Посвящаю внуку моему Андрею и его сверстникам. Берите пример мужества и верности Родине с героев этой книги.
Автор
Андрей Герасимович Рытов
В тяжкую военную пору ему не раз приходилось видеть, как дрались и умирали наши крылатые богатыри. Подобно горьковскому Соколу, они до последнего дыхания бились за торжество Правды и уходили в бессмертие с мыслью о том, что жизнь отдана «За землю русскую, за победу над заклятым врагом!».
Он и сам — непримиримый и отважный борец за светлые идеалы ленинской партии — умер, образно говоря, в полете, в стремительном полете сквозь огневые годы. Когда сердце его отсчитывало последние минуты жизни, он нашел в себе силы взять перо и написать: «Лежу. Думаю. И пришла мне мысль сделать такую надпись: «Посвящаю внуку моему Андрею и его сверстникам. Берите пример мужества и верности Родине с героев этой книги».
Андрея Герасимовича Рытова хорошо помнят и ветераны, закладывавшие основы Советских Военно — Воздушных Сил, и наследники их боевой славы, принявшие в молодые, крепкие руки эстафету мужества рыцарей пятого океана.
Он участвовал добровольцем в освободительной борьбе Китая против японских милитаристов, в боях за безопасность северо — западных границ страны, в грандиозной четырехлетней битве нашей армии и народа с немецко-фашистскими захватчиками.
Фронтовые дороги сводили его и с рядовыми воинами, и с видными военачальниками и политработниками, с людьми, составляющими цвет и гордость советской авиации: И. Рычаговым, Г. Кравченко, Т. Хрюкиным, И. Полбиным, А. Покрышкиным, Амет — ханом Султаном, Л. Бедой, В. Лавриненковым, А. Трудом, Д. Глинкой, Г. Речкаловым и многими другими прославленными асами.
Каждый из этих героев, говорил А. Г. Рытов, достоин, чтобы о нем одном написали книгу. Воспоминания Андрея Герасимовича и есть та книга, которая является памятником живым и павшим в боях за Родину. Мемуары талантливого политработника проникнуты горячей любовью к людям, отличаются правдивостью, страстной взволнованностью и высокой партийностью.
Я знал Андрея Герасимовича на протяжении многих лет, работал вместе с ним, делил радость побед и горечь неудач. Когда перелистываю страницы его книги «Рыцари пятого океана», предо мной снова встает живой образ обаятельного человека, целиком посвятившего свою жизнь защите великих завоеваний Октября.
Мемуары А. Г. Рытова с неподдельным интересом и чувством глубокой признательности прочтут и юноша, «обдумывающий житье», и убеленный сединами ветеран минувших сражений. Они от начала до конца написаны кровью большого и честного сердца.
Главный маршал авиации К. А. Вершинин
Поезд на Алма — Ату отправлялся в полдень. Мы прибыли на вокзал за полчаса до отъезда. После военного обмундирования, к которому каждый из нас привык за долгие годы армейской службы, было как-то неудобно чувствовать себя в гражданской одежде. Казалось, и теплое пальто с меховым воротником сидит мешковато, и велюровая шляпа еле держится на голове.
Было холодно, под ногами скрипел снег. На перроне, как всегда, царило оживление. Пассажиры с мешками, чемоданами спешили занять свои места.
Мы стояли рядом со спальным вагоном прямого сообщения, зябко поеживаясь. Алексей Благовещенский по авиационной привычке посмотрел в небо и задумчиво, словно про себя, сказал:
— Завтра будет мороз с ветром.
Благовещенский был не просто летчиком, а летчиком — испытателем. В метеорологии он разбирался превосходно.
— А вот и Мария моя приехала! — воскликнул Павел Васильевич Рычагов и, сорвавшись с места, поспешил к невысокого роста женщине.
Мария Нестеренко — жена Рычагова — тоже была военной летчицей. Она приехала проводить мужа. Мы по здоровались с ней. Вскоре к нам подошел пожилой незнакомец в черном пальто и шапке — ушанке с кожаным верхом. Обращаясь к Рычагову, спросил:
— Вы старший группы?
— Так точно! — отозвался Рычагов.
— Здравствуйте! — Окинув нас приветливым взглядом, незнакомец крепко пожал каждому руку. — Мне поручено передать вам билеты и проводить. Поедете в международном вагоне.
Через минуту мы увидели над толпой папаху командующего Военно — Воздушными Силами Якова Владимировича Смушкевича. Ему вежливо уступали дорогу. Шел он неторопливо, вразвалочку, приветливо кивая головой знакомым. Накануне командующий беседовал с нами, и теперь мы были рады, что он приехал нас проводить.
До отхода поезда оставалось несколько минут.
— Ну что ж, друзья, — широко улыбаясь, сказал Смушкевич. — Все, что следовало сказать, сказано. Счастливого пути. Возвращайтесь с победой.
Командующий крепко, по — мужски обнял каждого из нас и расцеловал. Я заметил, как тяжело ему расставаться с нами, особенно с Рычаговым. Глаза его повлажнели. Видно, сердце боевого авиационного командира рвалось туда же, где через некоторое время предстояло быть нам. Поборов минутную слабость, Смушкевич снова дружески улыбнулся и помахал рукой.
Из тамбура мы долго еще смотрели на командующего. Его могучая фигура в черном кожаном реглане даже на большом расстоянии выделялась среди других провожающих.
Ритмично застучали на стыках рельсов колеса вагонов, за окном поплыли милые сердцу подмосковные пейзажи. Поезд, сигналя на полустанках, набирал скорость. Зимний день короток. Не заметили, как наступили сумерки.
За прошедший в хлопотах день каждый из нас порядком устал, но спать не хотелось. Возбуждение от недавнего расставания с друзьями долго не проходило. Волновала и неизвестность: что ждет нас в далекой стране, куда мы держали путь? Ведь не в санаторий ехали, а на войну.
— Ну — с, джентльмены, — шутливо сказал Рычагов, выходя из купе, — приглашаю вас в ресторан. Русский человек на голодный желудок спать не ложится.
Боевой летчик, он привык быстро осваиваться в любой обстановке, всюду чувствовал себя как дома. Всего два месяца назад Рычагов вернулся из Испании, где дрался в небе с фашистами. Заслужил два ордена Ленина. Несмотря на молодость, он уже с избытком понюхал пороху, и мы смотрели на него с благоговением.
Теперь судьба кадрового военного снова бросала его в пекло войны, только на другой конец света. Но Павла Васильевича эго, видимо, ничуть не тревожило. Он был бодр, даже шумлив, неистощим на всякие выдумки.
За стол рядом с Рычаговым сел его товарищ по авиационной школе и службе в строевой части Коля Смирнов. Этот тихий с виду парень вел себя в воздухе настоящим орлом. Не случайно Павел Васильевич настоял, чтобы Колю отпустили вместе с ним. Он любил Смирнова, верил в него.
Рядом со мной за столом сидел Благовещенский, уже известный в стране летчик — испытатель. Самолеты, особенно истребители, он знал в совершенстве, поражал всех удивительным хладнокровием в воздухе, виртуозной техникой пилотирования. Не один раз при испытании новых машин он попадал в такие ситуации, когда гибель казалась неминуемой. Однако быстрая реакция, выдержка, точный расчет, безупречное мастерство всегда выручали его из беды. Правда, боевого опыта у него пока не было, но ведь не сразу же становятся воздушными бойцами.
Наполнив рюмки вином, Рычагов встал и торжественно сказал:
— Друзья! Предлагаю выпить за боевую дружбу!
Его густые брови сошлись над переносьем. Большие серые глаза стали задумчивыми. Глубоко вздохнув, словно не хватало воздуха, летчик тихо добавил:
— Нет ничего сильнее этого чувства.
В купе мы вернулись поздно ночью. Но спать легли не сразу. Рычагов долго рассказывал нам о боях в Испании, о людях, с которыми свела его нелегкая фронтовая судьба.
Потом он тихо, чтобы не разбудить пассажиров, продекламировал слова ставшей популярной песни из кинофильма «Истребители»:
В далекий край товарищ улетает, За ним родпые ветры вслед летят;
Любимый город в синей дымке тает, Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…
Эта песня очень точно выражала наши чувства. Мы мчались в далекий край, а следом за нами неслись ветры Родины. И любимый город Москва совсем недавно растаял в синей дымке. Там остались наши родные. Когда‑то теперь свидимся с ними и встретимся ли вообще?
Пожелав товарищам спокойной ночи, мы с Алексеем Благовещенским вернулись в свое купе. Я разделся, укрылся одеялом, но сон не шел. Мерно постукивали колеса, за окном свистел зимний ветер.
Нахлынули воспоминания. Ожили в памяти шумная, припорошенная снегом Москва, деловая суета перед отъездом, расставание на Казанском вокзале. Потом вспомнилась беседа с начальником Политического управления РККА армейским комиссаром 2 ранга Петром Александровичем Смирновым. Я знал, что это кадровый военный, участник гражданской войны, крупный политработник, сын рабочего и сам в прошлом столяр. Но встречаться мне с ним еще не приходилось.
