Потом я начал держать ванну воды про запас, пополняя оттуда чайники и кастрюли, а когда хотел помыться, ставил ведро воды на плиту, для ополаскивания, и опускал в ванну, два ведерных кипятильника, изготовленных в славном городе Ижевске. Они натруженно гудели, пытаясь вскипятить ванну, а я стоял рядом, на резиновом коврике в резиновых перчатках, помешивая воду в ванне деревянной лопаткой, как предписывали руководящие документы по эксплуатации электроэнергетической системы корабля.
Время шло. Мой экипаж вернулся из отпуска и подналег на береговые наряды. Караулы и камбузные наряды, патрули и КПП, дежурство по казармам. Все завертелось сплошной каруселью. Экипаж лихорадило, он жил в ожидании еще призрачной, но уже явной ссылки в Северодвинск на смену первому экипажу, а отдельных офицеров периодически вырывали на другие корабли дивизии, стоящие в дежурстве или выходящие в море.
Так, на втором месяце службы я снова оказался на корабле, подменив в боевом дежурстве одного из приболевших командиров отсека. Тамошний комдив раз мне быстренько объяснил, что любознательность молодых лейтенантов у них на борту не приветствуется, приказал ни до чего не дотрагиваться руками, а весь свой недельный срок прикомандирования изображать манекен офицера БЧ-5 на ПУ ГЭУ, при построениях и в каюте. После чего я был предоставлен в распоряжение старого седовласого «пятнадцатилетнего» капитан-лейтенанта Михея, которого на корабле все очень уважали, за глаза ласково называя «дедом Михельсоном», намекая на явные следы еврейской нации на его лице. За долгие годы, проведенные в прочном корпусе, Михей заработал хронический геморрой, стал спокойным, как тюлень, и мудрым, как раввин на пенсии. Он много знал, многое видел и теперь старался одарить мир той мудростью, которая его не на шутку переполняла. Михей очень обрадовался моему появлению, так как всем окружающим он уже основательно успел поднадоесть своими нравоучительно-философскими трактатами, и на корабле даже из курилки старались побыстрее смыться, когда в дверях возникала его долговязая фигура. В первую же ночь в боевом дежурстве Михей усадил меня на пульте ГЭУ и в течение трех или четырех часов долго и витиевато объяснял саму суть, скажем даже, глубинную составляющую службы на подводной лодке, да еще и в ранге управленца. Широта мышления деда Михельсона, заставляла его мысль колебаться, от рождения христианства до особенностей функций детородных органов енотов и барсуков, в то же время как-то органично вплетая все это в беспощадную критику корабельных распорядков и бездарность командования. Надо сказать, что при всем этом возрастном кризисе, специалистом в своем деле Михей оказался отменным, и многие знания, которые я получил от него, пригодились мне до самого конца службы. Просто к его подаче знаний надо было привыкнуть и научиться отделять зерна от плевел.
Где-то через пару дней, придя на очередное дежурство, я невзначай пожаловался на фатальную невозможность просто помыться дома. Михея этот вопрос чрезвычайно заинтересовал, и я в течение пары часов добросовестно выслушал историю возникновения града Гаджиево, строительства домов, а также особенностей полярной воды, химических процессов, протекающих в ней, степени влияния ее жесткости на стенки металлических труб, промышленные способы очистки труб, перспективы перехода на пластиковые трубы и еще очень много сопутствующего. А закончил свою лекцию Михей очень просто и коротко:
— Да возьми баллон и продуй подводки. Враз всю накипь вынесет! Что, не инженер что ли? Их на днях как раз подбили на полигоне.
И пнул ногой лежащие грудой на палубе идашки и костюмы СГП.
С тем, что я инженер, я, конечно, согласился, в душе, правда, немного сомневаясь, а вот поинтересоваться, каким баллоном, застеснялся, точнее, поостерегся вызвать своим вопросом новую лекцию на несколько часов. Но мысль разом разделаться с недостатком водоснабжения в квартире очень прочно засела в моих мозгах.
За пару часов до схода на берег я пробрался на ПУ ГЭУ и вытащил ближайшую идашку. Кислородный баллон я брать поостерегся. Мало ли что. А вот азотно-гелиевый засунул в портфель без каких-либо сомнений, не припомнив за обеими составляющими содержания баллона каких-либо особых взрыво- или пожароопасных свойств. Как назло, после построения дежурных смен на пирсе, никого сразу не отпустили, а сначала спустили снова в прочный корпус доделать что-то недоделанное, потом провели внеочередной доклад, затем снова выстроили народ на пирсе, чтобы вычислить сбежавших, и только после этого распустили домой. В итоге в квартиру я ввалился где-то около 22.00. Пока суть да дело, перекусил, попил чайку, стало уже около 23 часов. Но, как говорится, трудности героев не смущают, и я, несмотря на поздний час, решился произвести продувание, да к тому же будучи еще очень неопытным офицером, сильно опасался, что вдруг утром обнаружат отсутствие этого самого баллона.
Продувание решил произвести из ванной. Как известно, от общего стояка трубы идут до кухни, по пути ответвляясь в ванну и туалет. Мое творческое инженерное мышление подсказало, что, присоединив баллон вместо душа и открыв краны на кухне, я смогу одним махом продуть трубу от ванной до стояка и от ванной до кухни. Резьба военно-морского баллона, естественно не подошла к штатской резьбе душевого смесителя, но, порывшись в мишкиных ящиках, я нашел несколько разных переходников, из которых умудрился сотворить один, и внешне достаточно надежный. Потом открутил душ, привернул баллон. На кухне открыл оба крана и пустил течь воду, если это капанье можно было так назвать. На раковину накинул сложенную втрое старую разовую простыню, чтобы не забрызгать стены, и перед завершающей фазой решил перекурить. Дымя на кухне сигаретой, я ловил себя на мысли, что тут что-то не так, что-то неверно, но, затушив окурок в пепельнице, я прогнал прочь все слабохарактерные сомнения.
Заходя в ванну, я машинально взглянул на часы, висящие в коридоре. На них было 23.40. Я перевел воду на душ и открыл оба крана. Даже в такое позднее время слабое давление в магистрали и обросшие трубы не давали воде хотя бы побороться с возникшей на ее пути преградой в виде баллона. Из переходника даже не закапало. Собравшись с духом, я начал медленно поворачивать вентиль АГК-баллона. В смесителе зашипело, но не более того. Не открывая дальше баллон, я метнулся в кухню. Под простыней так же мерно капала водичка, немного ржавая, но с отсутствием позитивных изменений. Я вернулся в ванну и еще добавил воздуха. Вернувшись в кухню, опять убедился, что все без изменений. И тогда, в третий раз оказавшись перед баллоном, я взял и, не подумав о последствиях, открыл баллон на полную.
Сначала было тихо. А потом где-то внутри исподволь начал рождаться длинный и протяжный стон. Рождался он минуты полторы. Как будто по нарастающей глубоко застонал весь дом-ветеран каждым своим кирпичиком, арматуриной и батареей. Уже после, когда я первый раз услышал в море, каким звуком сопровождается падение аварийной защиты реактора, я понял, на что это было отдаленно похоже. А после этого звука что-то одновременно грохнуло на кухне и в туалете. Я выскочил из ванной. На кухне моим глазам предстало феерическое зрелище. Из вырванного с корнем крана в потолок непрерывно била красно-коричневая, толстенная струя воды. Сам кран, вместе с простыней, торчал из дверцы навесного шкафа, куда его воткнула дикая сила воздуха. Ойкнув, я бросился в туалет, чтобы перекрыть водяной кран. Но и там картина была не лучше. Из-под сдвинутой крышки туалетного бачка вытекали волны ржавой воды, они уже успели затопить почти весь туалет и пытались перелиться через порог. На мое счастье, кран оказался исправен, и через несколько секунд я перекрыл воду. Стало тихо, и слышалось только журчание сливающихся остатков воды из бачка. Я облегченно вздохнул. И вдруг услышал, как начал просыпаться весь подъезд подо мной.
Весь подъезд, а точнее — все квартиры по моему стояку, наверное, уже мирно спали, когда я проводил свой эксперимент. И что ни говори, акустика в старых домах хрущевского разлива была отменная. Сначала я услышал истошный матерный крик прямо из-под ног, из квартиры, что была подо мной. Потом в ночной тишине послышались крики уже с более низких этажей, и стали непрерывно хлопать двери. В ночном подъезде закипела жизнь. Как-то невзначай пришла мысль, что виноват-то во всем я, хотя всех последствий я еще не представлял, и что можно и по чайнику получить… от содружества жильцов. Я юркнул в ванную комнату, и, лихорадочно скрутив баллон со смесителя, засунул его под ванну. И сразу раздался звонок в дверь. Выбежав в прихожую, я отпер замок. За дверью стоял сосед с четвертого этажа, предпенсионного возраста майор-краснопогонник из тыла, в майке и топорщившихся на коленях спортивных трениках.
— Это не ты здесь нахимичил с водопроводом? — без длинных предисловий прорычал тыловик.
