Железнодорожный узел горел три дня.
Теперь не скоро пройдут через станцию фашистские эшелоны.
«Больничная койка меня убьет»
Здоровье Вали ухудшилось. Лицо осунулось, заострилось. Она старательно скрывала от друзей головные боли, а те делали вид, что ничего не замечают.
Завистливым взглядом провожала Валя агентурщиков, уходивших в Брянск с заданием, томительно ждала их возвращения.
В один из августовских дней ее вызвали в штаб.
— Собирайся, Валентина, в дорогу, — сказал Дука, не подымая на Валю взгляда.
Она решила, что ее посылают в Брянск, и обрадовалась.
— Самолет прилетит через три часа, — еще глуше проговорил он.
— Какой самолет?.. — нахмурилась Валя.
— Полетишь на Большую землю. — Дука явно нервничал.
— Не полечу, — запротестовала Валя. — Лечиться буду после войны.
— Да не об этом речь. — Он откашлялся. — Понимаешь, Верховное Командование заинтересовалось нашими донесениями. Требуются кое-какие пояснения. А кто лучше тебя знает расположение военных объектов в городе?
Дука кривил душой. Валю надо было во что бы то ни стало отправить на лечение.
…Дуглас, в котором летела Валя, приземлился в Ельце. Там ее уже ждал чекист Суровягин. Прямо с аэродрома поехали к Матвееву. Секретарь обкома принял тепло. Долго расспрашивал об отряде.
— А в столице-то не робей. Даже если потребуют к самому маршалу. Держи повыше голову, брянская партизанка.
— Буду держать, товарищ секретарь.
На прощание Матвеев спросил:
— Кажется, ты еще кандидат партии?
— Нет, я уже коммунистка. Три дня назад товарищи приняли в партию.
— Поздравляю, — Матвеев пожал ей руку.
И в Москве, на аэродроме, Валю тоже встретили. Двое с иголочки одетых военных откозыряли, посадили ее в легковую автомашину и увезли в гостиницу «Европа». Вручили ей целый ворох талонов: на одежду, в столовую, в концертный зал Чайковского…
Герой Советского Союза Михаил Ильич Дука. Он возглавлял Брянский городской партизанский отряд после гибели Д. Е. Кравцова.
Вечером Валя и Золотихина (она приехала тоже на лечение) бродили по Москве. Город был волшебно красив.
— Я сегодня такая счастливая, — откровенничала Валя. — Даже боюсь, что слишком.
Валя, обычно скрытная и сдержанная, говорила без умолку. Она впервые рассказывала о себе. Изумленная подруга «открывала» в Вале нового человека. Оказывается, она даже стихи пишет… И еще Золотихина услышала новость: незадолго до войны Валя вышла замуж, хорошим человеком был муж. Но любви, как выяснилось, не было.
Потом сидели в переполненном концертном зале имени Чайковского. Валя плохо улавливала музыку и все время тянулась вперед, нервничала, крепко сжимала руку Золотихиной. Болезнь давала о себе знать.
Весь следующий день Валя работала в Центральном штабе партизанского движения. Вместе с полковником Галицким и подполковником Серых уточняла расположение фашистских объектов в Брянске, проходимость эшелонов в южном направлении через железнодорожный узел. Несколько раз к ним заходил начальник разведотдела штаба генерал Аргунов.
Оказалось, что в столице она действительно нужна буквально всем: разведчикам, чекистам, интендантам, даже известному художнику Ф. Модорову. Он терпеливо дожидался Валю в гостинице и писал с нее портрет.
Сперва она отказывалась позировать.
— Для чего это?
— Для победы, — обиделся Модоров. — Ваш образ будет звать других быть смелыми и мужественными.
Валю начали лечить. Но она работала в аппарате ЦК ВЛКСМ. Вместе с инструктором Борисом Щербиной разъезжала по московским предприятиям, выступала перед молодежью, рассказывала о боевой жизни партизан и разведчиков. Суток не хватало. Здоровье не улучшалось.
— Ложитесь в госпиталь, — советовали товарищи.
Валя наотрез отказывалась:
— Больничная койка меня убьет.
В Москву прилетели комсомольские работники Брянщины. Валя поехала к ним в гостиницу. Постучала в номер. Никто не отзывался. Открыла дверь. На полу, сладко посапывая, лежали Иван Мартынов и Михаил Зеленец. Валя растормошила обоих.
— Почему вы на полу спите? — удивилась она.
— А, черт… никак уснуть не могли на мягкой постели, — объяснил Мартынов, старательно протирая глаза. — Отвыкли от комфорта.
Поздно ночью брянских товарищей принял секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Он только что приехал с какого-то завода и привез оттуда небольшую железную печку.
— Хороша?
Мартынов, он оказался посмелей, подошел к столу, осмотрел печку:
— А зачем она нам? Партизанский костер во сто раз лучше.
Михайлов убрал печку:
— Так и доложим рабочим: партизаны забраковали ваше изобретение.
Секретарша внесла бутерброды и чай.
— Как вас кормят в Москве? — поинтересовался Михайлов.
— Не обижаемся, — отозвался секретарь Суземского подпольного райкома комсомола Белов. — Но если два талона дадут — не откажемся.
Все рассмеялись.
Потом долго и обстоятельно говорили о том, как наладить комсомольскую работу в тылу врага.
Прощаясь, Михайлов сказал:
— Завтра в Кремле нас примет товарищ Климент Ефремович Ворошилов. Учтите, он самоотчетов не любит.
У Спасской башни Михайлов долго оформлял пропуска. Наконец вышли на Кремлевскую площадь. Через каждые тридцать — пятьдесят шагов их останавливали часовые, подолгу вертели в руках отпечатанные на материи партизанские удостоверения и звонили в центральное бюро пропусков. Целый час заняли бесконечные процедуры с документами. Партизан это начинало раздражать, Михайлов как мог успокаивал.
…К. Е. Ворошилов в маршальской форме вышел из-за стола, поздоровался с каждым за руку.
— Ну, рассказывайте, товарищи.
Первым заговорил Мартынов. Сбиваясь от волнения, он говорил о боевых делах комсомольцев Брянска.
Климент Ефремович поморщился:
— Зарядил «мы» да «мы», а сам-то что сделал?
Мартынов покраснел и покосился на Михайлова.
— Климент Ефремович, — вмешался в разговор Михайлов, — парень этот — известный минер, он подорвал девять эшелонов с боевой техникой и немецкими солдатами.
— Люблю подрывников, — подхватил К. Е. Ворошилов. — Люди на этом деле, не иначе, отчаянными должны быть.
Они встретились в Москве. На снимке в первом ряду: Валя Сафронова, командир отряда Герой Советского Союза М. И. Дука и командир партизанской разведки Денис Щуко. (Снимок сделан в декабре 1942 года).
— У нас ни подрывникам, ни подпольщикам смелости не занимать, — вставила Валя. — Но воюем мы, Климент Ефремович, голыми руками. Вот если бы Большая земля бесшумными пистолетами, автоматами да гранатами снабдила!..
— Оружие берите у немца.
— Вообще-то вы правы, — вежливо заметил Зеленец, — но не всегда получается так, как думается. Оружие добудем, патронов нет…
В разгар беседы в кабинет вошел заместитель начальника центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Он слышал перепалку.
— Должен порадовать вас, товарищи. По приказу Ставки отряду имени Кравцова выделено три сотни автоматов, боеприпасы. Это награда за отлично поставленную разведывательную работу. Только что получили добрые вести: брянские партизаны взорвали Навлинский мост.
— Часть оружия, так и быть, переправим для подпольщиков, — Ворошилов сделал пометку в блокноте.
Из Кремля уходили счастливые, довольные. Валя смеялась, да так заразительно, что невольно все остановились.
— Чего ты? — уставился на нее Мартынов.
Валя тронула его за руку:
— Ты знаешь, меня сегодня вылечили… вот эти… звезды Кремля!
Маленький деревянный дом на улице Фокина облепила густая толпа людей. Старушки в длинных черных одеждах вытирали платками слезы и без конца крестились. Пронырливые мальчишки с любопытством заглядывали в окна. В доме стоял гроб.
— Коля! Что ты сделал, Коля! — кричала молодая женщина.
Ей сочувствовали:
— Убивается, бедняга. Говорят, ребенка ждет.
— Эх, жизнь… Вчера свадьба — сегодня похороны.
— А он геройский парень, и надо же… от своих смерть принял…
В гробу лежал Марков.
…Днем над городом появился советский бомбардировщик. Испуганно завыли сирены, вмиг опустели улицы. Только один человек остался стоять на площади, он с торжествующей улыбкой глядел в небо и повторял вслух:
— Так их! Так их!..
Рядом рушились от бомб казармы. Крупный осколок впился в грудь Маркова. Он упал, вцепился в землю руками и затих.
В городе мало кто знал истинное геройство акробата, однако на похороны собралось столько народу, что вся улица оказалась запруженной.
В толпе шнырял Жуковский. Начальник тайной полиции был возбужден, как охотничий пес, искавший потерянный след. Егоров не выдал сообщников. Должны же прийти на похороны дружки Маркова. Они не могут не проститься с ним.
