– ЗДРАВСТВУЙ, ГОРТЕНЗИЯ, – громко и дружно отозвались собравшиеся.
– Я пенсионерка. Мне 92 года. Уже шесть месяцев, как я практически не сплю. Я объедаюсь снотворными, но от них больше нет эффекта.
Ведущий, Жан-Клод Рамирес, был грузным бородатым мужчиной. Он сидел на стуле, который, казалось, вот-вот развалится под ним. Пот лил с него ручьем, и он беспрестанно вытирал лоб тыльной стороной руки.
– Может быть, вы спите, но, учитывая, что вы страдаете провалами в памяти, забываете об этом? – высказал он предположение.
Все засмеялись, за исключением пожилой дамы.
– У меня все в порядке с памятью, спасибо! – возмущенно ответила она.
– В таком случае это доказывает, что вы все-таки спите, поскольку отсутствие сна плохо влияет на память.
Пожилая дама решила, что над ней издеваются, и больше не вымолвила ни слова.
– Следующий! – объявил Жан-Клод.
Руку подняла девушка с иссиня-черными волосами и белой кожей, одетая в черную кожаную куртку-косуху с заклепками, подчеркивавшую ее хрупкость. У нее был пирсинг в носу и ушах, татуировки на шее и запястьях, а когда она говорила, слегка шепелявя, было заметно, что у нее раздвоенный, как у змеи, язык.
– Меня зовут Жюстина. Я студентка философского факультета.
– ЗДРАВСТВУЙ, ЖЮСТИНА! – повторила публика.
– Жюстина, как давно ты страдаешь бессонницей?
– Три месяца. Это началось, когда я устраивала праздник в университете: мы создали подобие ночного клуба, где я отвечала за менеджмент и организовывала вечеринки. Меня прозвали «летучая мышь», потому что я ходила во всем черном и спала головой вниз, зацепившись ногами за потолок.
Все удивленно посмотрели на нее, а те, кто дремал, проснулся.
– Я пошутила. Просто хотела убедиться, что вы слушаете меня. Но в то время я любила пить кровь, как летучие мыши в пещерах. – Она нервно хохотнула. – Нет-нет, не настоящую кровь. Так назывался энергетический напиток на основе томатного сока, водки и таурина. Я принимала также амфетамины, кислоты, кофеин – короче, кучу психостимуляторов, чтобы ночью держаться на ногах. Я спала днем. А потом впервые случилось так, что я провела без сна двое суток подряд. Я закрыла ставни и попыталась превратить свою квартиру в место, где продолжается ночь. На самом деле я не люблю солнце, свет и жару. Я люблю луну, темноту и холод.
Она задрожала, и ее руки с тонкими запястьями пришли в движение.
– Думаю, я и в самом деле похожа на вампира, – призналась она. – За тем исключением, что вампиры все же немного спят, а я – нет. Я постоянно нахожусь под воздействием препаратов, они всегда при мне.
Она открыла саквояж и показала его содержимое – многочисленные коробочки и баночки с лекарствами. Организатор встречи понимающе покачал головой.
– Думаю, твой случай не из простых, – сказал он. – Прежде всего тебе нужно очистить кровь. Затем ты должна перестать принимать всякую дрянь. Зашвырни свой саквояж прямиком в мусорный контейнер, и все наладится. Следующий!
Жак Кляйн поднял руку.
– Меня зовут Жак.
– ЗДРАВСТВУЙ, ЖАК!
– Я студент медицинского факультета. Я недавно потерял мать.
– Она умерла?
– Внезапно бесследно исчезла. С тех пор я не могу уснуть. Что я только не пробовал для улучшения сна, в том числе и снотворные препараты. После снотворных я чувствую себя вялым, мне кажется, что они превращают мой мозг в гумус.
Собравшиеся закивали – это неприятное ощущение было знакомо каждому.
– Продолжай, Жак, – сказал ведущий.
– Я сплю очень мало, плохо, а когда просыпаюсь, у меня кружится голова… Будь я за рулем, я бы представлял опасность для общества.
На этих словах несколько человек закивали.
– Жак, чего ты ожидаешь от собрания такого рода?
– Хотя бы просто знать, что я не один такой, а это уже немало. У меня такое впечатление, что мы не просто несем наказание за неведомый нам проступок, но к тому же не можем говорить об этом с другими людьми. Будто бы потеря сна является чем-то позорным.
Все согласилась с ним.
Церемониймейстер дал слово радиоведущему, который лишился нормального сна, после того как перешел на ночной график. Затем пришел черед охранника автостоянки, полицейского из неблагополучного района, проститутки из Булонского леса, автора романов-ужастиков, знаменитого юмориста (он попросил, чтобы «друзья по несчастью» не распространялись о его присутствии), смотрителя маяка, матери, чуть не убившей своего гиперактивного ребенка, булочника, встающего ни свет ни заря, таксиста, полноценно не отдыхающего за день. Страдающий бессонницей дальнобойщик заявил, что недавно ему удалось-таки заснуть, с чем его все дружно поздравили, но потом оказалось, что это случилось, когда он был за рулем. Аварии удалось избежать, поскольку дорога была прямой и других машин не было; к счастью, дальнобойщик проснулся почти сразу. О своих проблемах заявил также любитель компьютерных игр, спавший урывками. Он радостно объявил, что недавно ему удалось проспать всю ночь благодаря новой игре, в которой никого не нужно убивать, но «при этом она захватывающая».
В конце всем предложили выпить сладкого сидра из пластиковых стаканчиков, чтобы отметить вступление в ряды Ассоциации новых членов.
Жак подошел к готической наркоманке Жюстине.
– Можно взглянуть на ваш раздвоенный язык? – спросил он. – Никогда раньше не видел ничего подобного.
Девушка ничего не имела против и даже показала ему небольшой фокус: схватила арахис и зажала его между кончиками языка – получилось что-то вроде прищепки.
– Вам не больно?
– А мне нравится, когда больно, – ответила она. – Боль помогает острее почувствовать жизнь. Некоторые из моих татуировок дались мне куда болезненнее, чем эта небольшая операция под анестезией. Я имею в виду свой язык.
– Ах да! Я же забыл, что вы студентка философского факультета. Стоицизм?
– Нет, мазохизм. Он заключается в том, чтобы страдать, если хочешь чувствовать себя живым. Кроме того, как приятно, когда боль стихает… А у вас какая специализация?
– Я нейрофизиолог, специализируюсь на изучении сна.
Она рассмеялась и чуть не проглотила арахис.
– Вы шутите!
– Нет! Сапожники всегда без сапог.
– Вы меня впечатлили…
– В этом нет ничего удивительного, мы всегда ищем то, чего нам недостает. Вот вы обучаетесь мудрости, но, судя по тому, как я понял, особой мудростью похвастаться не можете. А я постигаю мир сна, но перестал спать. И это при том, что я опробовал все известные средства.
Она внимательнее посмотрела на него. Глаза заблестели.
– В последнее время я бездельничаю, отлыниваю от занятий, не бываю в больнице – короче, пребываю в фазе… эээ… многоточия, – признался он.
– Вообще-то мне известно одно средство от бессонницы, о котором не упомянул ни один из этих психов.
Их лица приблизились так, что губы оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Уже поздно, – прошептала Жюстина. – Я живу недалеко отсюда, если хотите, можем попробовать усы пить друг друга.
Жак кивнул, и они немедленно покинули собрание.
Пройдя несколько улочек, пользующихся дурной славой, и пару раз перешагнув через тела клошаров, спавших на теплых вентиляционных решетках, они наконец оказались перед ветхим зданием. Жюстина отперла дверь ключом, и они поднялись на пятый этаж. В студии под самой крышей царил беспорядок – настоящий хаос, одежда была перемешана с книгами и дисками. Жак прошлепал по давно немытому полу в направлении черного дивана. На стенах висели постеры с поэтами (Рембо, Бодлер, Превер) и рок-группами (Led Zeppelin, Iron Maiden, AC/DC, Deep Purple).
– Любительница поэзии и тяжелого рока?
– Сейчас я слушаю именно его.
Она включила на смартфоне песню Wish you were here группы Pink Floyd.
– Мне кажется, прекрасно подойдет к нашему сеансу совместного засыпания.
Не успел Жак опомниться, как она набросилась на него, принялась целовать, кусать, лизать, срывать с него одежду, ласкать и щипать. Затем разделась сама и прибавила громкость, поставив песню на безостановочное воспроизведение.
Любовь с ней была похожа на аттракцион. В распоряжении Жюстины были всякого рода приспособления подозрительных форм, которые вибрировали, вспыхивали светом, производили звуки и источали ароматы.
– А я и не знал о существовании всех этих штучек, – признался Жак.
– Женщины нужны для того, чтобы просвещать мужчин. Это называется «майевтика» – искусство извлечения на свет мыслей других людей.
– Спасибо за урок. До встречи с тобой я был обычным «классиком» в этом деле.
– Ну что ж, теперь ты стал продвинутым рок-н-рольщиком. Ты сказал, твоя фамилия Кляйн? Ты, случайно, не родственник журналистки Наоми Кляйн?
– Нет, не думаю.
Она пошевелила своим змеиным языком.
– Ты боишься женщин?
– Конечно. Всякий умный мужчина боится женщин.
– Однако в нас, женщинах, нет ничего загадочного. Хочешь, изложу тебе ключевые этапы жизни женщины? В двадцать лет мы слегка потерянны, не знаем, в каком направлении бежать. Порхаем от одного к другому, нарабатываем опыт. Но все как-то быстро схватывают, в совершенстве овладевают психологией и учатся управлять эмоциями. И да, мы все – принцессы. В тридцать лет женщины хотят детей, поэтому ищут хорошего производителя, лучше всего – красивого, богатого и с отличным чувством юмора. Заметь, именно в такой последовательности. В сорок лет дети уже есть, и у теток возникает вопрос, а не ошиблись ли они в выборе спутника, поскольку он храпит, пукает и спит со своей секретаршей. В пятьдесят лет они уже уверены в совершенном когда-то промахе и спрашивают себя, не прошла ли впустую их жизнь. Да, прошла, но к этому заключению они приходят в шестьдесят. Увы, в этом возрасте уже слишком поздно что-либо менять, и они смиряются, начинают есть пирожные, толстеть, срываются на детях и внуках. Но больше всего достается спутнику жизни, который, слушая свою половину, сутулится и втягивает голову в плечи.
