телеграммы от командующих фронтами. Прикатили и Гучков с Шульгиным, делегация якобы от Думы. Это тоже было ложью. Дума не давала Гучкову и Шульгину никаких полномочий. Они были самозванцами, примчались именно для того, чтобы добиться не просто отречения, а в пользу намеченного ими Михаила Александровича.
Сохранились различные воспоминания о переговорах «делегатов» и Рузского с императором. Но все они принадлежат лицам, так или иначе причастным к заговору! Какова цена подобным свидетельствам? Даже не нулевая, а «отрицательная». Николай Александрович в поезде был уже изолирован от внешнего мира. Фактически под арестом. И эти «свидетельства» наглухо скрыли правду о том, что же на самом деле происходило 2 марта в царском вагоне.
Что же мы знаем из фактов, подтвержденных документами? Государь подписал два указа. Один — об отставке прежнего правительства, уже не существующего, и назначении князя Львова председателем Совета министров с поручением сформировать новый кабинет. Но никакой речи об «ответственном министерстве» в тексте не было. Государственный строй России подразумевался прежним. Второй указ — о назначении Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича. Царю было бы неэтичным сохранять за собой этот пост после коллективного демарша военачальников. А персонально Николая Николаевича проталкивал, очевидно, Рузский, великий князь очень уж благоволил к нему.
Но вот манифест (или «акт») об отречении от престола государь однозначно не подписывал! Почему об этом можно говорить с полной определенностью? Да ведь в противном случае разве понадобилось бы «делегатам» фабриковать сомнительную подделку со склеиванием разных частей бланка телеграммы, копированием подписи Николая II через стекло карандашом! В его походной канцелярии и бумага хорошая имелась, и ручки, чернила. И печать имелась. Очевидно, состряпали наспех, здесь же на станции. Если не получилось нахрапом добиться своего, то и фальшивка сойдет — тут уж угадывается натура Гучкова. Он сразу же связался с Петроградом, сообщил: все готово.
Это и было главным. Царскому поезду открыли дорогу — обратно в Ставку, где он сразу был взят под стражу, оставшись изолированным. А «делегаты» помчались в Петроград с «документами». Но… пока они мотались туда-сюда, обстановка опять переменилась. Сценарий революции раскручивался по цепочке обманов. Не только для народа, царя, генералов. Но и для самих исполнителей. Дума сыграла свою роль в раскачке страны, и ее отбросили на обочину. Точно так же и поборники конституционной монархии внесли свою лепту в переворот, но закулисные режиссеры вбросили новое уточнение — нет, монархия вообще не нужна.
Родзянко выступал дисциплинированным передаточным звеном. Он снова бомбардировал телеграммами Ставку, требуя задержать информацию об «отречении», «пока я вам не сообщу об этом». Снова пугал гражданской войной и извещал — успокоить ситуацию удалось только путем соглашения: через некоторое время созвать Учредительное собрание, которое установит форму правления в России. А лидеры заговорщиков были подняты по тревоге, в 6 часов утра к великому князю Михаилу Александровичу нагрянули 18 человек — Родзянко, Керенский, Львов, Милюков, Гучков и др. Навалились обрабатывать его, чтобы отказался от престола. Только Милюков и Гучков спорили, стояли за конституционную монархию. Остальные, в том числе лоббировавший Михаила Александровича Родзянко, уже «сменили ориентацию».
Великого князя подняли с постели, он был ошеломлен свалившимися на него известиями — и об «отречении» брата, и о том, что ему самому надо немедленно, спросонья, принимать вот такое судьбоносное решение. Ему дружно вываливали доводы, почему он не должен принимать корону. Он колебался, опасался совершить ошибку. Тогда Родзянко со Львовым утащили его для разговора наедине и уговорили на придуманный ими компромисс: Михаил Александрович как бы и не отказывается от престола, но и не принимает его до тех пор, пока этот вопрос не решит Учредительное собрание. Действительно, при таком раскладе все получалось солидно, законно. И решение великого князя откладывалось. Ему не нужно было брать на себя власть, усмирять беспорядки. Его предложенный вариант удовлетворил. А заговорщиков тем более удовлетворил. Ведь Львов указом Николая II был официально назначен главой правительства. Теперь оно стало единственной легитимной властью в России!
Доказательство, что эти повороты регулировались зарубежными силами, обнаружил известный историк П. В. Мультатули. В архивах США он нашел и опубликовал донесение американского посла в Петрограде Френсиса госсекретарю Лансингу от 19 марта: «Приняты все меры, чтобы не допускать никаких претензий на трон как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить императорскую преемственность вплоть до “people act”». Выражение «people act» означает в данном контексте физическое устранение любого преемника, готового занять царский трон.
Два акта, о мнимом отречении Николая II и непринятии престола Михаилом Александровичем, опубликовали одновременно. Провозглашалось, что в сентябре будет созвано Учредительное Собрание, которое определит форму правления в России. А до этого власть переходит к Временному правительству Львова. Ну а представитель МИД при Ставке Николай Базили все эти дни неотлучно находился возле Алексеева, направлял его своими советами, составлял проекты царских манифестов. 4 марта, когда операция с «отречением» завершилась, он выехал в Петроград. В столице он сделал доклады Родзянко, Львову, Милюкову и Гучкову. Нужны ли комментарии?
Когда об «отречении» зачитывали воинам на фронте, потрясение было колоссальным. Деникин писал: «Войска были ошеломлены — трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание… И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы». С фронтов докладывали, что солдаты восприняли манифест «сдержанно и спокойно», многие «с сожалением и огорчением», «преклонялись перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившемся в акте отречения».
Из генералов и офицеров лишь отдельные проявили принципиальность, как командир 3-го конного корпуса граф Келлер. Он наотрез отказался присягать Временному правительству и был уволен в отставку. Другие считали: война-то продолжается. Главное — победить врага, а внутренние проблемы как-нибудь решим. Третьи и сами радовались, внимали пропаганде заговорщиков о победе «великой и бескровной». Да уж какая бескровная! Только в одном Питере было убито и ранено свыше 1400 человек. Погромы перекинулись на разложившиеся базы Балтфлота, в Кронштадте и Гельсингфорсе истребляли офицеров, был убит и командующий флотом Непенин.
А ложь и жульничество продолжались. В опубликованном подложном «манифесте» речь шла о добровольном «отречении» Николая II, а 7 (20) марта его и императрицу уже официально взяли под арест. Указ царя о назначении Верховным Главнокомандующим Николая Николаевича даже не был опубликован. Великий князь успел только доехать до Ставки и получил от Львова предписание, что принимать командование ему нецелесообразно. Он понял намек и беспрекословно подал в отставку. Рузский, очевидно, рассчитывал на повышение за свои заслуги. Но и он уже 11 марта был уволен.
Шумели о «демократии», боролись за «истинный парламентаризм по западноевропейскому образцу» (и некоторые историки до сих пор тупо повторяют, будто Февральская революция установила «парламентаризм»). На самом-то деле все было наоборот. Временное правительство сделало то, на что не решался царь. Сразу распустило Думу! Она сыграла свою роль в раскачке, и от нее
