— Здравствуйте, товарищи лейтенанты!
Весь автобус настороженно молчал.
— Уважаемые выпускники. Думаю всем понятно, что автобус дальше не проедет и метра. Вас неоднократно предупреждали по этому поводу. Я предлагаю вам поворачивать обратно в город, а там уж сами смотрите. А лучше всего — просто расходитесь по домам!
Автобус взорвался криками. Возмущались все. Оказалось, что офицеров в нас еще не так уж и много. Перекрикивая друг друга, мы, да и наши жены, голосили про заказанный ресторан, отданные деньги, человеческое достоинство и офицерские звания. Гвалт продолжался минут десять. Все это время каперанг спокойно и молча, без тени улыбки слушал нас, а майор, скрестив руки за спиной, казалось, только и ждал команду «фас», чтобы разогнать наш базар к такой-то матери. Постепенно крики стихли.
— Уезжайте ребята. И не советую пытаться прорваться где-нибудь еще. Номер автобуса знают везде. На всех КПП дежурят офицеры из училища. Не создавайте сами для себя неприятности.
Каменное спокойствие каперанга, волчий взгляд майора, да и цепь под колесами вкупе с автоматчиками очень красноречиво подтверждали его слова. Водитель автобуса до этого тоже пытавшийся заодно с нами хоть в чем-то убедить старшего офицера, посмотрел на нас так выразительно, что мы смолкли, а он, усевшись за руль, начал подавать «Икарус» назад. Отъехав метров с триста от не покорившегося нам КПП, он остановил автобус и вылез к нам в салон.
— Ну, что делать будем, лейтенанты?
Он был нормальным мужиком, и искренне нам сочувствовал, но на авантюриста не тянул, да и не хотел. Все наши феерические предложения вроде штурма старой ялтинской дороги на «Икарусе» или пешего обхода лесом КПП разбивались о железную логику шофера-работяги: это нереально. Он все же попытался еще раз, скорее для очистки собственной совести, объехать КПП по одному ему известному маршруту, но дорога там оказалась просто перерыта огромной канавой, перебраться через которую и пешком было задачей не из легких.
Обратно в Севастополь ехали практически молча, передавая друг другу бутылки и вполголоса переговариваясь между собой. Такого фиаско мы никак не ожидали. Нам лишний раз очень убедительно продемонстрировали, что лейтенант — еще не вполне офицер, а свежевыпущенный лейтенант в Севастополе — вообще еще курсант. Слава богу, что хоть наши подруги, выросшие в Севастополе и знавшие особенности своего военно-морского града, утешали нас, как могли, даже не препятствуя потихоньку разворачивающейся банальной попойке. Да и алкоголя у нас было маловато. Времена были антиалкогольные, и хотя еще карточки на алкогольную продукцию не ввели, но даже с пивом в севастопольских магазинах были большие проблемы. Перед самым въездом в город водитель тормознул.
— Куда вас, ребята?
Естественно, началось хоровое выражение желаний, из которого понять что-то было невозможно. С минуту послушав наши нестройные предложения, водитель сам же и ответил на свой вопрос:
— Ребята, ни в какой ресторан или кафе вы все равно не попадете. На вас облава. Неужели вы так и не поняли? Давайте так. Я вас выгружаю у железнодорожного вокзала. Там, конечно, есть патруль, но народу много, и на вас внимания, скорее всего, не обратят. Так вот, на вокзале, рядом в двухэтажке, на втором этаже есть придорожное кафе. Там хоть сесть можно.
Шофер оказался прав. Патруль, бродивший по вокзалу среди встречающих и отъезжавших, на нашу компанию не обратил ровным счетом никакого внимания. Завалившись всей толпой на второй этаж, мы увидели там большой пустой зал с десятком общепитовских столов и стульев и обшарпанной буфетной стойкой, за которой сонная и ненакрашенная девица раскладывала беляши на пластиковый поднос. В наличии в буфете оказались соки, какие-то фруктовые напитки и, на удивление, какое-то креплено-десертное вино типа «Радужного», градусами не шибко сильное, но берущее верх над организмом не ими, а бодяжностью ингредиентов. Там мы и сели, сдвинув с разрешения буфетчицы столы и скупив у нее древние беляши, пирожки и запасы этого древнего и мутного алкоголя. Так мы и сидели несколько часов, заедая прокисшим общепитовским тестом дешевое вино, поднимая тосты и сдвигая бокалы в честь нашего выпуска, начинающейся новой блестящей офицерской карьеры и, конечно, Военно-морского флота.
И только потом, много лет спустя, я неожиданно для себя увидел в этом какую-то странную аналогию. Как справили мы новый этап в своей жизни, так она дальше почти сразу и пошла эта жизнь, причем во всей стране, а не только у офицеров отдельно взятого класса, отдельно взятого выпуска, одного уже ныне не существующего высшего военно-морского инженерного училища.
Часть вторая
Прощальный полет баклана
Подводник живет только на двух этажах: на первом и на пятом.
Пока он в море, бербаза все остальные разбирает. Поэтому подводник и дома, как в море: то сверху капает, то из-под пола парит.
Северная флотская мудрость
В самом начале карьеры каждого офицера случается событие, которое осознанно или неосознанно, но намертво отпечатывается в его памяти. Это тот самый миг, когда окончательно, бесповоротно и совершенно неожиданно приходит понимание, кем стал, что можешь, какая ответственность ложится на юношеские плечи с новенькими лейтенантскими погонами и от чего возможно наложить в штаны, причем неоднократно, по неопытности. Это как раз те мгновения, когда внезапно осознаешь, что все, чему тебя учили до этого долгих пять лет, не просто что-то далекое и не совсем реальное, а самое что ни на есть близкое, и оно уже в твоей жизни, хочешь ты этого или нет. И очень здорово, когда это ощущение приходит к тебе с улыбкой, пусть даже несколько кривоватой, но все же более веселой, чем при других, менее юмористических, обстоятельствах.
Север встретил молодого инженер-механика лейтенанта Белова гораздо более гостеприимно, чем многих его однокурсников. Мне не пришлось спать вповалку с одноклассниками и их женами в первые дни на полу в однокомнатной квартире, и не пришлось каждые два-три дня искать новое место дислокации для себя, своей молодой супруги и чемоданов, наполненных вещами, по большей части оказавшимися просто ненужными, да и тяжелыми в придачу. Я приехал на Север один, а моя дражайшая половинка осталась тосковать в славном Севастополе по причине пятимесячной беременности. Рисковать здоровьем будущего наследника после долгих раздумий я не рискнул, а потому убыл на защиту Заполярья один, с двумя чемоданами обильного вещевого аттестата, 150 рублями в кошельке и неистребимой верой в наш Военно-морской флот.
Передислокация на северные рубежи родины прошла без замечаний, в компании таких же, как я, выпускников Голландии и примкнувших к нам выпускников других военно-морских учебных заведений. Воспитаны мы были в одном духе и с одним идеологическим уклоном, поэтому добросовестно звенели стаканами в течение двух с половиной суток, морально готовя себя к предстоящим тяготами и лишениям воинской службы.
Добравшись этаким веселым цыганским табором до Гаджиево, мы завалили чемоданами и сумками однокомнатную квартиру нашего наиболее смекалистого товарища, заранее подсуетившегося на стажировке и оккупировавшего брошенную и никем не занятую жилплощадь. Товарищ потрудился на славу, отремонтировав эту хибарку, и обвесил двери квартиры убедительными на вид замками. Потом таким же, но уже не очень веселым коллективом мы отправились в штаб флотилии, в отдел кадров. В этом священном для всех военнослужащих месте нас радостно и быстренько рассовали по экипажам и незамедлительно отправили представляться своим будущим командирам. Кого куда. Некоторых даже в далекий Северодвинск. Мне повезло больше, и я в этот же день узнал, что такое Оленья губа и как туда можно добраться в условиях полного отсутствия транспортного сообщения.
В Оленьей губе, а точнее — в ее тылу, нас приятно удивила флотская оперативность, а точнее — то, с какой скоростью в части сделали все выписки, а в тылу выдали кучу денег, подъемные и еще какие-то непонятные компенсации, а также нагрузили мешком дополнительного вещевого довольствия, после чего все это добро пришлось переть на себе, аж до оленегубской развилки, на остановку автобуса, который, естественно, пришлось ждать минут сорок. В этот же день такие же холостяки, как я, покинули перезаполненную квартирку и резво переселились в офицерскую гостиницу, в шикарные четырехместные номера с видом на баки с мусором и стенку соседнего дома, где и привели себя вечером в приподнятое настроение посредством заранее припасенного алкоголя еще крымского разлива.
Надо сказать, что в этот насыщенный событиями день я успел совершить еще одно деяние. Дело в том, что в Гаджиево служил один из моих друзей детства, Мишка Бронзис, школьный выпускник моего года, миновавший в отличие от меня суровую школу срочной службы и поступивший в училище с первого захода. После его окончания Мишка попал служить в Гаджиево и отдавал свой долг Родине в той же дивизии, куда распределили и меня. Со слов его мамы, навещенной мной в первый после выпуска отпуск, он со дня на день собирался убыть в град Северодвинск, сроком на два года, для ремонта своего «парохода». Она же снабдила меня его адресом и скромной посылочкой сыну. А потому в промежутках между походами в штаб флотилии, выездами в Оленью губу и бытовым пьянством в гостинице я трижды забегал по указанному адресу, но Мишки не застал, и в последний раз оставил записку с обещанием заглянуть на следующий день. По какой-то необъяснимой глупости я не написал, где ночую, а просто обещал зайти завтра. А завтра была суббота.
