. А вы Неймат, да?
— Да, я Неймат.
Перебрав все конверты, она сказала:
— Пока ничего нет. — И вернула ему паспорт через полукруглое отверстие.
Неймат медленно отошел. Вдруг ему пришло в голову неожиданное сравнение. «Это у меня, — подумал он, — как Красноводск у Мамеда Насира… Если искать во всем смысл…»
Закурил сигарету и вышел на улицу.
Письмо Нергиз Намазовой Дедушке Петуху[5]
«Здравствуй, Дедушка Петух!
Дедушка Петух, меня зовут Нергиз. Дедушка Петух, мне восемь лет. Дедушка Петух, я пишу в этом письме названия птиц по твоему заданию.
Названия птиц:
голубь, ласточка, воробей, скворец, перепелка, ворона, дятел, сорока, орел, удод, беркут, павлин, турач, сокол, фазан, кулик, галка, журавль, филин, куропатка.
Домашние птицы:
курица, петух, утка, индюшка, гусь.
Двадцать пять птиц.
Дедушка Петух, у меня есть подружка Рахиля. Учительница выбрала ее старостой, потому что она хорошо учится. У них есть магнитофон. Дедушка Петух, они записали туда твой голос. Ты назвал ее имя по радио, и отец Рахили записал тебя на магнитофон. Ты говоришь там: Рахиля Гасанова написала мне письмо. Дедушка Петух, я тоже написала тебе письмо. Дедушка Петух, мой папа тоже купит магнитофон, а ты скажи по радио мое имя. Когда мой папа купит магнитофон, я ему скажу, и он тебя тоже запишет. Магнитофон хотят Кармен и Джильда. Это мои сестры. Папа для них купит. Папа сказал, что, если я буду хорошо учиться, Дедушка Петух назовет мое имя. А Рахиля говорит: Дедушка Петух не назовет твое имя, потому что ты получила тройку по арифметике. Дедушка Петух, я хорошая девочка. Дедушка Петух, я у нас в семье самая маленькая, поэтому меня очень любят мама, папа, бабушка и сестры. Я слушаюсь маму. Я помогаю бабушке. Дедушка Петух, я знаю много сказок, песенок и стихов. Я могу играть на пианино песенку „Кукла“. Дедушка Петух, я всегда слушаю тебя по радио. Дедушка Петух, скажи завтра по радио мое имя. И передай для меня по радио песенку „Телефон“.
Ваша внучка Намазова Нергиз Неймат кызы».
Рок бросил кости. Два — один![6]
И это счет моей судьбы.
Заур знал, что Тахмина в конце концов согласится. Такие предложения либо сразу же и с негодованием отвергают, либо рано или поздно принимают.
— Но почему же именно на пляж?
— А помнишь, когда я купил «Москвича», ты сказала: «Вот хорошо, будешь возить нас летом на пляж».
— Но я говорила, поедем всем отделом, не сказала же я — вдвоем…
— Всем отделом? — Заур иронически начал перечислять: — Дадаш, Неймат, Курбан…
Тахмина расхохоталась.
— Подумай, Заур, что скажут! Мой муж…
— Да что тут страшного? Если бы твой муж был в Баку! Но ведь сейчас его нет… Поедем, искупаемся и часика через два вернемся.
— Через два? Точно?
«Ну вот и все! Порядок!»
— Абсолютно! Честное слово!
Тахмина прикусила нижнюю губу, склонила голову набок. Волосы упали на плечо.
— Пойду выведу машину из гаража и через двадцать минут буду у вашего дома.
Заур поспешил на третий этаж. Он прыгал через пять ступенек, улыбался, напевал. Не было крыльев, а то бы полетел.
На верхней площадке он столкнулся с Мамедом Насиром. В нос ему ударил запах дешевого крепленого вина.
Мамед Насир схватил его за руку…
— Умоляю, — сказал он, — пойдем в нарды сыграем.
— В другой раз с удовольствием, Мамед Насир. Некогда. Ужасно спешу.
Он дернулся, пытаясь освободиться.
— Один тас,[7] — сказал Мамед Насир, — я тебя прошу.
— Слушай, я же сказал тебе: тороплюсь!
— Семь раз меняли орфографию, — сказал Мамед Насир. — Но выжить меня не смогли. Каждый раз я переучивался заново. Пусть приходят сюда твои молодые корректоры. Посмотрим, кто кого. Я знаю и арабский алфавит, и латинский, и теперешний.
— Вот и хорошо. Отпусти меня…
— Нет, постой, ты еще молод… Что ты видел? Люди были, понимаешь, люди! Люди, говорю тебе! Люди! Вот на этом самом месте меня остановил Гейдар Махмудов. Говорит: «Что случилось, Мамед Насир, ты выглядишь каким-то скучным?» — «Нет, ничего, говорю, все хорошо». Эх, люди были. Львы, барсы!
Заур вырвал руку и ринулся прочь. Мамед Насир посмотрел ему вслед, покачал головой. Бормоча что-то себе под нос, стал спускаться.
Навстречу шли девушки, он поздоровался:
— Здравствуйте, девицы-красавицы, добрый день! — Девушки прыснули. Он продолжал бормотать: — Ну что ж, освобождайте, увольняйте, воля ваша!.. А теперь вот выговор объявляют, говорят: пьешь! А мне что? Я, Мамед Насир, одинок и сир. Раз пью, значит, надо!.. Яхья, голубчик, умоляю, пойдем в нарды сыграем.
— Слушай, ты взрослый дядя, занялся бы лучше делом.
— Делу — время, потехе — час. Слышал? Джумшуд, ради бога, ну что я такого сказал? Разве я сказал что-нибудь неприличное? Сказал: пойдем сыграем в нардишки.
— Мамед Насир, кажется, ты опять того, — сказал Джумшуд и выразительно щелкнул себя по горлу.
— Ах ты, плутишка! — подмигнул ему Мамед Насир. — Не срами Мамеда Насира при людях.
— Ну как, Мамед Насир, ты сейчас завотделом или директор? — спросил Джумшуд.
— Что? A-а… Нет, пока еще редактор, ха-ха-ха.
Мамед Насир уже тридцать пять лет работал в этом издательстве корректором. Но часто говорил: «После трех рюмок я становлюсь редактором, после пяти — завотделом, после семи — директором. Потом теряю счет. Вдруг обнаруживаю, что я замминистра. Затем министр. Потом индийский падишах. Потом бог…»
— Всего лишь редактор? Что ж ты так мало выпил? Сегодня суббота. В самый раз.
— Ай, Джумшуд, сыграем в нардишки, а?
