Но есть ещё вопрос: почему Жуков дал команду Павлову выводить штаб не в Барановичи, а в Обуз-Лесная? Ведь Барановичи от границы были почти в 200 км. А Обуз-Лесная — ближе к границе на 40 км! Кстати, и для КОВО Жуков определил полевое управление аж в Тарнополе, что находился всего в 150 км от границы. Был уверен, что при «победоносном» ответном встречном наступлении штабам лучше быть ближе к границе?
Но почему Жуков ставил срок вывода штаба КОВО — к 22 июня, а для Минска — к 23 июня? Не верил Сталину, что нападение будет именно 22 июня?
Но в любом случае, похоже, что, получив «особую команду» от наркома 19 июня, Павлов и его подельники окончательно перестали выполнять приказы Москвы.
Пятый и условно последний этан приведения в боевую готовность войск западных округов — сообщение командованию округов точной даты нападения Германии, которая стала известна (подтверждена показаниями «перебежчиков» и разведкой) вечером 21 июня.
В этот вечер о приведении войск западных округов в полную боевую готовность было объявлено официально, а приводимые ещё до 22 июня в повышенную и фактически в полную боевую готовность Директивой № 1 от 21 июня войска получали официальную команду-приказ на объявление боевой тревоги находящимся в полевых лагерях дивизиям и корпусам.
В ночь на 22 июня в западные округа была отправлена последняя Директива мирного времени, Директива № 1 от 21.06.41, в которой сообщается возможная и приблизительная дата вероятного нападения Германии:
«1. В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев…»
Также данная Директива предписывала «…войскам… округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников…»
И даётся указание:
«а) в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточению и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить…»
После получения данной директивы командованию округов оставалось только дать короткую команду-приказ в войска — поднять по боевой тревоге войска, находящиеся в повышенной боевой готовности, и привести их в полную, как это делал адмирал Н.Г. Кузнецов на флоте. И как это сделал зам. командующего только одного округа, ОдВО, генерал-майор М.В. Захаров. А как выполнили «Директиву № 1» командующие западных округов, и особенно генерал армии, Герой Советского Союза Д.Г. Павлов, как они «занимали» УРы на «государственной границе», «рассредоточивали» в ночь на 22 июня самолёты и приводили «все части в боевую готовность» в ночь перед нападением — известно.
Например, Павлов действительно после разговора с Тимошенко, после 1.00 22 июня, обзвонил командующих армиями ЗапОВО и дал им команду приводить войска в боевое состояние. При этом в 10-й армии уже в 2.00 в дивизии дали приказ боевой тревоги, а в Брест Коробков, командарм-4, сообщил о возможном нападении только в 3.30. (За неделю до нападения он же дал команду в Бресте изъять патроны и снаряды с патронами из казарм и из бронетехники 22-й тд. Кстати, в тех дивизиях кроме танков были ведь ещё и бронемашины типа «БА» и т.п. А у них ведь даже пушки 45 мм были на вооружении, что вполне могли бороться даже с танками вермахта…)
При этом «адвокаты генералов» пытаются заявить, что, мол, Коробков просто не мог дозвониться в Брест — диверсанты перерезали провода чуть ли не сразу после полуночи. Однако генерал Сандалов, начштаба 4-й армии, в своём описании событий для сборника «Буг в огне» в 1965 году указал, что только «Около 2 часов ночи 22 июня начала действовать гитлеровская “пятая колонна"». То есть у Коробкова вполне было время до 2 часов ночи дозвониться в Брест и поднять те дивизии по тревоге. Если бы захотел. Тем более что при желании можно было звонить через линии военных ж/д комендатур, через милицию, через почтовые линии Бреста. В общем, кто хочет выполнить приказ — выполняет. Кто не хочет — ищет потом оправдания.
Имел ли к этому отношение Павлов? Скорее всего, имел. Хотя на суде пытался «отмазаться»:
«Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввёл её в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что всё в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не магу».
Павлов говорит о «Директиве № 1», которую он получил на руки расшифрованной примерно к 1.30. Это её он понял «неправильно», не объявил «боевую тревогу во всех гарнизонах» округа и тянул с передачей её в армии. До 2.30… Ведь около 1.00 22 июня в Минск звонил Тимошенко и успокаивал Павлова — не волнуйтесь и соберитесь утром в штабе округа. Но Павлов действительно, «несмотря на заверения из Москвы, что всё в порядке… отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа».
И Павлов подтверждает, что Коробков его приказ после 1.00 получил:
«Свои показания, данные в начале предварительного следствия в отношении командующего 4-й армией Коробкова, я полностью подтверждаю.
После того как я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние (около 1.00–1.20. — Авт.), Коробков доложил мне, что его войска к бою готовы».
Однако в Бресте штабы тех дивизий получили команду подниматься по тревоге уже под обстрелом. Значит Коробков после звонка Павлова после 1.00 не поднял дивизии Бреста по тревоге. И штабы Брестских дивизий получили указания от Коробкова на вывод только около 3.30 утра! После того как в штаб 4-й армии поступил павловский вариант «Директивы № 1».
Сандалов Л.М. Бут в огне, гл. «Грозные июньские дни»:
«В 3 часа 30 минут командующий округом вызвал к телеграфному аппарату командарма и
сообщил ему, что в эту ночь ожидается провокационный налёт фашистских банд на нашу территорию. Было приказано на провокацию не поддаваться; банды пленить, но госграницу не переходить.
На вопрос командарма, какие конкретные мероприятия разрешается провести, генерал Павлов ответил:
— Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленной оборонительной позиции. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перевести на полевые аэродромы.
До 4 часов командарм успел лично по телефону передать распоряжение начальнику штаба 42-й дивизии и коменданту укрепрайона, однако приказ из округа запоздал. Из Бреста и Высокого в 4 часа донесли по телефону, что немцы открыли артиллерийский огонь по Бресту и крепости, по военным городкам и что командиры дивизий объявили боевую тревогу…»
Как видите, Павлов со слов Тимошенко именно о провокациях и ведёт речь. Хотя перед этим сам Тимошенко наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову прямо сообщил, что это война и разрешается уничтожать врага, если он перейдёт границу! Также Сандалов уверяет, что Павлов Коробкову только в 3.30 дал команду приводить войска армии в боевую готовность с выводом дивизий из Бреста. Хотя Павлов на суде уверял, что дал команду приводить войска «в боевое состояние» (и Коробкову в том числе) сразу после 1.00. И в этом больше веры как раз Павлову, чем Сандалову.
И вот тут Павлов и пытался «намекнуть» следствию ещё на первых допросах (9 июля) на Коробкова и, видимо, неких вышестоящих начальников: «Происшедшее на Западном фронте заставляет меня быть убеждённым в большом предательстве на Брестском направлении. Мне неизвестен этот предатель, но противник рассчитал удар совершенно точно по тому месту, где не было бетонных точек и где наиболее слабо была прикрыта река Буг…»
За изъятие боеприпасов в технике 22-й танковой дивизии, скорее всего, нёс ответственность и командир 14-го мех. корпуса генерал С.И. Оборин (расстрелян 16 октября 1941 года). А вот командир стрелкового корпуса генерал Попов, чьи стрелковые дивизии также получали команды на изъятие патронов из казарм, осуждён не был. То есть приказ на изъятие патронов, прицелов исходил именно от Коробкова и Павлова.
