— А где же у них зенитки? — спросила Валя Марию Николаевну.
— Не держат чего-то. Видать, думают, что лес небо закрывает, — ответила Мария Николаевна.
Вошли в дом.
— Как зовут? — спросила Валя врачиху.
— Лидой звали. Теперь — номер две тысячи седьмой.
— Бросай свой номер да переодевайся, — решительно сказала Валя. — Пойдешь с нами.
Мария Николаевна позвала Лиду в комнату, дала ей платье и фуфайку.
Брат Вали — Анатолий — все еще задерживался на работе, а уже темнело. Ждать больше нельзя.
К вечеру гитлеровцы усилили охрану. Оставаться в доме брата опасно, вдруг ночью обыск, хозяйке, да и всем жителям улицы не сдобровать. Надо уходить. Но как? Везде часовые. Вернулся домой Вовка, племянник, большеглазый парнишка лет двенадцати.
…Из дома вышли вчетвером. Мария Николаевна видела, как Вовка окликнул соседнего пса Чернушку, бросил ему кусок хлеба и, пробежав несколько шагов, упал в снег. Чернушка навалился на мальчика, и они стали барахтаться. По дороге катился живой клубок. За ним шли Валя, Лида и Ольга. Грызли семечки, смеялись на всю улицу. Немцы, глядя на забаву мальчишки, тоже хохотали.
Тем временем трое девушек скрылись в лесу.
Дука пристально разглядывал двух незнакомых мужчин, только что задержанных часовым возле партизанского лагеря. Оба среднего роста, один шатен с одутловатым лицом и с сединой в волосах, другой — молодой, веснушчатый.
— Значит, чекисты из Бреста, пробираетесь в столицу, — выслушав незнакомцев, — повторил Дука и подтянул повыше фитилек коптилки. — Отчего ж так долго пробираетесь?
— Приходилось кружить, — ответил седовласый. — К тому же часто задерживали партизаны, устраивали проверки.
— В белорусском отряде чуть было не кокнули, — с горечью подтвердил веснушчатый.
Дука угостил незнакомцев цигарками. Они с жадностью затянулись. Седовласый провел рукой по глазам: видать, закружилась голова.
— За две недели первый раз курю.
— А когда последний раз ели?
— Трое суток прошло.
Дука кивнул адъютанту, тот ушел и вскоре принес кусок вареной конины и хлеб.
Поев, чекисты попросили командира подыскать им обувь. Седовласый выставил изодранные в клочья сапоги.
— Как решето, — мрачно пошутил он.
□ □ □ «…Штаб партизанского движения
Нами задержаны двое неизвестных, назвавшихся чекистами из Бреста. Один из них капитан госбезопасности Изотов Павел Сергеевич, другой лейтенант Кругликов Георгий Саввич. Имеют соответствующие документы. Прошу проверить, действительно ли эти люди числятся в органах г. Бреста.
Командир БГПО Дука». □ □ □ «Брянский городской партизанский отряд.
Названные вами лица числятся в списке сотрудников НКВД Брестской области.
Штаб партизанского движения». □ □ □
Прошли почти сутки. С «брестских ходоков» партизаны глаз не спускали. Они же в свою очередь вели себя спокойно. Много спали и это было естественно — люди устали. Но Дука решил еще раз проверить «брестских ходоков», позвал их к себе утром.
Вытащив из кармана листок бумаги, он подал его седовласому.
— Читай!
Тот прочел и возмутился:
— Какая-то чушь… — И протянул бумагу веснушчатому.
Партизанская землянка.
— Не надо нас брать на пушку, товарищ Дука, — с достоинством ответил веснушчатый.
Дука зашел в тупик.
В землянку без спроса вошли Валя и вернувшиеся с нею из Белых Берегов подруги.
— Товарищ командир, задание выполнено, — отрапортовала разведчица. — И даже с превышением… — Но договорить ей не дали.
— Да ведь это Гофман, гестаповец!.. — закричала Лида, указывая на седовласого.
Матерый фашистский разведчик Эрих Гофман беспомощно опустился на табурет. Веснушчатый отвернулся в угол.
Не достигла крюгеровская служба успеха и через «беженку» Татьяну Смолякову. Она сразу же рассказала, что гитлеровцы послали ее отравить Дуку, и отдала порошки с ядом.
…В ночь отправляли через линию фронта группу наших солдат, бежавших из плена. Лида ушла с ними.
Был морозный солнечный день. Редкие снежинки медленно падали на обледенелый тротуар. Олег увидел Комова. Он шел с сигаретой в зубах навстречу. Позади, метрах в сорока, размеренно шагали три немца. Олег сделал вид, что не узнал Комова. Тот прошел мимо, не сказав ни слова.
Олег поравнялся с немцами. Один из них вскинул автомат и скомандовал:
— Руки вверх!
Гестаповцы принялись шарить в карманах Олега. Старший, с нашивками унтер-офицера, выхватил из рук книги и по складам прочел:
— Пе-тер-бург-ские тру-що-бы. Воз-му-ти-тель спо-кой-ствия. — Унтер-офицер пожал плечами, будто наткнулся на что-то загадочное.
Гестаповцы повели Олега на Республиканскую. Он шагал с видом обиженного, ни за что задержанного человека, хотя отлично понимал, что для конвоиров его игра не имеет ни малейшего значения.
Едва вступив на Республиканскую, гестаповцы сдали Олега солдатам, разбиравшим на топливо старый домишко. А сами куда-то ушли. Сидя на трухлявом бревне, Олег с тоской глядел на улицу, на которой родился, вырос, играл с мальчишками и мечтал стать инженером-радиотехником…
Гестаповцы принесли какой-то сверток. «Неужели сделали обыск дома? Не листовки ли? — подумал Олег. — А может, радиоприемник?»
Унтер-офицер велел Олегу лечь на снег. Сам же, скрывшись за оградой, долго следил за улицей.
«Кого-то поджидают», — догадался Олег.
Прошло около часа. Ушли солдаты, разбиравшие дом.
— Кальт! — крикнул Олег и с ненавистью посмотрел на гестаповцев.
Удар приклада заставил замолчать. Но вскоре гестаповцы подняли Олега и повели к центру города. Он очутился в здании фельдшерско-акушерской школы, что была на Советской улице. В ней гитлеровцы разместили штаб службы безопасности СД. За маленьким столиком, скрестив руки, сидел толстощекий писарь, по комнате расхаживал торжествующий Хайнц Бунте. Показывая крепкие белые зубы, он гремел:
— Ну что, теперь все проиграно?
— Что проиграно? — удивленно спросил Олег.
Взгляд Бунте сразу стал сумрачным, тяжелым. Размахнувшись, офицер со всей силы ударил Олега.
— От тебя комсомольцы должны были получить взрывчатку, — напирал Бунте. — Мы поймали двоих, они во всем сознались. — Гестаповец вдруг повысил голос до крика: — Лодку покупали?
Это был пароль подпольной группы! Тяжело дыша, Олег заговорил:
— Господина офицера ввели в заблуждение. Я, Олег Семенов, вернулся в город спустя месяц после того, как сюда вступили германские войска, и, следовательно, не мог быть завербован Красной Армией. В партизанский отряд меня никогда бы не приняли: я сын купца, социально чуждый элемент, к тому же беспартийный. Смешно говорить, что мне вдруг доверили руководить комсомольцами! Очевидно, арестованные хотят уменьшить свою вину.
— Ты подпольщик? Да или нет? — нетерпеливо перебил Бунте.
— Нет.
Бунте смерил Олега взглядом:
— Напрашиваешься на пытки?
Офицер снова ударил Олега. У того потемнело в глазах, но вместе с темнотой пришла и ясная мысль: отпираться, отпираться и отпираться, пока хватит сил. Признание — это еще более мучительная смерть.
Уловив его мысли, Бунте вытащил парабеллум, взвесил его на ладони:
— Я не намерен долго возиться с тобой.
Рука офицера медленно поднимала парабеллум. Черный глазок его уставился на Олега.
— Я считаю до трех…
— Мне не в чем сознаваться! — выкрикнул Олег.
Выстрел, и пуля ушла в стену. Бунте прицелился еще раз, но в это время в дверь просунулся молоденький лейтенант. Он поставил на стол жестяную банку.
— Взрывчатка. Нашли в его доме, — лейтенант указал пальцем на Олега.
Бунте хмыкнул:
— Теперь, надеюсь, ты развяжешь язык?
— Охотно! — ответил Олег. — Это сульфит. Фотографу без него не обойтись. Я же — фотограф-любитель.
Бунте открыл банку, осторожно потрогал желтоватую пыль, потер ее на пальцах, понюхал. Потом неприязненно взглянул на лейтенанта:
— Уберите эту пакость.
С минуту в комнате висела тишина. Тяжелая, настороженная. Олег слышал, как громко бьется его сердце…
Поиграв парабеллумом, Бунте пробурчал:
— Я еще пять минут помедлю с расстрелом. Объясни, почему в твоем доме прописан опаснейший человек — Валентина Сафронова?
— Это спросите в городской управе. Там прописывают кого угодно, не требуя документов. Очевидно, Сафронова прописалась по моему адресу сама. Я об этом ничего не знал и я ее не знаю.
— Врешь! Сафронова — бандитка, она воюет против германских властей. Она прописана у тебя, значит бывала в твоем доме!
— Тот, кто ведет деятельность, неугодную германским властям, не станет бывать на квартире, в которой прописан, — заметил Олег.
