«Грек» передал Сергею Петровичу письмо Фигнер, в котором она указала, где и как необходимо получить отправленные шрифты для двух типографий. Калюжная же должна была информировать Веру Николаевну о проводимой Дегаевым работе по организации типографии. В этой связи Сергей Петрович под видом горничной поселил Машу в доме, где организовывалась типография.
Получив шрифты, приступили к набору прокламаций, которым не суждено было выйти в свет, ибо 18 декабря 1882 года чета Дегаевых, Калюжная и Суровцев Дмитрий Яковлевич (1852–1925) были арестованы Одесским ГЖУ («Грека» арестовали 20 декабря 1882 года, по другим данным — 10 января 1883 года).
В арендованной Дегаевым квартире было обнаружено и изъято 12 пудов шрифта, пять типографских касс (ящиков для хранения шрифта), программы Исполнительного Комитета и проект газеты «Народная воля», 32 поддельные печати, список «проваленных» печатей, пакеты с марками для прописки, образцы подписей должностных лиц, фальшивые паспорта на имя Трухлицковго и Боголепова, цианид и прочее. Исследованием изъятых шрифтов установили, что они использовались при издании заявления Исполкома НВ от 19 марта 1882 года об убийстве генерала Стрельникова.
Арестованные Спандони-Басманджи, Суровцев и Дегаев отказались давать показания. Жена Дегаева, не знавшая о деятельности Сергея Петровича, и Калюжная были с жандармами откровенны, и по этой причине вскоре их освободили под залог.
Судейкин поспешил в Одессу то ли на выручку своему конфиденту, то ли для вербовки Дегаева с использованием сложившейся ситуации.
Как бы там ни было — бесспорно одно: 14 января 1883 года Сергей Петрович при конвоировании на вокзал «совершил побег». Георгий Порфирьевич обставил это событие так, что все полицейские формальности были соблюдены неукоснительно: с соответствующей помпезностью Одесским ГЖУ были приняты меры розыска, разосланы ориентировки, и т. д. и т. п.
«Убежал» от жандармов Дегаев к руководителю Одесского военного кружка — ротному командиру Люблинского 59-го пехотного полка штабс-капитану Крайскому Болеславу Антоновичу, который утром следующего дня в сопровождении участника его подпольной организации Страшиновича переправил Сергея Петровича в Николаев.
В Николаевской военной организации Дегаев погостил недельки две, однако этого хватило, чтоб в проведённых ГЖУ летом 1883 года арестах участников этой конспирации народовольцы в последующем обвинили именно Сергея Петровича.
В начале февраля 1883 года Дегаев в Харькове, рассказывая о своих злоключениях Фигнер, отметил, что местом её нахождения весьма настойчиво интересовались жандармы. Растроганная такой заботой о себе любимой и, вероятно, подсознательно чувствуя скорый арест, Вера Николаевна передала Сергею Петровичу все явки, пароли и полномочия руководителя «Народной Воли».
Интуиция не обманула Фигнер, ибо после этой встречи с Дегаевым за нею невидимой тенью следовали филёры Судейкина, установившие, что Вера Николаевна поддерживает тесный контакт с нелегалами Чуйковым и Ивановым, а также руководит деятельностью подпольной типографии, организованной в квартире Немоловского Аполлона Иринеевича (1855–1886).
Однако Судейкин был верен себе и воздержался от прямолинейного ареста Фигнер, дабы не скомпрометировать Дегаева, перед которым открывалась головокружительная перспектива совместить руководство народовольцами с тайною службою в МВД под началом самого Георгия Порфирьевича!
Спешным порядком Судейкин истребовал из Петропавловской крепости в Харьков лично знавшего Фигнер Меркулова, о предательстве коего был осведомлён практически каждый народоволец. Георгию Порфирьевичу не составило труда организовать «случайную» встречу на улице Василия Аполлоновича с Верой Николаевной, после чего задержать последнюю, исключив подозрение к Дегаеву.
Для пущей зашифровки Сергея Петровича по указанию Судейкина начальник Харьковского ГЖУ генерал И.К. Турцевич провёл процессуальное опознание Фигнер Меркуловым, в ходе которого Вера Николаевна со словами «Подлец! Шпион!» плюнула Василию Аполлоновичу в лицо. Позже она написала: «…Василий Меркулов, выдавший…в Одессе всех известных ему рабочих и члена группы Сведенцева, на суде по "процессу 20-ти" обличавший своих бывших товарищей и, наконец, 10 февраля 1883 года поймавший меня на улице в Харькове, куда этот предатель, будто бы сосланный в Сибирь на каторгу, был отправлен специально для ловли меня.».
Народовольцы не сомневались, что арест Фигнер был следствием рокового стечения обстоятельств.
Комментарии излишни.
В № 48 (292) журнала «Русский базар» опубликована статья «Так начинался терроризм», в которой не пожелавший назваться автор утверждает, что в фонде Департамента полиции ГАРФе он лично видел следующий документ: «Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения, его благородию господину Г. П. Судейкину от потомственного дворянина, штабс-капитана в отставке Дегаева Сергея Петровича, 1857 года рождения, прошение. Покорнейше прошу, Ваше благородие, дать распоряжение о зачислении меня на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение с окладом 300 рублей в месяц.
С.П. Дегаев. 10 февраля 1883 года».[221]
Из Харькова Дегаев двинул в Киев, где, как утверждают отдельные исследователи, начальнику ГЖУ Новицкому выдал руководителя военной организации Рогачёва Николая Михайловича (1856–1884, повешен в Шлиссельбургской крепости), участников его конспирации Похитонова Николая Даниловича (1857–1897, умер на каторге) и других. Только вот сам Василий Дементьевич в своих мемуарах о роли Дегаева в разгроме киевской военной организации не упоминает.
Из Киева Сергей Петрович стопы свои направил в С.Петербург, где как облечённый полномочиями представителя центра, участник цареубийства, свершивший дерзкий побег из жандармских застенков, «. сразу занял в петербургской организации центральное положение, я бы сказал, командное положение. Якубович и оба Карауловых отошли на второй план, их руководящая роль, особенно Карауловых, поблекла». Так в марте 1926 года описывал триумфальное прибытие в столицу Сергея Петровича в своей автобиографии видный народоволец Попов Иван Иванович (1862–1942).
Звёздный час пробил и для Георгия Порфирьевича, стараниями коего руководящее звено народовольческого подполья было разгромлено и прошедшая в Москве 15 (27) мая 1883 года коронация тринадцатого Императора Всероссийского Александра III не была омрачена экстремистскими проявлениями.
Более того, трудами Судейкина пред Императором открылись масштабы народовольческой организации, которая объединяла порядка 80–90 местных, 100–120 рабочих, 30–40 студенческих, 20–25 гимназических кружков по всей стране — от Гельсингфорса (Хельсинки) до Тифлиса (Тбилиси) и от Ревеля (Таллина) до Иркутска.[222] Военных кружков «Народной воли» было не менее 50, как минимум в 41 городе.[223] Юридически оформленных членов организации насчитывалось порядка 500 человек, но участвовали в её деятельности в 10–20 раз больше.
Стараниями ОКЖ с июля 1881 по 1883 годы за участие в «Народной воле» было репрессировано около 8 000 человек,[224] которые вели пропагандистскую, агитационную и организаторскую работу среди всех слоев населения Империи — от крестьянских «низов» до чиновных «верхов».
В этих успехах ОКЖ была заслуга и Дегаева.
Заслуга и беда.
Трудно даже представить масштабы стрессовых разрушений жизни человека, который длительное время находится под воздействием психоэмоциональных нагрузок, проистекающих из его агентурной деятельности. Вероятно, масштабы разрушения личности агента соразмерны его самооценке последствий свершённого.
Вполне естественна позитивная самооценка секретного сотрудника от осознания того, что он сотворил богоугодное дело — предотвратил (раскрыл) террористический акт либо иное преступление, чем сохранил жизнь, здоровье, имущество и т. д. человеку, пусть даже незнакомому. Но ведь при этом агента гнетёт осознание того, что предотвратил он это преступление путём предательства относительно близкого ему человека, которого в этой связи ждёт суровая кара. И предал агент участника преступной организации, в которой он сам состоит. При этом секретный сотрудник осознаёт, что раскройся его предательство — сотоварищи не пощадят. И месть их будет соразмерна их пониманию справедливости и чести. Это в среде ботаников-литераторов-артистов за донос могут руки не подать или обструкции подвергнуть, а в бандитско-террористическом сообществе в лучшем случае расправа закончится тяжкими телесными повреждениями.
Сергей Петрович осознавал — раскройся его сотрудничество с Судейкиным, сотоварищи обвинят его, Дегаева, во всех провалах и арестах, даже в тех, к которым он не имеет никакого отношения (что, собственно, и случилось). А как народовольцы расправляются с заподозренными в причастности к охранке лицами, Дегаев знал не понаслышке.
