«Я явился к мистеру Холлу, он не выразил особенной радости при встрече со мной, — писал Нелидов. — Из его вопросов я понял, что он думает, что я опять поступил на службу к англичанам и приехал конкурировать с ним… Я объяснил ему прямо цель моего прихода, предупредив его, что он абсолютно ничем не рискует, если примет мое предложение. Он мне заявил, предварительно услышав сумму гонорара, что дело хотя и очень интересное, но трудно выполнимое, так как Лондон сразу поймет, кто является автором этих разоблачений… Он сказал, что такие дела невозможно решить с ходу и ему нужно некоторое время, чтобы обдумать его предложение».
Пока Холл раздумывал, у Нелидова кончились деньги, и хозяйка квартиры в отместку за неплатеж донесла на него в политическую полицию. Нелидов был в очередной раз арестован и помещен в латвийскую тюрьму, где провел более полутора лет. Не случись этого, тайна письма Зиновьева, возможно, была бы раскрыта еще в августе 1938 года. Тем не менее показания Нелидова ценны тем, что он, будучи сам докой в деле фальсификации, отнес «письмо Зиновьева» к подделкам и уверенно указал на причастность СИС к его происхождению и на Ригу как место его изготовления и отправки. Дальнейшая судьба Нелидова сложилась трагически. После нападения гитлеровских войск на СССР он выразил готовность работать на советскую разведку против Германии. Был разработан конкретный план вывода его за границу через нейтральную Швецию, возобновления старых связей. Нелидов был освобожден из-под стражи и начал подготовку. Потом — только короткая запись в его деле: «В ходе подготовки покончил жизнь самоубийством».
Ознакомление с материалами ИНО ОГПУ позволяет утверждать, что в 20-е годы в Европе действовала разветвленная разведывательная сеть белоэмигрантской разведки, тесно связанная с СИС как на полуофициальной основе, так и в результате агентурного проникновения англичан в ее ряды путем вербовки ее членов.
Часть белоэмигрантов во главе с начальником агентурной сети белой разведки В.Г. Орловым активно занималась изготовлением фальшивых советских и коминтерновских документов, иногда высокого качества, и сбывала их среди прочих английской разведке. «Письмо Зиновьева» было одной из таких фальшивок. Поскольку никто из белоэмигрантов-фальсифакаторов не отрицает того, что «письмо Зиновьева» было изготовлено в их среде. Но кем именно?
Три независимых источника — агент ИНО ОГПУ, агент РУ РККА и А.Ф. Гуманский — называют И.Д. Покровского как автора «письма Зиновьева». Те же источники указывают на сотрудничество Покровского с английской разведкой в осуществлении этой провокации.
О причастности английской разведки к этой истории на этапе изготовления и отправки «письма Зиновьева» в Лондон можно вынести окончательное суждение, только ознакомившись с ее архивными материалами по этому делу. Инициатива же СИС в предании письма гласности британскими историками не оспаривается.
Глава 5
«German connection»
Разрыв консервативным правительством Великобритании в мае 1927 года дипломатических отношений с Советским Союзом привел к ликвидации лондонской резидентуры ИНО ОГПУ, действовавшей под прикрытием советского представительства. Британские власти могли бы больше не опасаться подрывной коммунистической пропаганды, исходившей, по их мысли, из полпредства. Однако, прекратив отношения с СССР де-юре, британское правительство сохранило их дефакто. Руководствуясь, как всегда, национальными интересами, оно не препятствовало торговле с Советским Союзом, правда, уже не регулируемой денонсированным торговым соглашением 1921 года.
Оставшиеся в Англии сотрудники советских внешнеторговых организаций подвергались «чистке» британской контрразведкой, и наиболее подозрительные из них по представлению Особого отдела Скотленд-Ярда высылались из страны. В определении кандидатов на высылку местным властям немало помогали белоэмигранты, группировавшиеся вокруг бывшего царского посла в Англии Саблина. Они вели наблюдение за советскими представителями в Лондоне и зачастую имели свое, окрашенное политическими интересами, представление о том, кто есть кто в советской колонии. Любопытным в этом отношении является письмо Саблина своему парижскому коллеге Гирсу, датированное 2 июля 1927 года и вскоре после отправки попавшее в руки советской разведки. Сообщая Гирсу о высылке из Англии «коммунистических агентов», Саблин недоумевает по поводу того, что Скотленд-Ярд проявляет в этом деле слепоту и оставляет некоторых из них в неприкосновенности. «Большинство этих агентов — женщины, — пишет царский дипломат. — Роль женщин в этом вопросе — также весьма показательное явление. Даже покойный Красин и бывший здесь Раковский были под особым оком советской политической полиции, которая в свое время была представлена здесь двумя исключительно привлекательными и молодыми особами — армянкой Бабаянц и еврейкой Гольдфарб. Обе они отличались исключительной энергией, и буквально все служащие советских учреждений в той или иной мере зависели в своей службе от степени благорасположения этих дам и делали все возможное, чтобы от них освободиться… Но несколько товарок упомянутых дам продолжают «наблюдать» в Лондоне, к вящему неудовольствию советских служащих».
Праведное возмущение Саблина и действия английской контрразведки постфактум уже вряд ли интересовали советскую разведку. Разрыв дипломатических отношений сделал свое дело, лишив ИНО оперативной базы в Лондоне, но это же обстоятельство вынудило Трилиссера и его соратников искать иные пути проникновения в кабинеты Уайтхолла. Не замыкаясь только на Англии, при всей ее важности, а ставя вопрос шире: как организовать разведку так, чтобы ее деятельность не зависела от состояния или отсутствия межгосударственных отношений, — руководители ИНО пришли к определенным решениям. Эти решения, утвержденные Политбюро ВКП(б) 30 января 1930 года, положили начало периоду в истории советской разведки, который по достигнутым результатам и искусности оперативной работы можно было бы назвать «золотым десятилетием» или временем «великих нелегалов».
…16 сентября 1927 года австрийский гражданин Макс Вайнер взошел на борт немецкого парохода «Пройсен», стоявшего у причала ленинградского порта. Его никто не проводил до трапа, а на борту он ни с кем без нужды не разговаривал и совсем не заводил знакомств. Ему это было совершенно противопоказано, потому что через пару дней, в Гамбурге, Макс Вайнер должен был исчезнуть и вместо него с паспортом, извлеченным из тайника, появиться датчанин Давид Фукс. Все эти превращения без учащения пульса были должным образом совершены человеком, чье настоящее имя было Бертольд Карлович Ильк.
Ильк, пользовавшийся в оперативной работе псевдонимами БЕЕР и ХИРТ, был одним из первых нелегалов, принадлежавших к поколению «великих» и обладавших, помимо всего прочего, весьма сходными биографиями.
Подобно тому как советская нелегальная разведка выросла из Подпольной деятельности партии большевиков, ее кадры также черпались из среды партийцев-подпольщиков. Живая связь нелегальной разведки с опытом партийной работы очевидна из постановления ЦК РКП(б) «О создании при Оргбюро ЦК отдела нелегальной работы», принятого 11 июля 1919 года, то есть за полтора года до создания ИНО ВЧК. Его задача состояла в Том, чтобы «оставлять» в занимаемых неприятелем местностях «нелегальных политработников» с целью сбора информации о положении в лагере противника, его планах и действиях. С окончанием Гражданской войны и переносом борьбы на международную арену «нелегальных политработников» сменили разведчики-нелегалы, которых уже не «оставляли», а целенаправленно выводили в интересовавшие разведку капиталистические страны. Вполне естественно, что Германия с ее довольно либеральным послевоенным режимом, центральным положением в Европе и широкими международными связями превратилась в главную оперативную базу советской разведки в конце 20-х — начале 30-х годов. В это время с территории Германии действовали сразу несколько нелегальных резидентур и самостоятельных групп: БЕЕРА (Б.К. Ильк), МОНДА (И.Н. Каминский), ДЖЕКА (Ф.Я. Карин) и КИНА (Б.Я. Базаров). Этому способствовало также и то обстоятельство, что в распоряжении разведки имелось достаточно много коммунистов — выходцев из стран Австро-Венгерской империи с прочными немецкими корнями и знанием обстановки в Германии и сопредельных с ней странах Восточной Европы и Прибалтики, носивших в советской дипломатической терминологии того времени название «лимитрофов».
О значении Германии в глазах руководства ИНО ОГПУ свидетельствует подготовленный начальником 3-го отдела Штейнбрюком документ-распоряжение от 5 марта 1931 года под заголовком «Ближайшие задачи нашей разведки на Западе». Дата этого документа указывает на то, что в нем одновременно учитываются итоги уже проделанной работы и ставятся новые задачи: