Менялись не только времена года, менялась и обстановка в Париже, да и но всей стране. Объяснялось это как растущим сотрудничеством спецслужб НАТО в борьбе против СССР, других социалистических стран и их спецслужб, так и активизацией террористической деятельности сил Фронта национального освобождения Алжира, как в самом Алжире, так и на территории Франции. Его диверсионные и террористические акции прокатились по всей стране. На улицах
Парижа появились усиленные полицейские патрули, вооруженные автоматами. А для их укрытия в ночное время, и на случай нападения алжирских боевиков, были установлены высокие, почти в рост человека, пуленепробиваемые бетонные щиты. Обыденным явлением для парижан стали проверки документов и полицейские облавы на алжирцев.
В городе создавалась обстановка тревоги, нервозности, неуверенности и подозрительности. Контрразведка усилила наружное наблюдение за иностранными представительствами. Все это серьезно осложняло нам работу с агентурой и со связями. Были случаи, когда наши оперативные мероприятия срывались из-за полицейских облав.
Однокурсник Володя С.
Однокурсника Володю С. я встретил во дворе посольства в Париже в марте 1955 года. Встреча была дружеской, как всегда, когда встречаешься с однокашником за границей, даже если в институте ты и не был с ним особенно близок. В Париже он жил уже около года, работал в ЮНЕСКО — международной организации ООН по вопросам культуры. Мои коллеги знали его как доброго и порядочного парня, в представительстве СССР при ЮНЕСКО он был на хорошем счету. Никаких «грехов», кроме того, что иногда любил пропустить за кофе рюмку-другую, за ним не водилось. Да и это, сказал мне один товарищ, грех не велик. По-настоящему пьяным его никто не видел.
Потом Володя уехал в отпуск, вслед за этим — в командировку. Я был занят своими делами, и вновь мы встретились лишь на приёме в посольстве 7 ноября. Он плохо выглядел, осунулся. Поговорили о работе, о жёнах, о детях. По его словам, у него всё было нормально, но произнёс он это, как мне показалось, с тоской и болью душевной. Прощаясь, сказал: «Нам надо держаться вместе! Надо держаться друг друга!» И, не дождавшись конца приёма, ушёл. Вскоре вместе с двумя французами, сотрудниками ЮНЕСКО, Володя поехал на какой-то семинар в Брюссель.
В первый день пребывания в столице Бельгии французы пригласили его в ресторан, который ему сразу не понравился тем, что находился в районе, где кучно собирались «ночные бабочки», о чем он и сказал своим спутникам. Те ответили, что долго задерживаться тут не собираются, быстро поужинают и пойдут в отель.
Во время ужина к ним подходили девицы легкого поведения, французы были готовы пригласить их за стол, Володя категорически возразил, они не настаивали. Каково же было удивление Володи, когда утром, проснувшись в своём номере с тяжёлой головной болью, он увидел, что рядом с ним лежат две голые девицы, те самые, которые предлагали свои услуги вечером в ресторане. От такой неожиданности головная боль прошла, но он не мог вспомнить, чем закончилось его пребывание в ресторане и как он добрался до отеля.
В номере был полный беспорядок. Его одежда валялась на полу вперемешку с женским бельем и косметикой. Схватив пиджак, он не нашел в кармане документов, чековой книжки, билета на обратный путь. Только в одном из карманов были помятый счет ресторана и какая-то мелочь.
Растолкав девиц, он велел им убираться из номера. Они подняли громкий крик, требуя оплаты их «услуг». И тут же стук в дверь: «Откроете! Полиция!» Вошли три человека: один в штатском и двое в полицейской форме.
Отвечая на вопросы человека в штатском, девицы (они называли его «господин комиссар») сказали, что, выходя из ресторана, русский господин пригласил их к себе в номер, обещая угощение и хороший «гонорар», а теперь выгоняет, даже не позволив одеться.
Выслушав их, комиссар пообещал во веем разобраться и попросил девиц удалиться, а полицейским приказал ждать в коридоре его указаний.
Оставшись наедине с Володей, представившись комиссаром полиции, он сказал Володе, что, несмотря на его дипломатический иммунитет, он обязан его задержать за нарушение общественного порядка, поставив об этом в известность советское посольство и руководство ЮНЕСКО. Окончательное решение по делу может принять только судья, изучив жалобы проституток, претензии администрации отеля и, возможно, ресторана.
Володя ответил, что проституток он к себе не приглашал, они проникли в номер без его ведома, и потребовал дать ему возможность связаться с советским посольством.
— Не советую, — сказал комиссар, ехидно улыбнувшись, и разложил на столе десятка два фотографий.
— У меня волосы встали дыбом, — рассказывал потом Володя в посольстве. — На фотографиях в самых неприглядных позах были три голых человека: он и только что покинувшие номер проститутки.
— Смотрите, вот вы, а рядом обнаженные женщины. Вы и дальше будете утверждать, что не приглашали их в номер? Кто вам поверит?! Уж в вашем-то посольстве точно не поверят!
Володя понял, что все происходящее — заранее спланированная провокация. Было пока неясно, чего от него хотят бельгийцы. Он снова потребовал дать ему возможность позвонить в посольство СССР или вызвать в отель сотрудника советского консульства.
Выслушав его, комиссар повторил, что не в его интересах впутывать в это дело посольство, так как помимо фотографий сеть и другие, более веские компрометирующие его материалы. И если они будут доведены до сведения советских властей, ему придётся провести многие годы в сибирских лагерях. «Но, — продолжал он, — есть люди, которые готовы вам помочь, разумеется, небескорыстно». Он куда-то позвонил, и через пять минут в номер вошли… «приятели-французы», а комиссар исчез, оставив за дверью полицейских.
Один из французов, брезгливо отодвинув фотографии, сказал Володе, что они давно наблюдают за ним, знают всю его подноготную, начиная с его разговоров с женой в постели и кончая его истинными политическими взглядами, которые оп многие годы тщательно скрывает и от своих руководителей в Министерстве иностранных дел, и от партийных боссов.
«Мы внимательно проанализировали ваши выступления на различных форумах, в частных беседах, — продолжал француз, — и пришли к выводу, что вы не тот, за кого себя выдаете». В подтверждение своих слов оп показал «меморандум» его высказываний, из которого была видна, как считали французы, «его антисоветская сущность». Иностранец без обиняков предложил Володе сотрудничать с французскими специальными службами, пригрозив, что в случае отказа эти материалы будут опубликованы в Брюсселе и в Париже.
Все было сделано грубо, и Володе не составило бы труда доказать, что это типичная для того времени провокация спецслужб с целью заполучить агента или, на худой конец, устроить скандал в прессе. Опасность для пего заключалась в другом: он не мог связаться с посольством, и пи один советский человек не знал, где он и что с ним.
— Что вы от меня хотите? — спросил Володя.
— Это уже другой разговор, — сказал второй, до сих пор молчавший, француз. — Ты выяснишь состав резидентур вашей внешнеполитической и военной разведок и сообщишь нам фамилии резидентов и сотрудников; будешь информировать нас об указаниях Министерства иностранных дел, о его планах и намерениях в отношении Франции и её союзников; будешь собирать информацию о людях, фамилии которых время от времени мы будем тебе называть. Труда для тебя это не составит, а платить мы будем хорошо и поможем продвинуться но службе.
Володе стало ясно, что французы, раскрыв перед ним все карты, не дадут ему возможности связаться с посольством и, если он откажется от их предложения, могут пойти на крайние меры, вплоть до того, что через 2–3 дня его труп с проломленной головой будет найден где-нибудь на окраине Брюсселя. Такое уже не раз бывало с советскими гражданами за границей.
Все взвесив, Володя продолжал отказываться от сотрудничества. Французы то уговаривали его, то стращали. Через некоторое время, устав от переживаний и голода, оп попросил дать ему возможность подумать. Уверенные в успехе, контрразведчики согласились ждать его решения до утра, пригрозив, что если он откажется от сотрудничества, они примут против него меры по своему усмотрению. Уходя, они взяли с собой телефонный аппарат и оставили охрану.
Утром, еще немного посопротивлявшись, Володя «сдался» и написал под их диктовку обязательство о сотрудничестве с контрразведкой Франции. Теперь он думал только о том, как бы ему быстрее добраться до посольства или до кого-нибудь из работавших в Брюсселе друзей.
На радостях и в знак примирения «друзья» сняли охрану, накормили его обедом и посоветовали «проветриться», а на другой день принять участие в работе семинара, на который он приехал. Контрразведчики были уверены, что, имея его подписку, компрометирующие фотографии и личные документы, достаточно его «закрепили», и не ждали с его стороны каких-либо неожиданных поступков.
