дефициты промышленных и продовольственных товаров то в одних, то в других районах. Производство сахара превышало потребление, а на него пришлось вводить карточки! Правительство было вынуждено сократить пайки в армии. Хотя они оставались более чем достаточными — вместо фунта мяса и полфунта сала в день стали давать полфунта мяса и фунт сала на неделю. По средам и пятницам ввели постные дни, давали рыбу (кета, кефаль, сельдь). Вместо 3 фунтов хлеба выдавали 2 фунта на фронте и 1,5 в тылу, 50 % сливочного масла заменили растительным, из 18 золотников сахара в день выдавали 12 (51 г), а остальное конфетами или деньгами.
Впервые в России появились очереди, у населения они вызывали чрезвычайное возмущение. Думцы и газетчики, в свою очередь, использовали дефициты и очереди для нападок на правительство. А подорожанием были недовольны рабочие, и агитаторы подталкивали их бастовать, требовать повышения зарплаты. Российские власти прекрасно знали, что это преднамеренные диверсии. Секретный циркуляр МВД № 100186 от 9.01.1916 г. доводил до сведения губернаторов и градоначальников: «Исходя из тех соображений, что ни военные неудачи, ни революционная агитация не оказывают серьезного влияния на широкие народные массы, революционеры и их вдохновители евреи, а также тайные сторонники Германии намереваются вызвать общее недовольство и протест против войны путем голода и чрезмерного вздорожания жизненных продуктов. В этих видах злонамеренные коммерсанты скрывают товары, замедляют их доставку на места и, насколько возможно, задерживают разгрузку товаров на железнодорожных станциях». Но органы правопорядка ничего не могли предпринять в рамках действующих «мирных» законов! Предписывалось лишь привлекать виновных к административной ответственности, штрафовать.
В июне 1916 г. Алексеев подал царю проект ввести диктатуру тыла — так же, как во Франции. Подчинить персональному диктатору все министерства, промышленность, транспорт. Милитаризовать оборонные заводы, запретить забастовки. А рабочих обеспечить пайками, защитить от подорожаний и дефицитов. Но непонятным образом копия секретного документа попала в Думу, и либералы запаниковали. К государю мгновенно примчался Родзянко, доказывал, что учреждение диктатуры «бесполезно и опасно», может вызвать крупные беспорядки.
Правда, Николаю II проект тоже не понравился. Он был хорош в республиканской стране. Но в России роль диктатора, на которую прочили начальника Главного артиллерийского управления великого князя Сергея Михайловича, фактически дублировала царя и главу правительства — ему и без того были подчинены все министерства. По сути, Штюрмер мог играть ту же самую роль. Но милитаризация заводов, запрет забастовок, контроль над промышленностью упирались не в формальный ярлык «диктатуры»! Они упирались в Думу.
А Гучков после таких проектов постарался дискредитировать самого Алексеева в глазах Николая II. Направил генералу провокационное письмо, что «власть гниет на корню», нужны решительные меры. Алексеев ему не ответил, но и доносить счел неэтичным. Между тем Гучков принялся распространять свое «письмо к генералу Алексееву» в списках, в том числе и на фронте. Оно дошло и до государя. Вероятно, как раз на этом строился расчет. При отставке Алексеева его место уже не постоянной основе занимал Гурко — масон и друг Гучкова. Но подвести подкоп под Алексеева не удалось. Николай II уже знал качества автора письма. Поэтому к адресату претензий не предъявлял и своего доверия не лишил.
О, на провокации Гучков был мастером. Например, вызвался сопровождать вдову генерала Самсонова в Пруссию за телом мужа. А потом принялся рассказывать, будто в Германии к нему подошел офицер, улыбнулся: вы меня не узнаете? Я, мол, разведчик, до войны действовал в России, служил в полиции, в охране Распутина, а моя фамилия Штюрмер, родственник вашего премьера, но только вы об этом никому… Слишком грубая ложь? Но для потока клеветы годилось.
Летом 1916 г. Англию посетила русская парламентская делегация. Возглавлял ее Александр Протопопов. Крупный землевладелец и промышленник, председатель Союза суконных фабрикантов, председатель Петроградского отделения Русско-Американской торговой палаты. Он был товарищем председателя Думы, одним из лидеров оппозиционного Прогрессивного блока. Объявлялось, что визит поможет налаживанию взаимопонимания между союзниками. Встретили думцев как самых желанных гостей. Организовывались торжественные приемы на высшем уровне. А на обратном пути произошел загадочный случай. С Протопоповым в Стокгольме пожелал вдруг увидеться Фриц Варбург — брат германского финансиста и разведчика Макса Варбурга и американских банкиров Пола и Феликса Варбургов. Почему-то глава парламентской делегации не отказался, встреча состоялась. Как потом сообщал сам Протопопов, ему забросили удочки о сепаратном мире с Германией, и он не стал обсуждать такие темы. Но об этом известно только с его слов. Так ли было на самом деле?
А британский король Георг V прислал царю восторженные отзывы о Протопопове, давал ему самые блестящие характеристики. Как раз в это время Николаю II пришлось очередной раз решать вопрос о назначении министра внутренних дел. А. А. Хвостов, занимавший этот пост, перессорился не только с оппозицией, но и с главой правительства Штюрмером. Подключился Родзянко и рекомендовал назначить министром именно Протопопова. Доказывал, что он человек энергичный, сможет навести порядок в стране. Учитывая его успех в Англии, за него ходатайствовали также министр иностранных дел Сазонов, посол России в Лондоне Бенкендорф.
Что ж, министерство внутренних дел всегда было главной мишенью нападок для либералов. Назначение вице-спикера Думы и прогрессиста должно было примирить власть с оппозицией. Царь согласился, Протопопов стал министром. Однако ни к какому примирению с либералами это не привело. Протопопов неожиданно превратился в нарочитого монархиста. В Думу он явился в жандармском генеральском мундире. Прежние товарищи по Прогрессивному блоку освистали его, называли предателем.
Но он продолжал показывать себя вернейшим слугой государя. Когда Николай II находился в Ставке, Протопопов ездил с докладами к императрице, и она поверила — это искренний защитник трона. А донесения нового министра царю всегда были бодрыми, уверенными: ситуация под контролем, с имеющимися проблемами он справится. Государю это нравилось. Наконец-то нашелся министр, способный сам решить дела, встать на пути раскачки государства. Но на самом деле… никаких реальных мер не предпринималось. Борьба с революционным движением фактически свернулась.
Нарастал и поток клеветы на царскую семью. Стали ходить по рукам фальшивые «письма» великих княжон к Распутину, порнографические «дневники Распутина». Причем в этой грязи все больше выделялась главная тема — связь императрицы через Распутина с Германией и подготовка сепаратного мира. Разумеется, кампания нацеливалась не столько на Григория Ефимовича, сколько на самого царя. Требовалось опорочить власть, настроить против нее общественность, армию, народ. Правительство — марионетки Распутина, а в царской семье и вокруг нее разложение, разврат, измена…
Для очередного удара нацелили военную контрразведку, и заброс был произведен из Франции. Дескать, их спецслужбы получили данные, что центр шпионажа и спекуляций, вызывающих искусственные дефициты товаров, находится вокруг Распутина и связанного с ним банкира Дмитрия Рубинштейна. Алексеев доложил государю, и тот дал согласие на проверку. В мае 1916 г. была создана Особая следственная комиссия для борьбы с саботажем и экономическими диверсиями. Руководить ею назначили генерала Н. С. Батюшина. Включили лучших специалистов Орлова, Резанова, Жижина, Матвеева, Барта, Логвинского. Улики против Рубинштейна собрали быстро, арестовали. Но опытные
