Регулярные, хоть и далеко не дружественные, контакты с Лифарем у сотрудников посольства начались с приезда в Париж осенью 1955 года Ансамбля Игоря Моисеева. В конце 1950-х годов он принимал на сцене Парижской оперы балет Большого театра и другие танцевальные коллективы нашей страны. В беседах с нами он восторженно говорил о мастерстве советских хореографов, танцовщиков, художников и музыкантов, а за глаза критиковал наш балет за консерватизм, архаичность декораций, незнание современного искусства.
Маркиз де Куэвас всеми силами старался доказать, что его балет в профессиональном плане находится на более высоком уровне, чем балет Парижской оперы. Возможно, что так и было, особенно в 1961 году, когда он приютил талантливого советского артиста-невозвращенца Рудольфа Нуриева, занявшего впоследствии пост главного балетмейстера Парижской оперы. На людях Лифарь и де Куэвас обнимались и целовались, а за глаза доброго слова друг о друге не сказали. Лифарь, назначенный на должность главного балетмейстера Парижской оперы декретом правительства, смотрел на маркиза как на дилетанта и иногда откровенно над ним издевался.
Маркиз, потомок древнего, как он говорил, французского рода, относился к Лифарю, «безродному» эмигранту, пренебрежительно и постоянно стремился подчеркнуть свою исключительность даже своим костюмом. Он в любую погоду носил цилиндр, пальто с пелериной покроя середины XIX века, узкие брюки, собранные в гармошку, ботинки с удлиненными носами, трость и перчатки.
Парижский бомонд с интересом следил за соперничеством «друзей». И однажды, после очередной размолвки, а было это во время какого-то светского раута, маркиз, считая себя оскорбленным, бросил Лифарю перчатку. Тот вызов принял.
Секунданты маркиза предложили драться на шпагах до первой крови. Лифарь согласился. Оставалось выбрать место для дуэли, что было не простым делом. Времена Атоса, когда дуэли были обычным явлением, прошли. В XX веке можно было драться только тайно, и все-таки это было небезопасно. После долгих поисков секунданты выбрали для «дуэли века» тихий уголок Булонского леса.
В назначенное время там собрались дуэлянты, секунданты, врачи и падкие на сенсации и на чужую кровь журналисты. Кроме того, то ли случайно, то ли кто-то донес, там же появилась и полиция. Хорошо, что дуэлянты еще не обнажили шпаги. Полиция ушла ни с чем, но мота вернуться, и место дуэли надо было сменить. И тут маркиз прыгнул в машину и помчался в свое родовое поместье. За ним Лифарь и все остальные. И там дуэль состоялась «в абсолютной тайне, — как писала пресса, — всего лишь… при сотне журналистов».
По команде секундантов противники сошлись, и началось сражение на шпагах по всем правилам театрального искусства. В конце девятой минуты маркиз нанес Лифарю скользящий удар по правой руке. На его белой кружевной рубашке, специально взятой, как говорили его недоброжелатели, в театральном гардеробе, появилась кровь. Маркиз, увидев ее, отбросил в сторону шпагу и с рыданиями бросился на грудь Лифарю. Они обнялись. Теперь рыдали оба, и по рубашке маркиза из-под правой руки Лифаря расползалось кровавое пятно. Около дуэлянтов суетились врачи. Одни перевязывали руку Лифаря, другие делали уколы продолжавшему рыдать маркизу.
Дело получило огласку, но власти отнеслись к дуэлянтам снисходительно: всем было ясно, что очередной спектакль был подготовлен специалистами по борьбе на шпагах за кулисами Парижской оперы. Дуэлянты заставили о себе говорить весь Париж, и, следовательно, главная цель дуэли была достигнута. После ранения Лифарь в течение года ходил, потирая правую руку. Когда его спрашивали: «Что с вашей рукой?» — отвечал вопросом: «А вы не знаете?» — и с удовольствием рассказывал о дуэли с маркизом.
Осенью 1956 года в Венгерской Народной Республике произошел контрреволюционный мятеж. Туда были введены советские войска. Эта акция Советского Союза расценивалась мировым общественным мнением как неприкрытое вооруженное вмешательство в дела суверенного государства, и только коммунистические партии (и то — не все) оправдывали действия нашего правительства.
Советские посольства за границей оказались в изоляции. Во Франции многие политические и государственные деятели, представители деловых кругов, творческая интеллигенция порвали отношения с советскими дипломатами. Посольство лишилось значительной части источников политической и экономической информации. Оставалась надежда только на разведку. Деятельность последней была крайне затруднена: контрразведка усилила наружное наблюдение за персоналом посольства, постоянно прослушивала все телефоны. Любой промах с нашей стороны мог обернуться крупным политическим скандалом. У посольства «в целях безопасности» МВД Франции постоянно держало 350 солдат и офицеров элитных войск — Роты республиканской безопасности. А наши жилые дома оставались без всякой охраны. Были случаи, когда неизвестными лицами закладывались взрывпакеты под ворота и на подоконники наших домов с наружной стороны. Однажды был сорван государственный флаг на здании консульства.
Если до венгерских событий и «блокады» посольства силами МВД дипломатам ещё удавалось сохранить связи в политических кругах, среди деятелей литературы, культуры и искусства, то теперь многие из них эти связи потеряли.
7 ноября 1956 года. В посольстве государственный прием по случаю 39-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. А гостей в парадных залах в два раза меньше, чем обычно. Ни руководители государства, ни сотрудники МИДа на приём не пришли.
Все подступы к посольству были заблокированы полицией. Она тщательно проверяла приглашения и вела учёт гостей. Некоторых приглашенных досматривала. А до того, как у приглашенных проверяла документы полиция, они проходили через пикеты коммунистов, оберегавших нас от проникновения на прием антисоветчиков и провокаторов.
На том приеме я был одним из дежурных дипломатов. Около восьми часов вечера мне сказали, что звонят из редакции газеты «Юманите». Сотрудник редакции взволнованным голосом сообщил: «Фантастами совершено нападение на здание редакции. Сотрудники газеты отбиваются. Сообпщтс об этом товарищам Торезу и Дюкло».
Бегу к Торезу. По пути шепнул о случившемся послу. Выслушав меня, Торез попросил быстро собрать других членов Политбюро и членов ЦК ФКП, находившихся в зале, и найти помещение, Где бы они могли поговорить. Нужных товарищей собрали в считапыс минуты, а комната, пригодная для совещания, находилась рядом с залом для приемов.
Экстренное заседание Политбюро ЦК ФКП продолжалось не более пяти минут. Кто-то из его членов поехал в редакцию газеты, кто-то к премьер-министру и министру внутренних дел, а кто-то — поднимать коммунистов на защиту здания газеты. Нападавших было много, и им удалось проникнуть внутрь здания, по дальше первого этажа сотрудники газеты и подоспевшие на помощь коммунисты их не пустили. Драка была жестокой. Жертв, к счастью, не было, хотя медицинская помощь потребовалась многим.
Сколько раз российские цыганки предлагали мне погадать и судьбу предсказать, я всегда отказывался, а в Париже однажды согласился. Было это в кафе «У Вани» в районе Клинта. Мы зашли туда с моим товарищем Гришей, чтобы пересидеть 20–30 минут до встречи с нужным человеком.
Когда-то это заведение принадлежало русскому эмигранту, йотом неоднократно перепродавалось, но никогда не меняло названия. В слове «Ваня» было что-то чарующее для французов. Возможно, они вспоминали былые времена, когда там можно было увидеть и услышать цыганский хор или ансамбль балалаечников, а может, само название для них было загадочным и экзотическим. Кто знает?
Открывается дверь, в кафе входит высокая красивая цыганка, в ярком наряде, увешанная бусами, браслетами и прочими украшениями, которые они так любят. Оглядевшись, сразу направилась к нашему столу и, обращаясь ко мне, сказала:
— Давай, дорогой, давай, красивый, погадаю! Всю правду скажу, что было, что будет, про друзей и про врагов.
Говорила цыганка на хорошем французском языке с небольшим акцентом. Нс знаю почему, но она, вопреки расхожему мнению о цыганах как о жуликах и проходимцах, показалась мне порядочной женщиной и я, вложив ей в руку с десятком колец на всех пальцах, 500 франков, решил узнать, что мне в жизни предстоит свершить и пережить.
Гадалка взяла мою руку, долго ее разглядывала, что-то шептала по-цыгански, потом сказала: «Ты женат (обручального кольца у меня не было), ты любишь жену и детей. У тебя девочка и мальчик. Ты обеспечен, и жить будешь в достатке, но богатым не станешь: ты не умеешь деньги беречь. Тебя ждет долгая и счастливая семейная жизнь, у тебя будет много внуков».
