Эмоциональное начало подкреплялось разумными доводами о том, что как ни велика и богата наша страна, бесконечное отступление рано или поздно приведет к тому, что «останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог».
Корень зла Сталин увидел в недостатке порядка и дисциплины непосредственно в войсках — ротах, батальонах, авиаэскадрильях, стрелковых и танковых полках, дивизиях, следствием чего было постоянное оставление занимаемых позиций. Любой, самой жестокой ценой остановить отход наших войск — таким был пафос сталинского приказа.
Для сознательных, стойких бойцов было достаточно призыва: «Ни шагу назад без приказа высшего командования». А для слабодушных и настроенных на дальнейший отход Верховный,
образно говоря, обнажил кнут. Он не только давал право, но и прямо требовал на месте истреблять паникеров и трусов. А командиров рот, батальонов, полков, дивизий, комиссаров и политработников, отступивших с боевой позиции без приказа свыше, объявлял предателями Родины и приказал поступать с ними именно гак, как с предателями.
В качестве одной из важнейших карательных мер приказ наркома обороны № 227 определил введение в Красной Армии штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В пределах армий формировались от пяти до десяти штрафных рот, куда по тем же основаниям направлялись рядовые бойцы и младшие командиры.
Нарком также приказал сформировать в пределах каждой армии 3—5 хорошо вооруженных заградительных отрядов[5] (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов.
ПРИКАЗ №227: ПЕРВЫЕ ШАГИ ПО ЕГО ВЫПОЛНЕНИЮ
Репрессивный аппарат заработал без промедления. Во исполнение сталинского приказа нарком юстиции СССР и Прокурор СССР 31 июля 1942 г. издали директиву № 1096, в которой содержалась квалификация действий командиров, комиссаров и политработников, привлеченных к суду за, как говорилось в документе, «самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной Армии», а также определялись сроки расследования этой категории дел.
Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении без приказа, квалифицировались по ст. 58—1 «б» УК РСФСР (измена Родине, совершенная военнослужащим, каралась высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества). Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов. Пропаганда дальнейшего отступления квалифицировалась по ст. 58—10, ч. 2 УК (контрреволюционная пропаганда и агитация при наличии отягчающего обстоятельства — военной обстановки или военного положения — каралась расстрелом).
Военным прокурорам и председателям трибуналов предписывалось принять «решительные меры к оказанию командованию и политорганам реальной помощи к выполнению задач, поставленных в приказе народного комиссара обороны»{11}.
Приказ НКО СССР № 227 зачитывался во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах. С его содержанием в Красной Армии были знакомы без преувеличения все, и никто не мог сослаться на собственное неведение.
Об этом позаботились в первую очередь политические органы. Уже на следующий день начальник ГлавПУ Красной Армии генерал-лейтенант АС. Щербаков обязал начальников политуправлений фронтов, военных округов, начальников политотделов армий лично проследить за тем, чтобы приказ наркома был немедленно зачитан и разъяснен всему личному составу. «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа товарища Сталина», — подчеркивалось в директиве начальника Главного политуправления{12}. Все политорганы должны были дважды в день информировать ГлавПУ не только о ходе разъяснения приказа, но и о его выполнении.
Практические действия, предпринимаемые на местах, отслеживались Москвой пунктуально. 15 августа АС. Щербаков направил военным советам и начальникам политуправлений фронтов, округов, армий новую директиву, в которой вскрыл непонимание некоторыми из них политического значения приказа № 227. Он особо обратил внимание подчиненных на то, что «приказ товарища Сталина является основным военно-политическим документом, определяющим боевые задачи всей Красной Армии и содержание партийно-политической работы на ближайший период войны»{13}.
Начальник ГлавПУ потребовал не ограничиваться формальным ознакомлением личного состава с содержанием приказа, а увязывать эту работу с воспитанием у людей стойкости и упорства в бою, с борьбой против «элементов, сопротивляющихся наведению порядка и дисциплины в армии», с организацией штрафных частей и заградительных отрядов. Члены военных советов и руководители политуправлений обязывались лично заниматься организаторской работой и подбором подходящих кадров, не передоверяя эту работу подчиненным. О выполнении приказа № 227 все политорганы по-прежнему должны были ежедневно доносить в Москву. Пропагандистская машина работала, таким образом, без устали.
В первую очередь сталинский приказ проводился в жизнь, конечно, на южном фланге советско-германского фронта. «В настоящий момент [наша] главная задача — приостановить наступление противника на Туапсе и Новороссийск... — писал в начале августа 1942 г. Верховному Главнокомандующему член Политбюро ЦК ВКП(б), член военного совета Северо-Кавказского фронта Л.М. Каганович. — Одновременно принимаем, на основе приказа 227, меры по полному оздоровлению тыла, к настоящему [моменту] заградотряды созданы в большинстве дивизий, создано <...> штрафных рот, разослали специальных работников, в том числе и судебно-прокурорских, для задержки неорганизованно двигающихся частей и одиночек»{14}.
Косвенное представление о появлении приказа советские люди впервые получили из печати в начале августа. «Ожесточенные сражения, происходящие сейчас юго-западнее Клетской, носят весьма подвижный характер, — писала "Красная звезда". — С обеих сторон принимает участие в боях большое количество танков, авиации, артиллерии и пехоты. Схватки распространились на десятки километров. Обходы, удары во фланги, встречные столкновения танковых и других колонн являются основными видами боевой деятельности войск. Враг делает невероятные усилия, чтобы овладеть излучиной Дона, но наталкивается на решительное сопротивление бойцов Красной Армии. «Ни шагу назад! — таков всюду должен быть девиз наших воинов! Еще крепче, организованнее и стремительнее удары по врагу!»{15}. Понятно, что суть вопроса полностью была ясна только тем, кто имел к появлению этой газетной статьи непосредственное отношение.
Приказ № 227 хотя и не был секретным, а содержал лишь гриф «Без публикации», стал известен широкому читателю только в 1988 г., когда был напечатан в «Военно-историческом журнале»[6]. Отнесем это к парадоксам советской пропаганды[7]. Но фронтовики в любом случае знали его отлично на протяжении всей войны.
Ветеран Великой Отечественной войны И.Ф. Чернявский вспоминает, что когда в мае 1944 г. он в составе пополнения прибыл в 4-й артиллерийский корпус прорыва Резерва Верховного Главнокомандования (полевой лагерь Белые Берега Брянской области), приказ № 227 вновь прибывшим уже не зачитывался. Но молодым солдатам он стал известен из рассказов бывалых солдат и офицеров, фронтовиков-сталинградцев{16}.
Относительно повода, вызвавшего введение штрафбатов, бытует легенда, неоднократно воспроизведенная в прессе{17}. Якобы некий летчик убил жену и ее любовника и, будучи приговоренным к расстрелу, обратился к И.В. Сталину с просьбой дать возможность умереть в бою. Вождь принял решение помиловать его, направив в особую часть, каковой и стал вновь созданный штрафбат.
Похожая история с неким офицером, но с иной концовкой, действительно имела место. О ней своим иностранным гостям рассказал сам Сталин в апреле 1945 г., на ужине, устроенном после заключения советско-югославского договора о дружбе, взаимной помощи и сотрудничестве. В ответ на упреки члена югославской делегации М. Джиласа в том, что военнослужащие Красной Армии на освобождаемых территориях Европы ведут себя неподобающим образом, советский вождь поведал историю о майоре-летчике, который «пошалил с женщиной», а когда за нее вступился «рыцарь-инженер», застрелил соперника. Воспользовавшись правом, предоставленным на время войны ему как Верховному Главнокомандующему, Сталин освободил майора и отправил его на фронт. «Сейчас он один из героев, — сказал хозяин застолья и добавил: — Воина надо понимать. И Красная Армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев — а она их бьет хорошо, — все остальное второстепенно»{18}.
