царь по каким-то своим каналам быстро узнал, кто организовал преступление. Приехав из Ставки, он сразу вызвал к себе Бьюкенена и начальника британской разведывательной миссии Хора. Посол повел себя очень нагло. С ходу попытался взять инициативу и выставил требование… ввести в России «ответственное министерство». Очевидно, это было частью общего плана в расчете, что убийство испугает и деморализует царя, сделает податливым. Однако Николай II заговорил с Бьюкененом сурово. Ему даже не предложили сесть, держали стоя в течение всей беседы. Вернувшись со встречи, он доложил в Лондон — государь прямо заявил о вмешательстве англичан во внутренние дела России и назвал участника убийства Рейнера. После этого Хор и Рейнер покинули нашу страну — фактически были высланы.
Хотя, с другой стороны, убийство упрочило положение Протопопова. Когда газеты и столичный бомонд злорадствовали и ликовали, он примчался к царице. Утешал, лично организовал охрану, уверяя, что готов отдать за нее жизнь. Активно раскрутил следствие (но Рейнера выявил не он — или верные царю сотрудники жандармерии, или военная контрразведка). А Протопопов, закрепив доверие царя и его семьи, сразу же воспользовался. Провернул интригу под председателя Совета министров Трепова. Пробыв во главе правительства всего 48 дней, он был отправлен в отставку. На его место метил сам Протопопов, но царь назначил Н. Д. Голицына. Старенький, болезненный, он давно был не у дел, возглавлял лишь комиссию помощи военнопленным. От назначения долго отказывался, однако государь настоял на своем — знал его как честного и верного работника. Однако при таком премьере в правительстве стал заправлять Протопопов.
А заговорщики уже начинали штурм! Открытие очередной сессии Думы специально приурочили к годовщине «кровавого воскресенья», 9 (22) января. Через Рабочие группы ВПК агитировали рабочих выйти в этот день на демонстрации, всем идти к Думе и передать парламенту свои требования. А Дума подхватит их, как бы от всей народной массы. Чтобы «дать разгон», перед этим должны были пройти съезды Земгора, торгово-промышленных организаций. Для них заранее писались разгромные речи, способные накалить настроения. Взрыв беспорядков должен был стать очень мощным.
В литературе можно встретить утверждения, будто «слабый» Николай II в этот период совсем пал духом, пустил дела на самотек и ничего не предпринимал для защиты трона и государства. Но такие заключения либо выдают некомпетентность авторов, либо являются подтасовкой. Наоборот! Именно царь оставался главной опорой Российской державы. Он боролся до последнего, настойчиво и умело, и только его усилиями удавалось предотвратить катастрофу. Приехав после убийства Распутина в Царское Село, Николай II лично возглавил противодействие смутьянам.
Земский и торгово-промышленный съезды он запретил, открытие Думы просто сдвинул более чем на месяц — на 14 (27) февраля. Оппозиция подняла негодование. Тиражировались и распространялись речи, заготовленные для запрещенных съездов, вроде речи Львова, что «власть стала совершенно чуждой интересам народа». Но царь держался твердо. А при нем и министры, хочешь или не хочешь, должны были выполнять его указания. 9 января по разным городам бастовало 700 тыс. человек (в Петрограде — 150 тыс.). Но заседания Думы не было, собрать демонстрантов вокруг себя и толкнуть против власти она не могла. Все улеглось без последствий.
Оппозиция стала готовить вторую атаку, на 14 февраля. Гучковская Рабочая группа при ВПК выпустила воззвание уже открытым текстом: «Режим самовластия душит страну…» Призывала в день открытия Думы «на общее организованное выступление». Однако царь и это пресек. Распорядился, что терпеть такое нельзя, — велел арестовать авторов. Протопопов категорически возражал. Даже собственным помощникам пришлось долго убеждать его. Но позиция государя сыграла свою роль. Рабочая группа в полном составе была арестована. Гучков и Коновалов ошалели, подняли на дыбы всю прессу. Посыпались протесты ВПК, Особых совещаний, Земгора, думцев. Родзянко наседал на самого царя, что Рабочую группу нужно срочно выпустить, иначе будет беда. Нет, Николай Александрович не поддался. А бедой это пахло совсем не для правительства. 29 января собрались участники будущего переворота Гучков, Коновалов, Кутлер, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Аджемов, Милюков, Бубликов и др. И на этот раз, как доносило Охранное отделение, настроения царили панические, арест Рабочей группы все признавали катастрофой, рушившей их планы.
А Николай II предпринимал и другие меры, вполне достаточные, чтобы предотвратить взрыв. Он вывел Петроградский округ из состава Северного фронта в самостоятельную единицу. Командующему предоставлялись большие полномочия, предполагалось, что этот пост займет военный министр Беляев. В столицу было приказано перебросить надежные войска. С Кавказского фронта снимались 5-я казачья дивизия, 4-й конно-артиллерийский дивизион, ряд других частей. 5-я казачья была в числе лучших соединений, одной лишь ее хватило бы, чтобы расшвырять бунтовщиков и изменников.
Оппозиция панически боялась, как бы и впрямь не навели военный порядок. Немцы продолжали бомбить Лондон, и в Петрограде начали создавать систему ПВО. На крышах устанавливали зенитные пулеметы и орудия. Переполошилась Дума, покатились слухи — из пулеметов на крышах полиция готовится расстреливать демонстрации. Особое Совещание во главе с Родзянко на основании одних лишь сплетен направило гневный запрос военному министру: по какому праву боевое оружие вместо фронта передается МВД?! Даже грозило прекратить поставки вооружения. Увы, зенитные пулеметы не были приспособлены для стрельбы вниз, а полиция никаких пулеметов не получила.
Ну а назначение Беляева командующим Петроградского округа сумел предотвратить Протопопов. Вдруг озаботился, что у военного министра других забот хватает, и протащил на этот пост своего ставленника генерала Хабалова. Мягкого, нерешительного. Он никогда не воевал, не командовал войсковыми соединениями, служил в военно-учебных заведениях, а потом был губернатором спокойной и дисциплинированной Уральской области.
Он впервые получил под начало огромное количество войск. Петроград и его окрестности были забиты училищами, госпиталями, запасными батальонами, их надо было снабжать, обеспечивать. А теперь направляли еще и части с Кавказа. Хабалов растерялся, что их негде размещать. Выход подсказал замещавший Алексеева Гурко — друг Гучкова. Напомнил, что запасные батальоны скоро будут отправлять на фронт, вот и освободятся казармы. А пока направил кавказские части не в Петроград, а в Финляндию. В общем-то и государь согласился. Казалось, что время еще есть. Отражать атаки думской оппозиции на самом-то деле оказывалось не сложно. Николай II уже понял: если держаться твердо, она скиснет и отступит. А дальше начнется наступление на фронте и изменит всю обстановку. Ну а после победы можно будет разобраться и с оппозицией, и с поведением союзников.
Царь и его министры пребывали в уверенности — с ситуацией они справятся. Так и было. Заговорщики приурочили штурм к открытию Думы, на 14 февраля. Но арест Рабочей группы оборвал связку между либералами и рабочими массами. А накануне этой даты по городу расклеили объявление Хабалова: беспорядки будут подавляться военной силой. Полиция произвела дополнительные аресты агитаторов на заводах. Родзянко явился к царю, все еще силился шантажировать его. Пугал революционными настроениями и под этим предлогом опять требовал «ответственное министерство». Но государь отрезал: «Мои сведения
