Размышления фон Крюгера прервал осторожный стук в дверь.
— Прошу! — крикнул он.
В кабинет проскользнул начальник тайной полиции Жуковский. В руках — большая кожаная папка.
— Я принес отчеты о нашей работе. Обезврежены четыре подрывных группы.
Фон Крюгер неприязненно посмотрел на своего помощника. Он ненавидел этого скользкого, как угорь, человечка. Больше того, немного побаивался его. Пугало быстрое продвижение Жуковского по службе. Фон Крюгеру понадобились многие годы, чтобы дотянуться до чина капитана, хотя он считал, что ему давно пора носить брюки с лампасами. А кретин Жуковский, прослужив фюреру каких-то три месяца, уже представлен в обер-лейтенанты.
— Опять липа? — глаза Крюгера сверкали зло.
— Данные совершенно точные, — пытался убедить Жуковский. — Я разработал план уничтожения подполья. — Из папки выскользнуло несколько листов бумаги. Нужно создать фальшивый партизанский отряд и такие же подпольные группы. Люди для этого подготовлены.
— Сказочками тешитесь? — фон Крюгер тяжело дышал. — Где гарантия? А если завтра ваше фальшивое подполье подложит под нас нефальшивые мины?
Жуковский съежился.
— Я понимаю. Никто не может поручиться за подчиненных. Но иного пути проникновения в подполье нет. Население скрывает преступников.
— Есть другой путь! — закричал Крюгер, наступая на Жуковского. — Выслеживать, высматривать, вынюхивать. А не хлопать ушами. Где, я спрашиваю, эта девчонка Сафронова? Она разгуливает в нашем городе, как в своем доме.
— Она будет поймана, — уверяю вас, — Жуковский прижал руки к груди и подступил ближе к своему шефу. — Там, где ловится мелкая рыбешка, попадет в сети и щучка.
— Идите! — Крюгер отвернулся.
Как только Жуковский ушел, фон Крюгер позвонил в СД. Трубку поднял Хайнц Бунте.
— Эти подпольщики размножаются, как кролики, — стал жаловаться ему Крюгер. — А мой помощник… этот самый недоносок Жуковский, кажется, им сочувствует… Что? Придете? Я вас жду.
Разговор между Бунте и Крюгером затянулся далеко за полночь. На следующий день в кабинетах СД, Корюка и в абвергруппах начали произносить слово «икс», операция «икс». Что скрывалось за этим словом, знали немногие.
Специально обученные ягдт-команды получили секретное задание прочесать все улицы города и окружающие Брянск села.
Гитлеровцы пустили в ход самые коварные и гнусные приемы.
…В кабинет Крюгера ввели высокую женщину с ребенком на руках.
— Пойдешь к Дуке, — стал объяснять ей капитан, — и бросишь в самогон, который он пьет, вот этот порошок. И не вздумай увильнуть. В залог оставляем твоего отпрыска. Не выполнишь задание — значит убьешь своего же ребенка.
Гитлеровцы готовились заслать в партизанские отряды несколько десятков людей. Крюгер в срочном порядке создал подпольную группу и поручил ей во что бы то ни стало войти в связь с партизанами. В Корюке и при абвергруппе появилась школа гестапо. Двести предателей учились здесь провокациям.
Фон Крюгер заметно повеселел. Он широко и хитроумно забросил сети и твердо намеревался поймать ими партизан, подполье и, конечно же, майорский чин с рыцарским крестом.
Валю опять вызвали к командиру.
— Приходила дочка Золотова — Клава. Немцы в Белых Берегах подозрительную возню затеяли. Надо побывать там.
— Можно с Ольгой? — попросила Валя.
— Я вижу, ты ее из медслужбы собираешься переманить в разведку, — покачал головой Дука, но согласился.
Комиссар Ларичев предупредил Валю:
— По всем дорогам рыщут каратели. Смотри, не нарвись.
— Те места мне хорошо знакомы, — успокоила она комиссара. — В Белых Берегах я работала пионервожатой. И брат мой там живет.
Рано утром девушки уже были в дороге. Километров двадцать проехали в санях, потом пошли лесной тропинкой, ведущей на другую, ближнюю к Белым Берегам, дорогу. Тут они наткнулись на множество трупов. Увидев девочку лет семи с выклеванными глазами, Ольга пришла в ужас.
— Возьми себя в руки, Оля!
Вошли в Красные Дворики. Показались немцы. Это возвращалась со своей, кровавой работы ягдт-команда графа фон Винтера. В непокорных селах каратели бросали в ямы младенцев, уродовали прикладами женщин, волокли за бороды стариков в бани и живыми сжигали их. Все это рассказала старая женщина. Валя и Ольга встретили ее в чащобе, куда сами попали, спасаясь от карателей.
…Показались трубы электростанции, возвышавшиеся над корабельными соснами. Лес расступился, и дорога влилась в улицу поселка.
Боевая подруга Вали Сафроновой разведчица Ольга Соболь.
Валя постучала в окно бревенчатой избы. Встревоженный женский голос спросил:
— Кто там?
— Это я, Маруся, открой!
Щелкнула задвижка, девушки вошли в жарко натопленную комнату.
Без долгих расспросов хозяйка собрала на стол. Гости жадно ели горячие щи и слушали неторопливый рассказ о новостях в поселке.
— Витька Суров, который с тобой, Валюша, учился, немцам продался. Главный палач в поселке. А брат его — офицер, танкист, в нашей, Советской Армии служит. Витька рвет и мечет: «Попадется, и его задушу собственными руками». Директор школы Сладкопевцев тоже с фашистами спелся, бургомистром стал. Алекса — полицейский. Под немецким мундиром красноармейскую форму носит. И нашим и вашим хочет служить. В двух шкурах ходит.
— А войск много здесь?
— Полным-полно. Дворец культуры — теперь дом отдыха для карателей. Там их человек пятьсот. Пьют шнапс, музыку слушают после кровавых расправ.
Валя подалась вперед:
— Я должна своими глазами все увидеть.
— Ты с ума сошла, — Ольга вцепилась ей в руку. — Ведь тебя каждый встречный узнает.
— Ничего! — Валя накинула пальто. — Если не вернусь к пяти, уходи в лес.
— Я тебя одну не пущу, — поднялась Мария Николаевна. — Пойдем вместе.
Валя приглядывалась к улице, где прошли ее самые счастливые годы, где впервые услышала горячие слова признания в любви… Вон там, за лесом, глубокое, чистое озеро. Там она установила рекорд по гребле… Школа. Здесь она повязывала ребятам красные галстуки…
— Зайдем к Сладкопевцеву, — неожиданно попросила Валя Марию Николаевну.
— К этому гаду ползучему? — заупрямилась та. — Зачем?
— Нужно!
Зашли во флигель, примыкавший к школе. Сладкопевцев, бледный, обросший жесткой щетиной, лежал на высокой кровати и громко охал. В дверях стояли местная учительница и незнакомая девушка в давно нестиранном халате, наброшенном на шинель.
— Что с вами, Вадим Кириллович? — Валя всплеснула руками.
— Местные коммунисты из-за угла стукнули, — простонал Сладкопевцев. — А она, — его глаза зажглись злобой, — она, — брызгая слюной, указал он на незнакомую девушку, — пленная врачиха, не хочет меня перевязать.
— Предателей не обслуживаю, — отрезала девушка.
— Пристрелю! — закричал Сладкопевцев, приподнимаясь с постели.
Валя бросилась к нему и легонько толкнула обратно на подушки:
— Успокойтесь, пожалуйста.
Потом подошла к девушке и шепнула:
— Нельзя же так глупо рисковать. — И подмигнув, закричала: — А ну, перевязывай!
— Видал, какая птица? Встану и первым делом вздерну ее на виселице. — Вдруг Сладкопевцев подозрительно уставился на Валю. — А ты-то откуда?
— Из Брянска. Работаю у гауптмана.
— Хорошо у него?
— Еще бы! Смотрите, какие чулочки подарил. — Валя приподняла юбку.
— А ты еще красивее стала. Ей-богу!
— Наверно, — засмеялась Валя. — Иначе капитан меня бы не держал.
Девушка, уловив что-то в Вале, подошла к Сладкопевцеву, перевязала рану и собралась было уходить.
— Постой! Пойдешь со мной, — приказала Валя. — Я тебя научу, как нос задирать. Что волком смотришь?
Сладкопевцев вздохнул:
— Все они, гады, такие. И все потому, что партизаны рядом.
— Неужели уж не справитесь? Я бы засад всюду, постов наставила, — разгорячилась Валя.
— Постов до черта. У светофора. У дворца. За плотиной. У Красных Двориков казарма. Только гады изнутри проникают. Из подполья. Вот пойми, что у ней на уме, — указал он на девушку-врачиху. — Обнаглели все. В карман мне листок бумаги сунули, угрожают. По заборам гадости про меня расклеивают. Но я доберусь! Доберусь!
Сладкопевцев в бессильной злобе потрясал кулаками. Дряблое лицо покрылось багровыми пятнами.
— Успокойтесь, Вадим Кириллович, — прощаясь, сказала Валя. — Рада была вас видеть. Встретишь знакомого — на душе легче.
— Это верно, — согласился Сладкопевцев.
Валя приказала девушке следовать за ними. Та покорно пошла. На окраине поселка возвышалось здание Дворца культуры. Оттуда доносилась дикая музыка. Подступавший к дворцу лесок был вырублен. На стадионе выросли две башни, смотревшие в сторону леса дулами крупнокалиберных пулеметов. Всюду расхаживали часовые.
