«Пульт 40!» — «Есть 40!» — только и смог прошептать побелевшими губами оператор. «Но я же отдам, с получки отдам! Ну и зануда этот ВИМ! А может, это мощность или ход?» — мелькнула шальная мысль.
Непослушными руками он ввел стержень АР в чрево ядерного реактора. АР шел толчками, но и оператор был упертый малый. Он ввел и расслабился. В чреве реактора тихо забулькотело. Может, это журчало в животе оператора ПУ «ОКС»? Но оператор ПУ ГЭУ был не прост, спинной мозг его чувствовал: в ядерном реакторе пошел процесс, который уже отдавался пульсирующими толчками в напряженной ягодице оператора.
Стиснутыми зубами он вертанул ручку хода турбины. И сразу же почувствовал, как толчками, неуверенно и целомудренно стронулась турбина. Вяло зашлепали лопатки, каждый удар по воде отдавался шлепком ниже поясницы оператора. Опытнейший специалист, он все чувствовал спиной. Она потела. Во рту ощущался кислый вкус забортной воды. «Градусов 700 Брандта, не иначе! — подумал оператор. — Да, не та вода, не та!»
Лодка медленно стронулась вперед, почти неслышно захлюпали забортные отверстия. Торчком встали вертикальные рули. «Как козел», — подумал проплывающий мимо кашалот. «Сам козел!» — подумал механик в ЦП. В ЦП неслышно вошел компердив. Механик вопросительно поднял правую бровь и строго посмотрел на него. Тот утвердительно кивнул и почесал за левым ухом. «Ого!» — подумал механик и вопросительно поднял левую бровь. Компердив поморщил нос и, почесав за правым ухом, презрительно сплюнул. «Ну и ладно», — рассудил механик. Истинные профессионалы, они понимали друг друга и без слов.
Механик рывком повернулся к «Каштану».
— Производится переключение… Отойти!!! — разнеслось по кораблю. Старшина команды не глядя дернул за что-то у ОВП. «По-мастерски!» — пронеслось в голове у механика. За перемычкой что-то всхлипнуло и оглушительно громыхнуло.
— Окончено переключение… — облегченно вздохнули динамики. Механик откинулся в кресле, старшина команды отпустил ногу комдива три, за которую он только что дернул. Комдив три вздохнул во сне, перевернулся на другой бок и захрапел. Лодка неслышно шла вперед. Впереди мерцали Бермуды.
А в это время в кают-компании шло очередное секретное совещание партактива.
— Товарищи! — озабоченно шептал замполит. — На наше письмо в Пентагон уже две недели нет ответа. Рейган молчит. Политико-моральное состояние у них слабовато. Я предлага…
Что он предлагает, уже нельзя было расслышать из-за раздавшегося по кораблю звука колоколов громкого боя. Чуть намыленный начмед, вылетевший из душа и посчитавший ягодицами все ступеньки трапа в 5-бис отсек, влетел в амбулаторию, схватил самую большую клизму, разжег примус и взволнованно рявкнул в «Каштан»:
— Эскулап к бою готов!
Дверь в каюту «ОО» неслышно скрипнула, высунулась рука с дедовским наганом образца 1898 года и мелькнули озабоченные глаза, подозрительно ощупавшие коридор. Неуловимой тенью он проскользнул освещенный участок, за углом кинулся на палубу и по-пластунски пополз дальше. Из его золотого зуба доносилось попискивание морзянки. Он докладывал обо всем в центр. Только изредка из-под надвинутой на брови буденовки вспыхивали озабоченные глаза. И одна мысль беспокоила оперативника: «Зря оставил в каюте парашют — мог бы пригодиться!» Разметав по отсеку подслушивающие устройства, опер затаился в дуковском мешке, оценивая обстановку.
— По местам стоять, гальюны продувать!!! — команда громко и хлестко ударила по нервам. В этот критический момент десятки людей сжимали тумблеры, клапаны, гашетки, маховики, сцепления, аварийные упоры, штаны и бутерброды. Минуты казались часами. Часы пролетали секундами. Механик повернулся и пристально посмотрел на «Каштан». С пульта ГЭУ тотчас же ответили: «Не боись, Дмитрич! Не подведем!»
На пульте все шло привычно и обыденно. Комдив два и старшина команды электриков уже успели надеть диэлектрические перчатки и постелить под ноги резиновые коврики. Компердив навзрыд рыдал, уткнувшись носом в плечо оператора левого борта.
— Не подкачай, Борисыч, не подкачай, милый!!!
Оператор трижды сплюнул через левое плечо. Слюна мгновенно испарилась на раскаленной лысине компердива.
— К черту! — прошептали губы оператора. Не прекращая что-то нашептывать себе, он привычными профессиональными движениями включился в ИДА-59 и замер в напряжении перед приборами. Тщательно пережевав шестую пачку валидола за последние пятнадцать минут, оператор немного успокоился. Было от чего занервничать. Каждый раз установка словно взбрыкивала при продувании гальюнов. Движение элементарных частиц становилось хаотичным, процесс выходил из-под контроля. Гарантий не было никаких.
Матрос Алимов привычно вскинул колени в руке, они встали на свои места, и матрос пошел по направлению к гальюну третьего отсека. «Продуть так продуть!»
— Тащ! Ща начну! — злорадно прошипел Алимов, постучавшись на ПУ ГЭУ. На пульте лихорадочно включались в СГП. Оператор правого борта метался среди приборов: «Где же СГП?» Прошлый раз он не успел включиться, и хорошо представлял, что это такое. «Жена точно опять месяц стелить будет у унитаза! — обреченно подумал оператор. — Опять воздержание!»
— Дуйте, дуйте, — нашептывал старшина первого отсека вползая в торпедный аппарат. Руки шарили по стенкам аппарата. «Куда же он мог запропаститься? — неслись веером мысли в голове старшины. — И сала-то кусочек совсем маленький, двух пудов не будет! Наверное, тараканы съели…» И тут задуло…
«На корабле введен режим "тишина”!» — рявкнули динамики. Стая касаток испуганно шарахнулась в сторону. Американские акустики с ПемБрокской базы ВМС США в ужасе сорвали наушники. В аппаратуре снова полетели предохранители. «Эта загадочная русская тишина!» — обреченно прошептал унтер-офицер. Запасных предохранителей конечно же не было…
Вот такая история! Получилось у нас страниц сто. Все демонстрировать смысла нет, да и не каждый поймет. Зато видно, где у нас таланты прозябают. На мой взгляд, ну ни чем не хуже нынешней литературы, особенно детективно-любовной. Дрожите писаки, скоро всех офицеров в запас уволят. Куда денетесь?
Размышления о воровстве и христианстве
Перемещение материальных ценностей внутри гарнизона воровством не является!
Зам. командира РПК СН по политчасти капитан 1 ранга А. И. Шалов
У нас воруют все. Но не все это признают. А многие просто не осознают этого. Ну унес ты после корабельного аврала по погрузке продовольствия пару банок с тушенкой домой. Ну и что? Страна не обеднела. И ты себя вором не считаешь. А назовут — оскорбишься не на шутку. И совершенно правильно сделаешь. Ибо суворовский принцип — делай, как я, в этом контексте очень актуален. Потому что больше всего и всегда воруют начальники. Конечно, за эти слова можно элементарно получить иск в суд за необоснованное оскорбление личного достоинства, а то и просто в репу руководящим кулаком, спору нет. Но. Давайте по порядку. И сверху. С больших звезд на эполетах. А потом уж и до нас, грешных, доберемся. А то как-то неправильно получается, мол, рыба гниет с головы, но чистить мы ее будем все равно с хвоста.
Обыкновенный контр-адмирал в «арбатской флотилии» — так, один из множества московских штабных приживал, может на службу и в метро поездить, чай не барин. Может и квартирку пару лет подождать, не один такой. Москва ведь. Понимать надо. А он не местный. Не исконно арбатский, если с лейтенантских погон по московским коридорам не шуршал. А вот адмирал на действующем флоте — царь и бог. Барин, одним словом. Неземное существо. Практически святой. А святые не воруют! Ну разве назовешь воровством, к примеру, посылку служебной машины за супругой-адмиральшей в аэропорт. За семьдесят километров. Туда-обратно. Пожечь казенный бензин. Это не воровство: это призыв к укреплению семьи. Береги и заботься о семейном очаге. Вот так!
Флотский адмирал в море ходит. Часто. Но там он практически всегда голодный. Не кормят его и не поят. Согласно документам. Он чахнет и сохнет на борту подводного крейсера, но самоотверженно продолжает обнимать командирское кресло в центральном посту, периодически падая в голодные обмороки и выпуская на палубу из обессиливших рук потрепанный детектив. А все почему? Ну зачем товарищу адмиралу нести свой продаттестат на пять-десять дней на корабль. Не барское это дело! Да и пайковые на берегу идут и идут. Денежки. Живые. А на корабле сто сорок человек. Плюс адмирал с двумя-тремя «пассажирами». Чему нас учит в этом случае адмиральская святость? Да ведь одной из главных христианских заповедей! Делись! Делись с ближним твоим! И ведь делятся! От каждого по ложке — адмиралу со свитой котелок! Заказной, да и с меню вдобавок. Ведь адмирал еще и барин. Он хотя и питается по нормам довольствия, мало отличающимся от обыкновенного офицера, но кушать очень любит посытнее и получше. Всему экипажу перловочки с китайской тушенкой, а барин картошечку жареную с отбивными уминает. Причем на глазах у всех офицеров в кают-компании. Всем рагу из куриных горлышек, а товарищу адмиралу через весь корабль вестовой тащит в каюту пару цыплят «в табаке». Отобедать. И еще обязательно, чтобы в холодильнике у барина всегда лежало что-то съестное. Побольше. Бутербродики всякие. Вдруг заурчит в святом адмиральском желудке. Вдруг слюна накатит. Раз в холодильник, а там все на месте. И еще. Пришли с моря. Ошвартовались. Адмирал на пирс. А портфельчик его обязательно интендант наверх вынесет. Правильно! Не пустой! Уважай старших! Оказывай им внимание! В виде пары палочек сырокопченой колбаски, балычка, язычка, икорки. Вдруг у адмиральши на берегу финансы истекли. Вдруг золотопогонная семья голодает. А кормилец тут как тут! Какое же тут воровство? Сплошное христианство. Правды ради надо сказать, что не все адмиралы такие, не все. Но по нашим нынешним внезаконным временам большинство.
