— Идите дет-т-ти. Идите дом-мой…
Капитан махнул рукой в направлении столпившихся людей. Молодые националисты недолго думая подхватили свои валявшиеся флаги и, растопырив напоказ пальцы жестом «виктория», выкрикивая что-то на эстонском, растворились в толпе. Матросы, видя такую картину, начали недовольно переговариваться, а Белов, шагнув вплотную к капитану и еле сдерживая себя, спросил того:
— Капитан, это что за дела?! Почему вы их отпустили?
Капитан с непроницаемым лицом как-то не к месту козырнул и крайне официально произнес:
— То-овари-ищ лейтена-а-ант! Я вы-ы-ынужден задержать это-о-ого матрос-с-са. Он участвовал-л-л в избиении школьников.
И палец капитана указал на Миколу, единственного матроса, на лице которого были следы крови. Офонаревший от услышанного Микола боковым зрением увидел, как из примолкшей толпы к ним выдвигаются еще два милиционера, но уже с дубинками в руках.
— Капитан, вы что сдурели?! Никого вы не задержите! Не имеете права! Нас может задержать только комендантский патруль! Только.
Милиционеры, подходившие сбоку, схватили Миколу за руки и попытались завернуть их ему за спину. Микола, который мог одним движением своих плеч опрокинуть их на землю, никак не ожидал такой прыти от эстонских блюстителей правопорядка и неожиданно дал слабину, позволив повиснуть им у себя на руках.
— Не пы-ытайтес-сь сопротивлят-ться органам общественного правоопоряд-дка, товарищ лейтена-а-ант. Вы не поним-мает-те.
Белов, видимо, балансирующий в душе между законопослушанием и справедливостью, завидев своего могучего «казачка», облепленного эстонскими милиционерами и чувствуя на себе двенадцать пар глаз, ждущих его решения или приказа, ощутил неимоверный стыд. Он вдруг понял, что перед ним враг, и этот враг хочет забрать его матроса, и тот потом всю жизнь будет помнить, что его отдали каким-то эстонским ментам, просто так, даже не попытавшись отстоять. И осознав это, лейтенант моментально принял решение без оглядки на все возможные последствия.
— Это ты не понимаешь капитан. Со мной нас здесь тринадцать. Стрелять ты не посмеешь, а разогнать здесь всех мои бойцы смогут на раз, козел. — Белов уже не просто говорил, а шипел дрожащим голосом, сжимая и разжимая кулаки.
— Моряки к бою! Будем прорываться! Ремни снять!
Услышав, наконец, внятную и понятную команду, Микола напрягся и, вывернувшись, бросил обоих милиционеров на асфальт. Матросы сразу же как-то сами по себе замкнули круг, в центре которого оказались Белов и эстонские милиционеры. Наступила полная тишина. Толпа, стоявшая вокруг, как будто онемела, а матросы, повыдергивав ремни из брюк, намотали их на руки, получив сразу двенадцать убойных предметов уличной драки с ударной частью в виде латунной пряжки. Матросы и в гражданской жизни, как и большинство советской молодежи, милицию особо не жаловали, а уж в такой ситуации, получив законный приказ, были совсем не прочь посчитаться за прошлые обиды.
— Мы сейчас уйдем, капитан. Если ты будешь нас задерживать, мы будем отбиваться. А если толпа полезет вам помогать, то это уже будет избиение военнослужащих гражданскими населением при попустительстве и даже активной поддержке милиции. Тебе такое надо?
Капитан, за эти пару минут заметно утративший невозмутимость, видимо, сообразил, что события пошли не по запланированному сценарию. Забитые и безвольные, по его представлению, матросы во главе с «зеленым» лейтенантом, неожиданно проявили твердость и решимость и, судя по всему, были абсолютно готовы пойти на все, чтобы уйти без потерь. Но просто так отпускать их было стыдно.
— Лейтена-а-ант. Под суд пойде-е-ешь…
Белов усмехнулся.
— Ага. Дождался. Ты найди нас сначала. Моряков тут навалом.
Микола внезапно подумал, что в словах его лейтенанта есть резон. Еще в Гаджиево им всем в приказном порядке поменяли ленточки на бескозырках с «Северного флота» на «Военно-морской флот», а больше отличий от балтийцев матрос и не видел. Капитан, видимо, что-то решил для себя и нехотя выдавил всего одну фразу:
— Ну-у-у… иди-ит-те… иди-ит-те. Дал-ле-еко не уйдет-те.
Лейтенант повернулся к матросам.
— Товарищи матросы, на сегодня увольнение закончено. Мы возвращаемся в часть.
И напоследок, наклонившись к капитану, командир отсека нагло блефанул.
— Капитан, ты не вызывай толпу своих сразу. У меня на остановке весь оставшийся экипаж нас дожидается. Пока твои приедут, нас тут человек сто будет. Будь здоров!
Сквозь уже изрядно поредевшую толпу расступившихся гражданских, группа прошла быстрым шагом, но как только место столкновения скрылось из виду, лейтенант скомандовал:
— Бегом марш на остановку! Прыгаем в первый же транспорт, который идет в город.
К счастью, вся группа успела вскочить в отходивший трамвай, который, громыхая, минут за десять довез их до города. Микола заметил, что покусывающий губу его командир отсека то и дело оглядывается назад, но погони, похоже, не было. Что там перемкнуло в голове капитана милиции, неясно, но подмогу он не вызвал и план «Перехват» объявлять не стал, видимо, допетрив своим сепаратистским умом, что силовые акции против Вооруженных сил СССР все же проводить еще рановато. Естественно, увольнение было завершено досрочно, и на ближайшей электричке Белов повез всех обратно в Палдиски. Но когда поезд тронулся, лейтенанта, видимо, отпустило, и чтобы раннее возвращение в казарму не показалось подозрительным, он вывел всех в Кейле, где они и вкусили мороженого и местных сосисок с тушеной капустой. Перед окончательным отъездом в Палдиски Белов взял с матросов честное слово, что о происшедшем они никому, даже своим, рассказывать не будут. Моряки пообещали и, к удивлению даже самого Миколы, о событиях в парке Кадриорг не распространялись, хотя удивляться, наверное, и не стоило. Почти все, кто был в этом увольнении, были турбинистами, из первого дивизиона, и подставлять своего лейтенанта, не побоявшегося конфликта с милицией, не хотели, а стукача среди них не нашлось.
На память о культурных и воспитанных эстонцах у Миколы остались лишь неприятные воспоминания и небольшой шрам под волосами.
А вскоре подошло время покинуть оказавшуюся такой внешне привлекательной, но совершенно негостеприимной Эстонию, и экипаж ракетного подводного крейсера стратегического назначения убыл на место постоянной дислокации. Там сразу же завертелась военно-морская канитель, связанная с приемом корабля, а потом командира Миколиного отсека лейтенанта Белова неожиданно откомандировали в другой экипаж и отправили в автономку.
А потом служба закрутила так, что своего командира отсека матрос Ползунок увидел только через полтора года. Лейтенант уже стал старлеем, 10-м отсеком уже не командовал, а рулил на ПУ ГЭУ корабля одним из управленцев. Потом служба совершила очередной кульбит, и самого Миколу отправили на боевую службу с другим экипажем. Миколе, как человеку сельскому, к одному месту привязанному, такая перемена не очень понравилась, но служба есть служба, и матрос, прихватив на всякий случай свою каску, ушел на другой корабль. После автономки Миколу оставили дослуживать свой срок на другом корабле, и он всего несколько раз и то случайно видел своего бывшего командира, всегда с уважением здороваясь с ним. А потом старший матрос Микола Ползунок был демобилизован, и вернулся уже не просто на Украину, а в Нэзалэжну Украïну.
Прошло 15 лет. Около двадцати часов вечера капитан УМВС Украïни Ползунок во главе наряда милиции прибыл в парк И. Франко по сигналу о драке на центральной аллее. Но когда милиционеры подъехали к месту, о драке уже ничего не напоминало, кроме свидетельств немногочисленных очевидцев. Капитан уже собирался дать команду ехать обратно, но из управления сообщили, что совсем рядом, около отеля «Днистер», тоже какой-то конфликт и надо заехать и разобраться на месте. Со слов дежурного, звонила портье гостиницы и сообщила, что в баре на втором этаже гостиницы произошел конфликт между постояльцем и кем-то из местных. Потом ситуация вроде бы мирно разрешилась, но, когда постоялец вышел на улицу прогуляться, его уже ждали несколько человек.
У самого отеля было спокойно, но вот слева от входа, недалеко от входа в бар, было заметно некоторое скопление народа. Милицейская машина подкатила как можно ближе, и милиционеры, подхватив дубинки, выпрыгнули из нее.
У стены, опираясь на нее, стоял тяжело дышащий мужчина, сжимающий в обеих руках по камню. С его губы стекала кровь, капавшая на белоснежный ворот рубашки. Один рукав был надорван, и вообще, выглядел прилично одетый мужчина как после пьяного мордобоя на свадьбе. Напротив стояли три бритоголовых парня, все как один в тяжелых армейских ботинках, полувоенных штанах и черных футболках. Четвертый, одетый в дорогое фирменное шмотье и, судя по всему, не ведающий бытовых проблем, видимо, был их предводителем. Ползунок скривился. Этих «патриотов» по негласному распоряжению властей лишний раз трогать не стоило, о чем они прекрасно знали и чем с удовольствием пользовались, постепенно начиная напрягать даже националистически настроенную часть органов правопорядка.
