— Разве вы были в Турции? — удивилась Валя.
— Приходилось.
Постепенно разговор затихал. А потом и вовсе угас. Не хватало сил его продолжать.
Шли по местам недавно бушевавшей войны. Чернели обуглившиеся деревья, попадались скрюченные трупы людей. Полузасыпанные снегом, маячили покореженные танки.
Морин заметил свежие следы саней и предостерегающе поднял руку. Решили остановиться: сумрак зимнего утра рассеивался, а днем идти опасно. Наломали веток, устлали ими снег и, чтобы было теплее, залегли вплотную друг к другу.
Сто километров растянулись на все триста. Обходили деревни, поляны, подозрительные просеки, безлесные места.
На четвертые сутки кончились запасы продуктов, совсем мало осталось сил. Валя с трудом передвигала ноги. Леонид Васильевич с беспокойством смотрел на товарищей. Даже крепыш Морин начал сдавать.
И еще две ночи шли, удивляясь, откуда берутся силы.
Поднялась пурга. Давила тьма. Шли, как слепые, вытянув перед собой руки с палками. Рядом сверкнула вспышка и раскатисто прогремел артиллерийский залп. На миг мелькнули и скрылись в темноте орудия и суетившиеся возле них немцы. Разведчики упали, зарылись в снег, выставив автоматы. Валя нащупала в кармане маленький браунинг.
Жуткий хор пушек не умолкал. Огненные метеоры проносились над самой головой.
Совсем близко слышались голоса — тянулся длинный обоз саней. Должно быть, везли боеприпасы.
В ту ночь разведчики пересекли девятнадцать оврагов, Валя их считала по привычке. А может, это был один, в котором блуждали разведчики?
Наконец рассвело. Хотелось сесть, а еще лучше лечь. Из последних сил потащились в лес. Издали он казался большим, дремучим, а когда подошли ближе, увидели редкий бор. Нарубить сосновых лап никто не смог. Устали. Легли за высоким сугробом.
В полдень опять началась артиллерийская перестрелка. Ответные снаряды со свистом проносились и ложились где-то рядом.
— Значит, наши близко! — определил Леонид Васильевич.
Морин пошел в разведку. Вернулся быстро.
— Там кабель. Телефонный.
— Чей? — спросил Леонид Васильевич.
Морин пожал плечами. И тут же предложил:
— Давайте перережем кабель и устроим засаду. Из штаба обязательно пошлют связиста. Он-то и прояснит дело.
Леонид Васильевич согласился. Морин вытащил финку, но Валя перехватила его руку:
— Обожди, Ваня, кто-то едет.
На дороге показался всадник. В который раз партизаны зарылись в снег! Кто он, этот всадник? Свой или немец? Цокот копыт слышался все отчетливее. И вот уже видны телогрейка, шапка-ушанка со звездой.
Выкарабкались из снега. Бросились навстречу солдату.
— Партизаны будете? — деловито осведомился тот.
А они молчали.
— Вы что, немые? — удивился солдат.
Первым пришел в себя Морин.
— Проводи нас, дружище, в штаб.
— Не могу, — ответил солдат, — везу донесение на передовую. Если хотите — ждите. Через час буду здесь.
— Подождем, подождем!.. — улыбнулся Леонид Васильевич.
Красноармеец действительно вернулся через час. С его помощью разведчики добрались до райцентра Ульяново. Ночевали в парткабинете райкома партии.
Утром Валя пошла в разведотдел. Встретили ее там сухо. Сведения о Белых Берегах восторга не вызвали, при случае, сказали, ударим.
Это возмутило Валю. «Оказывается, на фронте есть бюрократы», — чуть было не выкрикнула она. Но сдержалась. Попросила отправить ее к летчикам, чтобы рассказать им как можно подробнее о важнейших объектах Брянска, их расположении.
— Это исключено, — отмахивался майор разведотдела. — Неизвестно, кто полетит. Сегодня человек жив, а завтра его нет.
Тогда Валя решила пробиться к самому Попову — генералу, командующему 61‑й армией.
В приемную ворвался молоденький лейтенант и срывающимся от радости голосом крикнул:
— Пленные. Свеженькие! Только что взяли!
Штабисты, а вместе с ними и Валя выбежали на улицу. К походной кухне жались немцы.
Вышел и генерал Попов. Валя со всех ног кинулась к командующему, но его адъютант преградил путь.
— Я с донесением, — громко объясняла Валя.
Попов обернулся.
— Ко мне, девушка?
Валя растерялась. Слова застряли в горле.
Генерал спросил, откуда она.
— Из Брянска. Я разведчица городского партизанского отряда имени Кравцова…
— Садись, поедем, по дороге расскажешь, — совсем просто, как давний знакомый, сказал Попов и открыл дверцу машины.
Взметая снежную пыль, машина мчалась к передовой. Валя, осмелев, рассказывала обо всем, что ее беспокоило. Попов не перебивал, только изредка оборачивался и пристально всматривался в ее лицо.
Вернувшись после осмотра позиций в штаб, генерал продиктовал адъютанту записку и приказал:
— Доставь товарища Сафронову к Красовскому.
С непривычным комфортом въехала Валя в расположение Второй воздушной армии. Встретилась с командирами бомбардировочных эскадрилий. Как прилежные ученики, слушали они ее рассказ. Делали отметки на своих картах, переспрашивали, уточняли. Среди летчиков нашлись и земляки, они расспрашивали о городе, знакомых. Встреча затянулась часа на четыре. Летчики угощали Валю шоколадом. Один из них, капитан, попросил ее домашний адрес.
— Если получите Героя, приезжайте в Брянск, найдете без адреса, — шутила Валя.
Возвращаясь в свой лагерь, группа разведчиков добралась до передовой. Нашли командира батальона, которому была поручена их переправа через линию фронта.
— Я третий день головы не поднимаю, — комбат смачно выругался. — Не пройдете.
Но приказ есть приказ. Его пришлось выполнять. Сунулись на один участок фронта, на другой, третий… Везде бешено строчили пулеметы, перекатывался гул мощных взрывов.
В поисках лазейки в этом огненном поясе наткнулись на отступавший полк, командира которого только что убило. Валя растерянно смотрела по сторонам. Друзей рядом уже не было. Она бросилась к оврагу, в который забились сотни людей. Рядом раздался короткий взрыв. Серый дым окутал ее, перед глазами поплыл туман. Она упала и медленно покатилась вниз по склону оврага.
□ □ □
Морин метался по развороченному взрывами полю, не обращая внимания на шквал огня.
— Валя! — кричал он, но голос тонул в орудийном гуле.
Десятки предположений, одно страшнее другого, мелькали в голове.
— Валя! Валя!..
Морин не помнил, сколько времени бегал по оврагу, заваленному ранеными. Вокруг стонали, ругались, вскрикивали. Морин совсем потерял надежду найти Валю. И вдруг увидел ее прямо у своих ног.
Она лежала на куче окровавленного снега. Морин припал к ней. Жива! Медленно, с трудом, но дышала. Кожу на затылке и на шее начисто срезало осколком. Позвал санитаров.
Бой понемногу утихал. Морин осторожно положил Валю в сани.
— Скорей, в госпиталь…
На столе затрещал телефон. Фон Крюгер раздраженно поднял трубку. Он ненавидел этот черный блестящий ящичек, который в последнее время сообщал лишь неприятности. Звонил старший следователь абвера Артур Доллерт.
— Алло, друг, могу тебя обрадовать. Наконец-то Корюк получает солидного шефа.
— Кого?
— Генерал-лейтенанта Бернгардта.
…Из черного бронированного лимузина выскочила маленькая петушиная фигурка, завернутая в генеральскую шинель. Это и был новый шеф.
«Шута в Корюке недоставало», — подумал Крюгер, но вытянулся во фронт. Бернгардт с любопытством посмотрел на штабных офицеров и вдруг громовым басом рявкнул:
— Хайль Гитлер!
Фон Крюгер поспешно выбросил руку вперед:
— Хайль!
Несколько дней Бернгардт сидел в кабинете, приглашал к себе офицеров, слушал их доклады. Потом в большом актовом зале школы собрал начальников отделов генерального штаба тыловой области. Те в ожидании совещания развлекались пошленькими анекдотами. Настроение у всех было наигранно-приподнятое. Вдруг со стороны Брянска-первого донеслись сильные взрывы. Вбежавший в зал Бернгардт распахнул окно:
— И это, господа, происходит в тыловой области? Вчера нашим главным врагом был лес, сегодня в упор стреляют дома! Доблестные солдаты фюрера гибнут от предательских ударов в спину, а господа офицеры изволят забавляться анекдотами.
Генерал задыхался от гнева.
— Тыловая область! — повторил он. — А рядом, в Дятькове, вся власть у Советов, над городской площадью — красный флаг, в деревнях — колхозы.
Офицеры озадаченно переглядывались, словно обо всем этом они узнали только сейчас.
— Вам нечего сказать! — в голосе генерала послышались визгливые ноты. — Тогда буду говорить я. Вы церемонитесь с партизанами и коммунистами, а их всех надо расстреливать и вешать, вешать и расстреливать! То же самое надо делать и с теми, кто им сочувствует и потворствует. — Бернгардт сделал многозначительную паузу. — Это относится и к тем из вас, господа, кто потворствует своей бездеятельностью. Я, не колеблясь, отправлю к предкам каждого, кто не приносит пользы великой Германии.